У персонажа была голова Диппи Хичкока, исполненная выдающимся местным скульптором, мистером Бенни Камински.
Голова была точно в том виде, в каком выдающийся скульптор ее изваял. Ничто в ней не изменилось. Но каким-то образом в атмосфере подземелья и в этом антураже на лице у нее образовалось выражение жуткого, безымянного ужаса, достаточное, чтобы надолго обеспечить кошмары кому угодно. Выпученные глаза, оскаленные в мучительном крике зубы – каждая черта несчастного страдальческого лица была полна страхом и отчаянием.
– Гммм, – сказал некоторое время спустя Бенни. – Должен сказать, у нас в логове она так никогда не выглядела.
– И, тем не менее, она хороша, правда, Диппи? – сказал мистер Добни, и остальные зрители, кажется, были с ним совершенно согласны.
– Вы только поглядите на страдание в этих глазах! – шушукались вокруг.
– Нет, я просто смотреть на него не могу!..
– С ним наверняка проделывали вещи, о которых даже помыслить страшно!
– Он явно испытал смертные муки…
Что ж, подумал Диппи, вообще-то это недалеко от истины.
Бал газовщиков
Глава первая. Любовофоби
Летом 1894 года в Ламбете наблюдалась острая нехватка преступлений, и Нью-катская банда оплакивала этот факт. Причем громко.
– Ума не приложу, что на них такое нашло, – сказал одиннадцатилетний Бенни Камински, в двадцатый раз кидая перочинный нож в балку на чердаке конюшни и в девятнадцатый промазывая. – Сдается мне, эти мерзавцы совсем нюх потеряли. И эту, как ее… силу воли.
– Возможно, они… ре-фор-ми-ровались, – высказал предположение Гром Добни, грязным пальцем поправляя очки на носу.
Гром был юноша с нежным сердцем, чуть помладше Бенни и всегда готовый думать о людях лучшее.
– Может, они решили завязать с преступлениями и заняться… ну, выращиванием овощей на продажу. Или плаванием. Типа как старый Диппи – он же бросил чистить карманы.
– Да он ни разу в жизни не обчистил ничьих карманов! – возразила Анжела Перетти. – Он просто выдумал, что был карманником, – хотел произвести на людей впечатление.
– Только это не сработало, – кивнула ее сестра-близнец Зерлина. – Впечатления он все равно ни на кого не произвел.
Двойняшки Перетти были на год младше Бенни с Громом. Девчонкам обычно не место в банде отчаянных сорвиголов, но к этим конкретным двойняшкам вся округа относилась с суеверным ужасом. Даже Громила Уоткинс из банды Нижнего Марша питал к ним здоровое уважение – это такое специальное уважение, которое очень способствует сохранению здоровья. Для своего возраста Анжела и Зерлина были маленькие – хорошенькие, будто ангелы, и настолько злонравные, что их и людьми-то назвать язык не поворачивался. Ни дать ни взять парочка лютых опасных духов из какой-нибудь древней Греции или Рима, каким-то чудом воплотившихся на пыльных улицах Ламбета. Как справедливо замечал Бенни, лучше, когда они у тебя в банде, чем где-то еще, неизвестно где, и все были с ним в том совершенно согласны.
Бенни нахмурился и пошел выуживать свой нож из соломы.
– Короче, если кто-нибудь в самом скором времени не устроит тут грабеж, или убийство, или хоть какое мошенство, я за себя не ручаюсь. Впору отказываться от карьеры детектива – у нее нет будущего. С тем же успехом можно идти попрошайничать на улицах. Да с тем же успехом можно с голоду помереть!
Пришел июль, а с ним тяжелая жара. Все кругом словно погрузилось в вялую летаргию – от воды в столичном питьевом фонтане до хвоста старого коняги Джаспера, сонно гонявшего не менее сонных мух на конюшне под штаб-квартирой банды. К тому же половина банды прохлаждалась не то в Ирландии, навещая очередных кузенов, не то в Манчестере – у очередных дядьев. Даже преступный мир, судя по всему, собрал манатки и свалил куда-то на каникулы.
Ни единого преступления, даже самого завалящего!
Какая плачевная перспектива.
Бенни еще разок прицелился в балку и метнул нож. Он серьезно подумывал стать Гаучо-Мастером-Ножа, как Поразительный Гонзалес, – они с Громом видели его в мюзик-холле на прошлой неделе. У сеньора Гонзалеса (чья фамилия в произношении Бенни почему-то рифмовалась с Уэльсом) имелась пригожая ассистентка по имени Карменсита. Он привязывал ее к доске и десятками метал в нее жуткого вида ножи на жуткой скорости. Когда ассистентку отвязывали, на доске оставался ее силуэт, окаймленный ножами. Но и это еще не все! Затем сеньор Гонзалес повторял трюк, но уже с завязанными глазами, а Карменситу при этом крутили вместе с доской и так быстро, что казалось, будто у нее дюжина голов и штук двадцать ног.
Разумеется, Бенни и сам без труда исполнил бы этот трюк, будь у него только набор ножей и ассистентка. А когда нож у тебя только один, да и тот перочинный, и никто из двойняшек почему-то не торопится послужить искусству, чего ты можешь добиться?
Правильно, ничего.
Весь мир был сейчас против Бенни. Он мрачно метнул нож. Тот снова зловредно отскочил от деревяшки и зарылся в населенную блохами солому под стрехой.
– Ну, зато мы заставили Дика встретиться с Дейзи в парке, – заметила Анжела. – Хоть что-то полезное.
Гром и Бенни мгновенно навострили уши. На этом можно сделать деньги.
– Он, наконец, собрался? – взволнованно спросил Гром. – Он будет делать предложение?
Дик Смит был молодой газовщик, весьма популярный в Нью-Кате игрок в крикет, а Дейзи Миллер – симпатичная молодая девушка. Все считали, что для Дика она будет идеальной партией.
Дик на самом деле тоже так считал. Как, собственно говоря, и Дейзи.
Впрочем, имелось одно затруднение: Дик был слишком застенчив, чтобы взять, наконец, и сделать ей предложение. Азартные жители Нью-Ката уже некоторое время бились об заклад, сподобится он на это или нет, а если да, то когда. Змееглаз-Мелмотт, местный букмекер, начал прием ставок с шести против четырех, что таки нет, и несколько человек уже приняли пари. В общем, Дик никак не мог заставить себя сделать решительный шаг, и Дейзи уже начинала терять терпение. Ставки, соответственно, выросли до двух к одному. При таких обстоятельствах, поставив шестипенсовик, вы могли выиграть целый шиллинг, и Бенни с Громом испытывали сильное искушение подтолкнуть Дика в нужном направлении.
Дело в том, что у них был секретный источник информации в лице двойняшек Перетти. Анжела немного помогала по дому у Смитов (за деньги, разумеется; выручила не то шиллинг, не то два), а Зерлина – параллельно у Миллеров, так что вместе они держали под контролем обе партии.
– Стало быть, они собираются встретиться в парке? – уточнил Бенни. – Когда?
– В шесть, – сказала Зерлина. – Это мы их туда отправили. Он наверняка скоро сделает предложение – может, даже сегодня. Если, конечно, наберется храбрости.
– Сколько вы поставили у Змееглаза? – поинтересовалась Анжела.
– Полкроны, – скромно сказал Бенни.
– А я – шиллинг, – добавил Гром. – Маловато, но все-таки. Мы просто не имеем права проиграть!
– Полагаю, нам стоит тоже появиться на месте свидания и придать ему немного сил, – задумчиво сказал Бенни. – Сейчас…
Он поднял неплотно лежащую черепичину в крышном скате и посмотрел на часы над ювелирной лавкой через улицу.
– Сейчас уже почти полшестого. Вперед! Идемте, приободрим нашего друга!
Парк представлял собой небольшую косматую лужайку, утопавшую в грязи по зиме и в пыли летом. В нем также имелись пара десятков деревьев, беседка для оркестра и пруд, который усердно бороздило семейство на редкость безнравственных и злонамеренных уток. Как-то раз Бенни, Гром и Дэнни Шнайдер (который сейчас как раз гостил у дядюшки в Манчестере) решили доплыть в чайном ящике на центральный островок площадью шесть квадратных футов, чтобы разбить там лагерь и обеспечивать себе пропитание, охотясь на местную фауну, – так, представьте, эти утки напали на них, да с такой яростью, что у Бенни до сих пор остался шрам на коленке!
После этого мерзкие птицы потопили чайный ящик, и поселенцам пришлось тащиться обратно, на материк, вброд, к великой радости их смертельных врагов, банды из Нижнего Марша.
С тех самых пор Бенни на пушечный выстрел не подходил к уткам и всякое упоминание о них встречал глубоким презрением.
– Утки? – говаривал он. – Какие утки? Ах, утки! А что, там, на пруду, правда есть утки? Надо же, никогда не замечал. Не могу сказать, что меня сильно интересуют утки.
К счастью, Дик и Дейзи должны были встретиться на скамейке возле оркестровой беседки, на безопасном расстоянии от пруда.
– Прямо за ней есть большущий куст, – доложила Анжела. – Мы можем спрятаться в нем и шепотом подсказывать Дику, что дальше говорить.
– Так ведь она нас тоже услышит, разве нет? – усомнился Бенни. – Довольно смешно, когда тебе делает предложение говорящий куст. Нет, нам нужно держаться подальше. Мы станем наблюдать за ними из беседки, а когда Дик ее поцелует, я выйду и заставлю его подписать бумагу, доказывающую, что он таки сделал ей предложение. После чего мы прямиком отправимся к Змееглазу. Шутка ли – два к одному! Я получу семь шиллингов и шесть пенсов, не считая поставленного!
– А я – три шиллинга, – кивнул Гром.
– Они же должны будут целоваться, после того как Дик сделает предложение? – уточнил на всякий случай Бенни.
– Иногда даже до того, – подтвердила Анжела.
– Иногда до того – больше, чем после, – назидательно подняла палец Зерлина.
– Как бы там ни было, мы не ошибемся, – подытожил Бенни.
Некоторое время – еще не пробило шести – банда ошивалась в беседке. Качалась на перилах, забрасывала палки на крышу, лазила по ограждению снаружи, так чтобы нога не коснулась земли, и занималась всякими другими интересными вещами, бдительно поглядывая одним глазом, не идет ли сторож, а другим – как там дела на скамейке, где Дик должен был встретиться с Дейзи.
Ждать пришлось недолго.
Без пяти минут шесть на скамейке нарисовался Дик, облаченный в свой лучший полосатый костюм для случаев, не связанных с работой. В дрожащей руке он сжимал вялый букетик фиалок.