леты и подтяжки символы импотенции. Гарриш сомневался, что Боджи — импотент, хотя ничего о нем и не читал.
Он подошел к стенному шкафу, открыл дверцу, достал карабин («Магнум», калибр.352) с прикладом из орехового дерева, подаренный ему отцом, методистским священником, на Рождество. Телескопический прицел к карабину Гарриш купил сам, в марте.
Действующие в колледже инструкции не допускали хранения оружия в комнатах общежития, даже охотничьих карабинов, но контролировались они не очень жестко. Вот и Гарриш забрал карабин из камеры хранения днем раньше, самолично расписавшись на бланке-разрешении на выдачу оружия. Карабин он уложил в водонепроницаемый чехол и спрятал в лесу за футбольным полем. А в три часа утра сходил за ним и принес в свою комнату. Благо все спали и его никто не заметил.
Гарриш посидел на кровати, положив карабин на колени, поплакал. «Мыслитель» смотрел на него с туалетного сидения. Гарриш положил карабин на кровать, поднялся, подошел к столу Свина, взял керамическую скульптуру и хряпнул об пол. И тут же в дверь постучали.
Гарриш спрятал карабин под кровать.
— Входите.
Вошел Бейли, в одних трусах. Из пупка торчала вата. Вот уж у кого не было будущего. Женится Бейли на глупой женщине, народятся у них глупые дети. А потом он умрет от рака или инфаркта.
— Как химия, Курт?
— Нормально.
— Слушай, а конспекты не одолжишь? У меня экзамен завтра.
— Сжег их сегодня утром.
— Блин! Господи, это проделки Свиньи? — он указал на останки «Мыслителя».
— Наверное.
— Зачем он это сделал? Мне нравилась эта скульптура. Я собирался купить ее у него, — острыми чертами лица Бейли напоминал Гарришу крысу. А трусы у него были старые, заштопанные. Гарриш легко представил его, умирающим от энфиземы в кислородной палатке. Пожелтевшего. Я мог бы избавить тебя от мук, подумал Гарриш.
— Как ты думаешь, он не будет возражать, если я позаимствую этих крошек?
— Пожалуй, что нет.
— Хорошо, — Бейли пересек комнату, осторожно переступая голыми ногами через осколки, снял плейбойских девочек. — И Богарт у тебя отличный. Пусть без буферов, но все равно есть на что посмотреть. Понимаешь? — Бейли всмотрелся в Гарриша, ожидая, что тот улыбнется, а когда его надежды не оправдались, добавил. — Как я понимаю, выкидывать этот постер ты не собираешься?
— Нет. Я собираюсь принять душ.
— Конечно, конечно. Веселого тебе лета, на случай, что больше не увидимся, Курт.
— Спасибо.
Бейли двинулся к двери, трусы свободно болтались на тощей заднице. Остановился, взявшись за ручку.
— Еще один семестр позади, Курт?
— Похоже на то.
— Отлично. Увидимся осенью.
Бейли вышел в коридор, закрыл за собой дверь. Гарриш посидел на кровати, потом достал карабин, разобрал, почистил. Приложился глазом к дулу, посмотрел на световую точку в дальнем конце. Ствол чист. Собрал карабин.
В третьем ящике комода лежали три тяжелых коробки с патронами. Гарриш положил их на подоконник. Запер дверь, вернулся к окну, поднял жалюзи.
Залитой солнцем зеленую лужайку оккупировали студенты. Куин и его идиот-приятель гоняли мяч, носились взад-вперед, как заведенные, словно муравьи перед замурованной норой.
— Вот что я тебе скажу, — обращался Гарриш к Боджи. — Бог разозлился на Каина, потому что Каин почему-то принимал Бога за вегетарианца. Его брат знал, что это не так. Бог сотворил мир по Своему образу и подобию, и, если ты не можешь съесть мир, мир сожрет тебя. Вот Каин и спрашивает у брата: «Почему ты мне этого не сказал»? А брат отвечает: «А почему ты не слушал»? И Каин говорит: «Ладно, теперь слушаю». А потом как звезданет братца и добавляет: «Эй, Бог! Хочешь мяса? Давай сюда! Тебе вырезку, или ребрышки, или абельбургер»? Вот тут Бог и прогнал его. И… что ты думаешь по этому поводу?
Ничего не ответил Боджи.
Гарриш поднял окно, уперся локтями в подоконник, так, чтобы ствол «магнума» не высовывался из окна и не блестел на солнце. Прильнул к окуляру телескопического прицела.
Повел карабином в сторону женского общежития «Карлтон мемориэл». больше известное среди студентов как «Собачья конура». Поймал в перекрестье большой «форд»-пикап. Аппетитная студентка-блондинка в джинсах и голубеньком топике о чем-то разговаривала с матерью. Отец, краснорожий, лысеющий, укладывал чемоданы на заднее сидение.
Кто-то постучал в дверь.
Гарриш замер.
Стук повторился.
— Курт? Может, поменяешь на что-нибудь плакат Богарта?
Бейли.
Гарриш промолчал. Девушка и мать над чем-то смеялись, не подозревая о микробах, живущих в их внутренностях, паразитирующих в них, плодящихся. Отец девушки присоединился к ним, и теперь они стояли втроем, залитые солнечным светом, семейный портрет в перекрестье.
— Черт побери, — донеслось из-за двери. Послышались удаляющиеся шаги.
Гарриш нажал на спусковой крючок.
Приклад ударил в плечо, сильный, тупой толчок, какой бывает, если когда затыльник установлен, как должно. Улыбающуюся головку блондинки как ветром сдуло.
Мать какое-то мгновение еще продолжала улыбаться, потом ее рука поднялась ко рту. Она закричала, не убирая руки. В нее Гарриш и выстрелил. И кисть, и голова исчезли в красном потоке. Мужчина, который засовывал чемоданы на заднее сидение, попытался убежать.
Гарриш застрелил его в спину. Поднял голову, оторвавшись от прицела. Куин держал в руках мяч и смотрел на мозги блондинки, заляпавшие знак «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА». Тело лежало под знаком. Куин не шевелился. Замерли все, кто находился на лужайке, словно дети игравшие в колдунчиков.
Внезапно кто-то забарабанил в дверь, начал дергать за ручку. Опять Бейли.
— Курт? С тобой все в порядке, Курт? Я думаю, кто-то…
— Хорошо вода, хороша еда, велик наш Бог, не упусти кусок! — проорал Гарриш и выстрелил в Куина. Дернул за спусковой крючок, вместо того, чтобы плавно потянуть, и не попал. Куин уже бежал. Невелика беда. Следующий выстрел достал Куина в шею и тот пролетел футов двадцать.
— КУРТ ГАРРИШ ЗАСТРЕЛИЛСЯ! — раздался за дверью вопль Бейли. — Роллингс! Роллингс! Скорее сюда!
Его шаги замерли в конце коридора.
Теперь побежали все. Гарриш слышал их крики. Гарриш слышал, как звук их шагов по дорожкам.
Он взглянул на Боджи. Боджи сжимал в руках пистолеты и смотрел поверх него. Он взглянул на осколки «Мыслителя» Свина и подумал, чем занят сейчас Свин: спит, сидит перед телевизором или есть что-нибудь вкусненькое. Ешь мир, Свинья, подумал Гарриш. Заглатывай его целиком, без остатка.
— Гарриш! — теперь в дверь барабанил Роллингс. — Открывай, Гарриш!
— Дверь заперта! — пискнул Бейли. — Он так хреново выглядел, он застрелился, я знаю.
Гарриш вновь выставил ствол карабина в окно. Парень в цветастой рубашке прятался за кустом, тревожно оглядывая окна общаги. Он хотел бы убежать, Гарриш это видел, да ноги не слушались.
— Велик наш Бог, не упусти кусок, — пробормотал Гарриш, нажимая на спусковой крючок.
Пер. Виктор Вебер
Кратчайший путь для миссисс Тодд
— Вон едет эта Тодд, — сказал я.
Хомер Бакленд проводил взглядом небольшой «Ягуар» и кивнул. Женщина за рулем помахала рукой в знак приветствия. Хомер еще раз кивнул ей в ответ своей большой лохматой головой, но не поднял руки для выражения ответных дружеских чувств. Семья Тоддов владела большим летним домом на озере Касл, и Хомер уже давным-давно был ими нанят сторожем этого дома. Мне казалось, что он невзлюбил вторую жену Уорта Тодда столь же сильно, как ему ранее нравилась Фелия Тодд — первая жена хозяина дома.
Это было как раз два года тому назад. Мы сидели на скамейке перед магазином Белла, и я наслаждался апельсиновой шипучкой. У Хомера в руках был стакан простой минеральной. Стоял октябрь — самое мирное времечко для Касл Рока. Отдыхающие по-прежнему приезжали на уикэнды на озеро, но их становилось все меньше; и была просто благодать по сравнению с теми жаркими летними деньками, когда пляжи ломились от тысяч и тысяч приезжих отовсюду, вносивших в и без того накаленную атмосферу свои собственные и весьма агрессивные нотки. А сейчас был тот благословенный месяц, когда летних отдыхающих уже не было, а для выкладывающих большие денежки за свои причуды пришельцев-охотников с их огромными ружьями и столь же огромными палаточными лагерями еще не настали сроки прибытия в городок.
Урожай почти везде был уже снят. Ночи стояли прохладные, самые лучшие для крепкого сна, а потому таким стариканам как мне было еще просто рано и не на что особенно жаловаться. В октябре небо над озером заполнено облаками, медленно проплывающими где-то вверху подобно огромным белым птицам. Меня всегда удивляло, почему они кажутся столь плоскими внизу, у своего основания, и почему они там выглядят чуть сероватыми, словно тень заката. Мне это нравилось, так же как и то, что я могу просто любоваться отблесками солнечных лучей на воде и не думать при этом о каких-то жалких и никому не нужных минутах. Только в октябре и только здесь, на скамейке перед магазином Белла, откуда открывается столь чудный вид на озеро, мне иногда даже приходит в голову сожаление, что я не курильщик.
— Она не водит столь быстро, как Фелия, — сказал Хомер. — Я всегда удивлялся, как же это так здорово удавалось женщине с таким старомодным именем.
Летние отдыхающие наподобие Тоддов никогда особо не интересовали постоянных жителей небольших городков в Мэне, а уж тем более в той степени, какую они самонадеянно себе приписывают. Старожилы-резиденты предпочитают смаковать собственные любовные истории и ссоры, скандалы и слухи. Когда тот предприниматель-текстильщик на Амсбери застрелился, Эстонии Корбридж пришлось подождать добрую неделю, пока ее пригласили на ленч, чтобы послушать, как же ей удалось наткнуться на несчастного самоубийцу, все еще державшего револьвер в окостеневшей руке. Но зато о своем земляке Джо Кэмбере, которого загрыз собственный пес, местные старожилы не переставали судачить на все лады и до и после этого случая.