ж! Смотри. Сколько у тебя сейчас в наличии? Прикинем.
Я назвал имеющиеся суммы — на счету и по карманам. За последний поход расчёт, между прочим, с премиальными получил! Тридцатка сверху.
— М-хм… Тыщу на свадьбу откидываем. Три — сразу на двигатель. Четыреста пийсят — если машину решишь брать… Итого… да у тебя ещё сто двадцать рублей на расплод остаётся! — воскликнул зять. — С банковским займом можно повременить, а за машину… восемьдесят два рубля через месяц. Всего-то! И чего ты киснешь? «Дельфин» позавчера в рейс на Австралию ушёл, — Афоня чуть понизил голос, — а там расценки ещё выше. Следующим месяцем все хвосты перекроешь.
— Да я, в общем-то, не из-за этого…
Чё уж, цифры в столбик посчитать я и сам прекрасно могу.
— А чего? — и тут Афоня догадался: — А-а-а… Деньги на свадьбу уж отложены, а предложение ещё не сделано, так?
И снова мне пришлось согласиться. По родительскому уговору выходило, что они наш союз одобряют, но по нынешним вольным временам дают нам свободу выражать своё согласие. Это значит, я о том согласии должен Серафиму сам и спросить. И эта обязанность тяготила меня хуже булыжника.
23. НЕПОВТОРИМОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Афоня пригладил аккуратную бородку:
— Илья. Скажу тебе как человек, выполнивший всю самую тяжёлую работу лично: за тебя, считай, почти всё уж и сделали! Я когда за Катенькой полетел, вовсе даже не уверен был… да ни в чём не был уверен! Так боялся, что она меня лесом пошлёт, со всеми моими цветами и дирижаблями… И с родителями мы уж после разговаривали. А у тебя, считай, согласие в кармане! Знаешь, сколько ухажёров твоя цаца отшила? Мне Катерина все уши прожужжала.
— Каких ещё ухажёров? — я немедленно перестал терзаться сомнениями и преисполнился возмущения.
— Таких! Обыкновенных. С букетами и конфетами. Пороги ихнего дома оббивали, напрашивались на визит, — Афоня потянул графинчик и наполнил рюмки, себе и мне. — Давай-ка, выпей рюмочку для прояснения в голове, а то сидишь бледный, как институтка.
— Да я с утра не евши…
— Так закуси. Блинчики вон с икорочкой, милое дело. А то салатика не хочешь? С телятиной, весьма недурён. Давай! — он слегка чокнулся своей рюмкой с моею, по ресторану разнёсся тонкий мелодичный звон. — За удачное сватовство!
После такого тоста я никак не мог не выпить.
— Салат ешь-ешь! — Афоня вернулся к солянке. — Иль спагетти с мясом возьми. Закусывай!
— Не хочу я вашу лапшу итальянскую… — я цапнул с тарелки свёрнутый рулетиком масляный блин, внутри которого краснели икринки.
— А напрасно! — Афоня подвинул к себе тарелку. — Так вот, что я говорю, Илюха. Можно, конечно, пойти путём проверенным, старинным.
— Это к свахе обратиться?
— Ну да. За мзду малую наведёт тебе всю дипломатию.
Я тяжко вздохнул:
— Да думал я… Всё не то.
— Согласен, — Афоня снова потянулся к графинчику. — Нынешние девицы — не то, что ранешние. Нынешние, понимаешь… смелость любят. А сваху пригласил — вроде как за чужую юбку спрятался, соображаешь?
Об этом я тоже думал. Скажет ведь: двух слов не насмелился связать. Стыдоба…
Я сам не заметил, как в руке у меня оказалась вторая рюмка и зять под лёгкий звон произнёс:
— Ну, за твою решительность и её покладистость!
— Афоня, ты чё творишь, я ж неевши!
— Так я тебе и говорю: закусывай, не сиди снулой рыбой. Взбодрись давай, девушки весёлых любят.
— Вот и взбодрюсь, когда до Шальновых дойду.
— Настроение в себе заранее сформировать надо, — поучительно поднял вилку Афоня и опрокинул рюмку. — Не держи, примета плохая.
Пришлось выпить, заел вторым блином.
— Всё, хватит мне.
— Да чего тут оставлять? — зять поболтал графинчиком, в котором плескалось на донышке. — Одному мне много, а на двоих — в самый раз.
— Чую, никуда я сегодня не пойду. Скажут ведь: пьяный припёрся.
— Да не смеши меня, стакан на двоих! Единственное, не евши ты… — он щёлкнул пальцами, и пробегавший мимо официант мгновенно изменил своё направление в нашу сторону:
— Слушаю-с?
— Любезный, порцию солянки, да поживее!
— Сметаны, зелени желаете?
— И сметаны, и зелени, и этих ваших оливок чёрных, и лимончика. Тащи!
— Сей момент!
— Аппетита нет, как есть через силу… — вяло попытался отбиться я.
— Слушай меня! — сурово сказал Афоня. — Попрёшься голодный, в самый неподходящий момент живот начнёт урчать. Оконфузишься, кавалер.
Этот аргумент меня немного напугал. Нет уж, предложение должно делаться со всей торжественностью. Так что солянку (действительно отменно вкусную) я съел, а вместе с ней употребил и третью рюмку коньяка. Вроде как, даже взбодрился.
— Ладно, Афоня, пойду. Сегодня не знаю даже, получится ли к вам зайти.
— Так давай завтра! У младшенькой же именины, как раз и родня вся соберётся — всем сразу покажешь.
— Завтра, что ли? Я и забыл со всеми походами.
— Ну вот! Да с Серафимой приходите. Она чтоб уж на правах тётушки, — посмеивался Афанасий, выходя со мной на улицу. — Ах, я и забыл! — он вынул из внутреннего кармана какие-то леденцы в крошечной коробочке. — На-ка парочку.
— Эт чё?
— Маманя делать приловчилась, где-то выкопала рецепт. Чтоб с похмелья не болеть, и сразу запах приятный, мятный. Никаким алкоголем даже и не протянет.
— М-гм. А мне не предлагает!
— Да не успела ещё. Ну, давай, братец, с Богом! Может, подвезти тебя?
— Не, пройдусь, заодно конфету не торопясь употреблю. Спасибо! — я развернулся и пошагал в сторону дома Шальновых.
Куплю букет — и к ней. Долго тянуть — только хуже. Что я, в самом деле, дурнее других, что ли? Так я бодрился минут пять, пока не почувствовал в себе решимость к предстоящему разговору.
Потом я начал представлять, как войду, да как она выйдет, да что я ей скажу. Загнанная в угол паника робко вякала, что (может быть, на наше счастье) Серафимы не окажется дома — ну, вдруг, в гости к подружке ушла? Или с тётей на моцион. Может же такое статься?
Здравый смысл сурово обрубал эти жалкие страхи: если не сегодня, то завтра объясняться придётся, и лучше бы уж сразу, чем всю ночь мучиться.
Шумно, в общем, было в моей голове и уж точно не скучно. Так я дошёл до цветочного магазина, и продавщица, поглядев на меня, безошибочно предположила:
— Предложение делать?
Я молча кивнул.
— Без паники! Мы соберём вам неотразимый букет. Колец ещё не покупали?
Я прям остолбенел:
— Нет! Ах ты ж, Господи…
— Спокойно, молодой человек! Это не обязательно в день предложения. Вот когда объявление будет — тогда надо. Я просто спрашиваю, чтобы понимать, какую лучше композицию сделать.
Ну, до сих пор эта мадам ни разу не промахнулась — все её цветы вызывали у Серафимы благосклонные улыбки, так что пусть спрашивает что угодно.
В этот раз букет получился пышный и такой… как говорит моя сестрица Наталья, «с намерением».
— Ну вот, теперь вы — настоящий жених! — с удовлетворением сказала цветочница, глядя на меня. Я посмотрел на себя в высокое зеркало, установленное в павильоне, и согласился. Вот, у женщины талант! Цветы заставить говорить — это прям чудо.
Отсюда до дома Шальновых было не больше минуты. Я всю дорогу наново составлял в голове действия и красивые слова: как зайду да как скажу. У двери протянул руку к звонку… и створка неожиданно распахнулась мне навстречу, выпуская Серафимину тётку.
— Ой, Илья Алексеевич! — расплылась та. — А мы вас только завтра ждали!
Все мои заготовки рассыпались в невразумительную кучу.
— А-э-э… а Серафима дома?
— Дома-дома! — округлила глаза тётушка и закричала в сторону лестницы: — Глаша! Проводите Илью Алексеевича в гостиную и пригласите Симочку! — и мне: — Я до своей квартиры, пенсне забыла. Возьму и вернусь.
— Понял, — брякнул я и пошёл за Глашей по лестнице.
Серафима, привлечённая криками, уже сама вышла в гостиную. Увидела букет, обрадовалась:
— Ох, какой шикарный! Великолепный, Илья, честное слово! Глаша, — она обернулась к прислуге, — будьте добры, поместите его в хорошую вазу. И… чаю поставьте, наверное.
Но не успела кухарка удалиться за дверь, как Сима схватила меня за руку:
— Илюша! Пошли гулять, пока не поздно? А то тётя сейчас придёт, начнёт свои нравоучительные беседы! Не хочу.
Совсем не так представлял я момент решительного предложения.Впрочем, может быть, где-нибудь в живописном сквере? Девушки, кажется, считают, что это достаточно романтично.
— Пойдём, конечно!
— Я только шляпку возьму!
Она пулей метнулась в свои комнаты, потом назад, с лестницы мы ссы́пались горохом, чтобы внизу нос к носу столкнуться с Ольгой Ивановной.
— Илья Алексеевич пригласил меня на прогулку по свежему воздуху! — прощебетала Серафима, и мы бочком-бочком просочились мимо тётушки.
— Будьте к ужину! — строго наказала она.
— Конечно, тётя, — заверила Серафима и потянула меня за угол.
Первое, чего ей всегда хотелось — скрыться от тёткиных надзирающих глаз. На соседней улице начинались магазины. Сима притормозила у одной из витрин, окинув себя критическим взором. Осталась довольна и живо обернулась ко мне:
— И куда же мы пойдём сегодня?
— Куда твоей душеньке будет угодно.
— Эх, жаль, карусели уехали, — она грустно вздохнула. — Как бы я хотела ещё раз прокатиться! И на «Ветерке», и на горках…
И тут — честное слово, сам не понимаю, как мне это в голову пришло — я предложил:
— Могу устроить персональный аттракцион.
— Это как? — она остановилась, глядя на меня снизу вверх своими огромными глазами.
— На «Саранче», — таинственным шёпотом пояснил я.
— Прям на настоящем шагоходе? — с весёлым ужасом уточнила Серафима.
— Ну, конечно. По тем просекам пронестись, где я тренировался — ух-х! Там тебе и горки будут, и ветерок — всё, что хочешь.