(дюны, черт бы их побрал, ДЮНЫ)
Глядели неотступно, немигающе.
И только тут Шапиро заметил самое скверное. Самое страшное, что только могло случиться. Он увидел, что лицо Рэнда превращается в дюну. Светлые борода и волосы – они затянули уже почти все лицо…
– Ты, – сказал Шапиро, – скоро умрешь. Если не укроешься в корабле и не напьешься, то скоро умрешь, понял?
Рэнд не ответил.
– Что ты торчишь тут? Чего тебе надо?
В ответ – ни звука. Лишь слабый шелест ветра и тишина. Шапиро заметил, что складки кожи на шее Рэнда забиты песком.
– Я одного хочу, – произнес вдруг Рэнд еле слышным, точно шелест ветра, шепотом. – Мне нужна моя запись концерта «Пляжных мальчиков». Она у меня в каюте…
– Чтоб тебя!.. – взорвался Шапиро. – У меня совсем другие заботы на уме! Я жду и надеюсь, что прежде, чем ты окочуришься, за нами прилетит корабль. Хочу увидеть, как ты будешь орать и отбиваться, когда они поволокут тебя с этого твоего драгоценного гребаного пляжа! Хочу увидеть, что будет дальше!
– А пляж, я смотрю, и тебя достал, – заметил Рэнд. Голос казался каким-то пустым и отдавал слабым звоном – так в октябре звенит ветер в расколотой, оставшейся на поле после сбора урожая тыкве. – Ты послушай, Билл. Послушай волну…
Рэнд слегка склонил голову набок и прислушался. В полуоткрытом рту виднелся язык. Он походил на сморщенную, высохшую губку.
Шапиро тоже прислушался. И действительно что-то услышал.
Он услышал дюны. Они пели. Пели полуденную песню воскресного пляжа – колыбельную, призывавшую вздремнуть. Заснуть и не видеть снов, спать долго-долго… Ни о чем не думать. И еще – крик чаек. Еле слышный шорох песчинок. Движение дюн. Да, он их услышал, дюны. Услышал и почувствовал – они так и тянут к себе.
– Ну вот, ты тоже слышишь… – сказал Рэнд.
Шапиро засунул в ноздрю сразу два пальца и начал ковырять – до тех пор, пока из носа не потекла кровь. Затем закрыл глаза. Сознание постепенно возвращалось. Сердце колотилось как бешеное.
Я почти как Рэнд… Господи… они почти достали меня!
Он открыл глаза и увидел, что Рэнд превратился в коническую раковину. Такую одинокую на длинном пустом пляже, впитывающую в себя все звуки – шепот погребенного под песками моря, шелест дюн, дюн и дюн…
О нет, не надо, простонал про себя Шапиро.
Надо, надо… Слушай волну… шепнули в ответ дюны.
И вопреки собственной воле Шапиро снова прислушался.
Затем всякая воля просто перестала существовать.
Он подумал: будет лучше слышно, если я присяду.
И сел рядом с Рэндом, скрестив ноги, точно индийский йог, и вслушался.
И услышал, как поют «Пляжные мальчики». Они пели о том, что им весело, весело, весело! Пели о том, что девчонки на пляже всегда под рукой. И еще он услышал…
…гулкое посвистывание ветра – не в ухе, а где-то во впадине между правым и левым полушариями мозга, – услышал, как он поет в темноте, соединяющей, точно узенький хрупкий мостик, то, что осталось от его сознания, с вечностью. Он уже не чувствовал больше ни голода, ни жажды, ни жары, ни страха. Он слышал лишь этот голос, поющий в бесконечной пустоте.
И тут появился корабль.
Он устремился вниз, дугой прочертив небо слева направо и оставив за собой длинный клубящийся оранжевый след. Гром сотряс все вокруг, несколько дюн обрушились, словно пробитые пулей мозги. От этого грохота у Билли Шапиро едва не лопнула голова, его затрясло и резко швырнуло на песок.
Но он почти тотчас же вскочил на ноги.
– Корабль! – заорал он. – Провалиться мне на этом месте… Господи ты Боже!.. Корабль! КОРАБЛЬ!
Это был грузовой орбитальный корабль, грязный и изрядно поизносившийся за пять сотен – или пять тысяч – лет непрерывной эксплуатации. Он скользнул по небу, выпрямился, принял вертикальное положение и начал снижаться. Капитан продул сопла ракетных двигателей, и песок под ними оплавился и превратился в черное стекло. Шапиро восторженно приветствовал этот первый раунд, проигранный песком.
Рэнд дико озирался, словно человек, которого пробудили от глубокого сна.
– Скажи им, пусть убираются, Билли…
– Ты ничего не понимаешь! – Шапиро прыгал вокруг, радостно потрясая кулаками. – Теперь ты у меня снова будешь в порядке и…
И он бросился бежать к кораблю длинными скачками, словно удирающий от пожара кенгуру. Песок цеплялся за ступни, не хотел отпускать. Шапиро бешено пнул его носком ботинка. Вот тебе! Имел я тебя в гробу, песок! Меня в Хэнсонвилле ждет милая. А у тебя никогда не будет милой, песок. У твоего пляжа просто не стоит, да!
Стальные двери на корпусе раздвинулись, в проем, словно язык изо рта, вывалился трап. По нему спустились три робота. За ними – мужчина, и самым последним – парень с гусеницами вместо ног. Должно быть, капитан. Во всяком случае, на голове у него красовался берет с символом клана.
Один из роботов сунул к носу Шапиро палочку-анализатор. Тот отмахнулся, рухнул на колени перед капитаном и обнял гусеницы, которые заменяли капитану ноги.
– Дюны… Рэнд… без воды… пока жив… пески его загипнотизировали… безумный мир… Господи, какое счастье! Слава Богу!..
Вокруг Шапиро обвилось стальное щупальце и резко, со страшной силой, отбросило его от капитана. Сухой песок запел под ним скрипучим насмешливым голосом.
– О’кей, – сказал капитан. – Бей ат ши! Мне, мне! Госди!..
Робот отпустил Шапиро и отошел, что-то сердито стрекоча под нос.
– Надо же! Проделать такой путь ради каких-то гребаных федов! – с горечью и раздражением воскликнул капитан.
Шапиро разрыдался. Ему было больно. Боль отдавалась не только в голове, но и в печени.
– Дад! Авай! Госди! Воды ему, Госди!
Мужчина, закованный в свинцовый костюм, швырнул Шапиро бутыль с ниппелем, предназначенную для условий низкой гравитации. Шапиро приник к пластиковой соломинке и начал жадно сосать, проливая прохладную кристально чистую воду на подбородок и грудь, на выгоревший под солнцем китель, по которому тут же начали расплываться темные пятна. Пил, задыхаясь, захлебываясь, потом его вырвало, потом он снова приник к бутылке.
Дад с капитаном не сводили с него глаз. Роботы стрекотали.
Наконец Шапиро отер губы и сел. Он чувствовал слабость и одновременно – полное счастье.
– Ты Шапиро? – спросил капитан.
Шапиро кивнул.
– Член клана?
– Нет.
– Номер «Эй-Эс-Эн»?
– Двадцать девять.
– Команда?
– Трое. Один погиб. Другой, Рэнд… вон там. – Он, избегая смотреть, махнул рукой в ту сторону, где стоял Рэнд.
Лицо у капитана оставалось бесстрастным. У Дада – напротив.
– Этот пляж его доконал, – сказал Шапиро, отвечая на безмолвный вопрос в глазах мужчин. – Может… шок. Словно загипнотизировали его. Все время талдычит о «Пляжных мальчиках», это ансамбль такой, но не важно… вы все равно не знаете. Не ест, не пьет. Одно слово – совсем плохой.
– Дад, возьми с собой кого-нибудь из роботов и приведи его сюда. – Капитан покачал головой. – Господи, это ж надо! Корабль федов! Нашли кого спасать!..
Дад кивнул. И пару секунд спустя начал карабкаться вверх по склону дюны в сопровождении одного из роботов. Тот походил на какого-нибудь двадцатилетнего любителя серфинга, живущего обслуживанием скучающих вдов и параллельно приторговывающего наркотиками. Но походка выдавала его еще сильнее, чем состоящие из сегментов щупальца, растущие откуда-то из-под мышек. Характерная для всех роботов медленная, даже какая-то болезненная походка, как у пожилого лакея, страдающего геморроем.
В рации, закрепленной на груди капитана, запищало.
– Да! Я! – ответил он.
– Это Гомес, шеф. Тут у нас ситуация… Радары и телеметрия зафиксировали большую нестабильность поверхности. Полное отсутствие коренной породы, за которую можно было бы зацепиться. Опираемся лишь на продукты сгорания, образовавшиеся при посадке, и это становится все труднее. Хуже не придумаешь. Оплавленный песок начал оседать и…
– Рекомендации?
– Надо сматываться отсюда.
– Как скоро?
– Пять минут назад, шеф.
– А ты, я смотрю, у нас шутник, Гомес.
Капитан надавил на кнопку и отключился.
Шапиро в страхе вытаращил глаза.
– Послушайте, Бог с ним, с Рэндом! Он все равно…
– Нет уж, я забираю вас обоих, – сказал капитан. – У нас не спасательный отряд, но Федерация хоть что-то за вас двоих заплатит. Правда, как я погляжу, не больно-то стоящий вы товар. Тот – псих, а ты дрожишь, как какое-то дерьмо цыплячье.
– Нет, вы не поняли! Вы…
Желтые глаза капитана злобно блеснули.
– У вас возражения? – спросил он.
– Послушайте, капитан, прошу вас…
– А если уж вы хоть что-то стоите, нет смысла оставлять вас здесь. Только скажите, сколько и где можно за вас получить. Считаю, что по семьдесят за человека будет в самый раз. Стандартная плата спасателя. Или вы можете предложить что-то другое, а? Вы…
Тут вдруг оплавившийся песок дрогнул у них под ногами… Нет, не показалось, он действительно заметно сдвинулся. Где-то внутри корабля включилась и завыла сирена. Лампочка в передатчике капитана мигнула и погасла.
– Вот! – взвизгнул Шапиро. – Вот видите, что происходит? А вы еще тут толкуете о каких-то ценах! НАМ НАДО СМАТЫВАТЬСЯ ОТСЮДА, И БЫСТРО!
– Заткнись, красавчик, или я прикажу моим ребятишкам тебя усыпить, – огрызнулся капитан. Голос звучал сурово, но выражение глаз переменилось. Он постучал по передатчику кончиком пальца.
– Капитан, у нас крен в десять градусов, и это еще не предел. Подъемник пока работает, но долго ему не продержаться. У нас еще есть время, правда, совсем мало. Давайте же, иначе корабль перевернется!
– Стойки его удержат.
– Нет, сэр, прошу прощения, капитан… не удержат.
– Тогда начинай подготовку к взлету, Гомес.
– Есть, сэр! Спасибо, сэр! – В голосе Гомеса отчетливо читалось облегчение.
Дад с роботом спускались к ним по склону дюны. Рэнда с ними не было. Робот отставал все больше и больше, а затем случилось нечто очень странное. Робот покачнулся и упал. Плюхнулся лицом вниз. Капитан нахмурился. Роботы так не падают. Так свойственно падать только людям. Или же манекену, которого кто-то нечаянно толкнул в универмаге. Да, именно так он и упал, с глухим стуком, фи