Ребята слушали отца затаив дыхание, а когда он кончил, они от радости, что повидают свет, с криком бросились колошматить друг друга. Затем притащили карту и стали изучать свой маршрут. И вновь душили в объятиях отца и мать, а Юра залез в будку к Орешку и, невзирая на его ворчание, рассказал, куда они поедут. Вечером старый Клапзуб вынужден был даже пригрозить палкой, чтобы загнать ребят в постель. А когда он погасил керосиновую лампу и пошел спать, Юрка поднялся, склонился над Франтиком, крикнул: «Дания» — и поддал ему под ребро. Франтик выкрикнул: «Швейцария!» — и принялся дубасить Юру. А остальные орали: «Дружище, Норвегия!» «Хитришь — Берлин!» «Господи, Париж!» «А как Испания?» «Англия!» — и в темноте кидались подушками. И снова они начали возиться и тузить друг друга, пока не запыхались. Затем уселись на постелях и стали советоваться, где кому лучше играть. Они были так взбудоражены, что не заметили, как проговорили до утра.
На следующий день в домике Клапзуба все перевернулось вверх дном. Ребята носились взад и вперед, укладывали необходимые вещи, затем их распаковывали как ненужные и тащили новые; крик и гвалт не прекращались до вечера, пока, наконец, все не было уложено, и семья уселась за последний ужин в Нижних Буквичках.
Мать плакала, прощаясь на третий день с сыновьями, и, право, ей было очень тоскливо ходить по опустевшему дому. С ней остался один Орешек, который не отходил от нее ни на шаг, разве только почесаться. Через неделю пришел почтальон и принес телеграмму: «Двенадцать ноль выиграла команда Клапзуба в
Берлине все здоровы». «Слава тебе господи, — вздохнула мать. — Я в этих делах не разбираюсь, ведь я только старая женщина, но, если бы тут не стояло нуля, кто знает, что бы делал отец!» И так приходили телеграмма за телеграммой, газета за газетой, письмо за письмом — и всюду говорилось о победах. Большой путь проделали клапзубовцы с севера на юг и, выиграв в Милане 6:0, отправились помериться силами в Испанию.
Это уже были не прежние деревенские ротозеи, которые на все пялили глаза, как в тот раз, когда впервые очутились на пражском стадионе. Они осмотрелись, пообтерлись среди людей, носили элегантные костюмы, остроносые ботинки и спортивные кепки. Все выглядели франтами, лишь старый Клапзуб ничуть не изменился.
— Коли я им нужен, примут и таким, каков есть, — отвечал он сыновьям, когда они уговаривали его одеться по-городскому. — В чем состарился, в том и буду ходить!
Сдвинув баранью шапку, старик вынул из кармана трубку с нарисованным на ней охотником и, закурив, напустил такого дыма в купе первого класса, что «выкурил» всех посторонних. Не каждый мог вынести крепкий табак Клапзуба.
III
Всполошилась не одна Барселона, а чуть ли не вся Испания. Всюду только и было разговору, как закончится игра чемпиона Каталонии с таинственной командой Клапзуба, о которой все средства связи сообщали самые удивительные сведения. Но, даже если три четверти этих сведений были раздуты, одно было достоверно — общий счет клапзубовских матчей, на одной стороне которого стояли числа, на другой — нули, что смахивало скорее на летоисчисление, чем на счет забитых голов. Понимая, что на карту поставлена его честь, правление футбольного клуба «Барселона» не раз собирало команду и комитет, чтобы решить, как им быть с чехами. Собрания проходили шумно и бурно, пока, наконец, не выступил со своим предложением Алкантара.
— Господа, думайте что хотите, — начал он свою речь на одном из собраний, — но лучше всего их сразу покалечить! Гарантия есть гарантия! Я еще не видел, чтобы полузащитник со сломанным ребром спас положение!
— Браво! — закричали остальные. — Мы сломаем ему сразу три! Гарантия есть гарантия!
— А по-моему, в первую очередь надо покалечить обоих полусредних и центрального полузащитника. Вполне достаточно для первого тайма.
— И вратаря! Перебить ему ключицу! Гарантия есть гарантия!
Тут же поступило предложение покалечить крайних нападающих и одного защитника. Один барселонец отстаивал принцип нападения в центре и рекомендовал тактическую комбинацию: центральный нападающий — центральный защитник — вратарь. Высказывались и другие соображения, и если бы удовлетворить все пожелания, то через пять минут после начала матча вся команда Клапзуба попала бы в хирургическую клинику.
— Отлично! — кричали игроки. — Тогда мы забьем им голов сколько хотим!
— Господа! — взял слово председатель. — Я искренно растроган вашим благородным стремлением обеспечить победу нашим цветам. Но все далеко не так просто, как вам кажется. Если мы их всех покалечим, то не забьем ни одного гола!
— Почему? Как это? Ого! Посмотрим! — орала команда.
— Господа, ничем не могу помочь, но мы не забьем им ни одного гола!
— Но почему же?!
— Потому что все время будем находиться в офсайде!
Игроки от удивления вытаращили глаза и притихли. В самом деле, ведь ясно, что если перед тобой никого нет, то ты находишься в положении «вне игры». Председатель воспользовался наступившим замешательством:
— Считаю, что не следует переходить границы. Видимо, предложение Алкантара на первых порах нас вполне устроит. Покалечим полусредних нападающих и центрального защитника, а дальше посмотрим. Если это окажется недостаточным, я просвищу начало национального гимна — и вы уложите крайних нападающих и защитника. А если и этого будет мало, прорвем среднюю линию, согласно третьему предложению. Только, ради бога, оставьте на поле хотя бы трех игроков, чтобы не было офсайда.
Это компромиссное предложение было единогласно принято, и все разошлись, довольные, что победа им обеспечена. На следующий день об этом узнала вся Барселона, и жители ее ликовали. Газеты тотчас поместили фотографии полусредних нападающих чехов Йозефа и Тонды и центрального защитника Карлика, сопроводив фото длиннейшим трактатом, в котором ссылками на историю, естествознание и математику доказывалось, что эти трое страшные грубияны и потому Барселона должна их остерегаться. Во всех парикмахерских, винных погребках и в кондитерских люди смеялись, а мальчишки нарисовали на фото три креста, словно с этими игроками уже было покончено на веки вечные, аминь. Такова была обстановка, когда команда Клапзуба приехала в Барселону.
До матча оставалось три свободных дня, и клапзубовцы ходили по городу, осматривая все, что привлекало их внимание. В первую
очередь они схватились за газеты, — больше всего об этом заботился старый Клапзуб. Но, какую бы газету он ни брал в руки, всюду видел фото Йозефа, Тонды и Карлика. И всюду над ними были поставлены крестики.
— Что это может значить? — ломал голову старый Клапзуб. И пока ребята шатались по городу, старик сидел перед гостиницей, яростно пыхтел трубкой и тщетно старался разгадать испанскую тарабарщину вокруг фото. Три креста, начерченные во всех газетах, нагоняли на него страх. В душе он поклялся по приезде домой заставить сыновей заниматься иностранными языками, чтобы за границей они не были так беспомощны, как он.
Наступило воскресенье. Хотя начало матча было назначено на пять часов, народ уже в полдень хлынул к стадиону. Люди теснились у входа, и в суматохе никто не заметил старичка иностранца, сидевшего в бараньей шапке, невзирая на испанскую жару, на тумбе возле дороги. Он покуривал трубку и поглядывал на двигающуюся толпу.
Еще никогда старый Клапзуб не был так озабочен, как сегодня. Он чуял в атмосфере что-то враждебное, коварное, но не мог понять, в чем дело. Ребята беззаботно гуляли — им-то что! Но сам он был как на иголках. В полдень старик принял решение. Ребят он запер в номерах гостиницы, чтобы с ними ничего не случилось, а сам отправился на разведку. Три креста не выходили у него из головы, но в чем тут дело, понять никак не мог.
Он сидел у дороги, смотрел на людей, и вдруг до него донесся шум и крики. Люди отбегали в стороны, теснились на тротуарах, а посреди дороги по направлению к стадиону двигались три кареты скорой помощи с красными крестами. Старый Клапзуб внимательно посмотрел на них, увидел три креста, подсчитал: одна, две, три кареты — сдвинул шапку и почесывал затылок, пока кареты не исчезли в воротах. Тогда он вынул трубку изо рта, сплюнул и пробурчал:
— Ах, черт возьми! Мерзавцы проклятые, вы значит... — и заморгал глазами.
— Да-да! — сказал он сам себе. — Такие черти на все способны. Миллион пропущенных голов... Хорошо, что я догадался, шакалы паршивые!
Вынув изо рта трубку, он выбил пепел, сунул трубку в карман и помчался сломя голову в гостиницу, стуча подковками башмаков.
Было ровно два часа дня, а в четыре за Клапзубами приехал автобус.
Обычно ребята ездили на стадион без багажа, но на этот раз Клапзуб стащил вниз по лестнице огромный чемодан, недавно купленный в Берлине; ребята даже не знали, что, собственно, в нем лежит. Слуга со швейцаром водрузили чемодан на крышу автобуса, ребята уселись, а старик, как обычно, устроился около шофера. Автобус зафырчал и покатил к стадиону. Старый Клапзуб повеселел было, но, как только по дороге увидел людей, которые, направляясь на матч, враждебно смотрели на его сыновей, не мог удержаться от проклятий и всю дорогу ругался.
Сыновья уже успели заметить странное настроение отца, но не могли понять, в чем дело. А теперь еще загадка: зачем этот огромный чемодан? На стадионе два служителя с трудом донесли его до раздевалки. Но старый Клапзуб молча ходил вокруг и только жмурился, как кот на солнце. А когда ребята стали раздеваться, он подошел к двери, ведущей в коридор, и запер ее, дважды повернув ключ.
Еще никогда ребята Клапзуба не одевались так долго, как в этот раз. Команда Барселоны уже давно вышла на поле, сорок пять тысяч зрителей ревели, кричали и свистели, судья с помощниками ходили как неприкаянные, — а клапзубовцев все не было. Наконец, среди черной толпы перед клубом что-то забелело, мяч взлетел высоко в воздух, и появилась команда Клапзуба. Сорок пять тысяч зрителей сразу замолкли и тотчас же покатились со смеха. Испокон веков, с тех пор как существует футбол, еще не появлялась на футбольном поле команда в такой одежде, какая сегодня была на клапзубовцах. Ноги у них бы