ижины, постепенно увеличиваясь в размерах и теряя свою первоначальную форму.
Вождь проводил взглядом одно из колец, вздохнул, и сказал по-русски.
– Может хватить курить – и добавил, – курить – здоровью вредить!
Феликс невозмутимо затянулся в последний раз, контролируя огонёк, сожравший две трети сигареты, и, затушив окурок о глиняный пол хижины, аккуратно положил его в угли, после чего начал разговор.
– От лица … Только было начавшийся диалог был грубо прерван Луишем, прибежавшим откуда-то издалека и собиравшимся снова работать толмачом. Заскочив в хижину, он встал около вождя, и, заняв место за его спиной, приготовился переводить.
Штуббе сделал паузу и сказал, теперь уже по-немецки.
– От лица моего императора Вильгельма Второго, я уполномочен вести переговоры по приобретению в интересах Германии любых земель на территории Африки, и имею соответствующие документы. После этих слов, он вытащил из-под подкладки пробкового шлема пакет из плотной грубой бумаги. Раскрыв его, вынул несколько, вдвое сложенных, листов и передал их Луишу.
Смысл этих бумаг был аналогичным, по содержанию, документам капитана Леонардо де Брюлле. Как говорится, те же яйца, только в профиль. Началось изучение документов, которые Луиш, из-за плохого знания немецкого, долго читал, смешно шевеля при этом губами, но через десять минут он все-таки справился с мудрёным готическим шрифтом. Выслушав сбивчивый перевод, команданте Мамба начал разговор, снова перейдя на русский.
– И что вы можете предложить мне за мои земли? – на чистом русском обратился он напрямую к Штуббе.
Штуббе молчал, некоторое время, взвешивая слова на предмет их значимости, перед тем, как они сорвутся с его языка, и рассматривая вождя своими холодными, как лёд, и такими же прозрачными глазами. Молчал и вождь, в свою очередь, буравя оппонента взглядом чёрных глаз.
– Откуда вы так хорошо знаете русский язык?
– Мама научила!
– У вас была русская мать? Здесь? В центре Африки.
– Нет, не здесь! И это не имеет никакого отношения к делу. Что вы можете мне предложить?
Феликс наморщил нос, скептически глядя на дерзкого вождя, не самого большого в Африке, племени. Новые подробности личной жизни, и тайна происхождения вождя, только добавили пищи для размышлений, и топлива в топку мыслительного процесса его разума.
Мозг «кипел», обрабатывая мегабайты противоречащей друг другу информации. Того, кто сидел перед ним, не могло существовать от слова совсем, и, особенно, в это время. Ни о каких русских здесь не могло быть и речи, а тем более, о поистине мифических русских женщинах. Хотя…,мог иметь место совершенно фантастический случай, если предположить, что могли захватить в рабство какую-нибудь русскую женщину, например, в Турции, где она была, допустим, служанкой, у богатой дамы, приехавшей на отдых, или с мужем, по работе. Затем, переправили в Египет.
А оттуда, уже изрядно потасканную, перепродали дальше. Потом, она попала в Южный Судан, и где-то на задворках самой отдалённой провинции, нашла своё «счастье», став женой одного из племенных вождей, которому родила сына и смогла воспитать его, и, даже, научить говорить по-русски. Эта версия имела шанс на существование, и объясняла многие поступки странного вождя, но не все, хотя, эти новые, по настоящему «жареные», факты в корне меняли всё дело.
После нескольких минут раздумий, разговор продолжился.
– Я могу предложить три ящика с превосходными винтовками и запасом патронов к ним, а кроме этого, ещё железную утварь и множество мелких товаров. Украшения, ткани и прочее.
– Без сомнения, ваше предложение очень импонирует мне, – заявил я, – особенно, предложение винтовок. В наше смутное время, когда ценность человеческой жизни зависит от Винчестера и Кольта, на пару с товарищем Маузером, оно подкупает своей новизной и сдержанным оптимизмом…
Что-то мне надоело шифроваться. Достало уже всё. Свою версию моего происхождения я этому фрицу озвучил, теперь пусть думает сам, правда это, или художественный вымысел. А я пока покурю.
В окрестностях Банги оказалось несколько полей с росшим там, недавно завезённым, табаком, и теперь я достал импровизированную сигару, сделанную мною собственноручно. Её я сделал из листов табака, собранных на одном из таких полей. Деланно откусив её кончик, выплюнул в сторону, прикурил от, подёрнутых сизым пеплом, углей и задымил, как паровоз.
Немец не подал вида, хоть, несомненно, разозлился от моей выходки. Достав, в свою очередь, серебряный портсигар (уже второй раз за наш разговор), вытащил оттуда сигарету необычного вида, название которой я узнал от него гораздо позже, и заговорил на чистом русском языке, без малейшего акцента. Даже, наверно, более правильно, чем говорил я сам.
– Меня зовут Феликс фон Штуббе, и я офицер, понимаете – ОФИЦЕР. Ваше, поистине русское, хамство, возмутительно. Я не знаю, кто вас воспитал, кто родил, и, как вы смогли очутиться здесь. Но теперь я верю, что вы – действительно русский, хоть и производите впечатление настоящего негра, что нисколько не извиняет вас, раз вы в состоянии торговаться и ставить невыполнимые условия.
– За мной стоит моя команда из семидесяти человек, вооружённых винтовками и револьверами. А на борту моего кеча «Коготь» есть два артиллерийских орудия. И через двадцать минут боя от вашей армии, и этого негритянского городишки, не останется даже воспоминаний, только пепел.
– Зная, не понаслышке, менталитет русского народа, я прощаю ваше хамство и готов продолжить диалог… Для того, чтобы вы понимали… Мой родной старший брат служит офицером в гвардейском артиллерийском экипаже, а сам я родом из Гельсингфорса. Честь имею!
Я молчал, давно мне не щёлкали по носу, да так, что и сказать было нечего. Нет, я не воспитывался улицей. Воспитывался в вполне приличной семье, в принципе, обычной для моего времени. Папа – инженер, мама тоже работала. Но, вот как-то с честью, я не особо был в ладах. А тут – БАЦ! И сказать нечего.
Помолчал, покрутил дымившую сигару в руках. Вздохнул, ещё раз вздохнул. Штуббе молчал, выжидающе смотря на меня. Сигара дымила. Штуббе молчал. Луиш ничего не понимал, переводя свой взгляд с меня на Штуббе, и опять на меня.
– Хорошо, – наконец, «созрел» я для дальнейшего разговора, но, ведь, вы – тоже не ангел. С языка чуть не сорвалось слово «проходимец», но он был вовремя прикушен моими белыми зубами.
– Я думаю, что здесь, в Африке, господин капитан, вам тоже не раз приходилось вступать в сделку с совестью, и не только.
– Приходилось, – не стал отрицать очевидное Штуббе.
– Поэтому я прощаю вам хамство, и снова повторяю, я готов договариваться с вами. Уважаемый… негр, пардон, вождь чернокожих, взявший себе странное звание команданте. Вас же зовут Ван? – по-прозвищу, Мамба? О!!! Я понял… Ван, это же Иван!? Не так ли?
Растерявшись, я машинально поднёс сигару к губам, и сильно затянулся горьким дымом, от которого уже порядком отвык. Спазм перехватил моё горло, непривычное к табаку. Волевым усилием я сдержал, готовый вырваться наружу, кашель, вызванный табачным дымом. Мысли прояснились, чувство растерянности ушло. Пришло понимание ситуации, в которую я загнал себя сам.
Интуиция подсказывала мне, что юлить и выстраивать клоунаду, бесполезно. Мой собеседник был гораздо умнее меня, гораздо… Да, ещё и опытнее, вот у кого было чему поучиться. А я тут раскатал губу, что называется. На ум пришёл образ, виденных здесь, некоторых женщин и о, ужас! Девушек, с действительно раскатанной губой, не смешно! У каждой в губе было по небольшой, выточенной из куска дерева, тарелке. Меня передёрнуло от этих воспоминаний.
Это принял на свой счёт Штуббе.
– Я понимаю, что вы, как вождь, ответственны за племя, но, на эти земли претендует не только Германия и Бельгия, но и Франция. В ваших интересах обрести покровительство Великой Германии.
Ага, как же, знаем мы вашу Германию, и второй рейх, и, тем более, третий. Не надо нам такого счастья, ни мне, ни остальным неграм. Ладно, деваться действительно некуда, надо договариваться с ним. Не может быть, чтобы у него не было своих, именно своих…,исключительно, личных интересов.
– Я знаю. Поэтому и отказался продавать землю моего народа бельгийцам, отказываю в этом и вам. Вместо этого предлагаю торговое сотрудничество, и обещание буферной зоны, которую буду создавать не только здесь, но и в других направлениях, даже в интересах Германии, если она тайно поддержит меня и мой народ.
Штуббе, прищурившись, смотрел на меня, переваривая полученную информацию, потом нагнулся и прикурил пахитоску от, уже совсем потухших, углей. Затянулся сладким, пахучим дымом дорого табака. Выпустил тонкую струйку дыма. Снова затянулся.
– Я обдумаю ваше предложение, и доведу его до своего руководства, но, советую вам, ни на что не надеяться. Кто бы вы ни были, вы не сможете противостоять ни одной европейской державе, уж поверьте мне на слово… любезный.
Я согласно наклонил голову. Действительно, я не знал ни одной африканской территории, что не была бы захвачена и колонизирована европейцами, причём легко, и с минимальными потерями. Даже арабские страны, долго и умело сопротивлявшиеся колонизации, всё равно сдались перед техническим прогрессом и отлично вымуштрованными армиями европейцев.
Да. Но и белые люди здесь не выживут. Тяжёлый, жаркий и влажный климат, дикая природа, разнообразные ядовитые насекомые, и, особенно, болезни. Та же малярия, которую местные переносили более-менее легко, для европейцев стала настоящим бичом. А хинное дерево в Африке не росло, по крайней мере, пока. Помолчав, я продолжил разговор, сделав ещё одну затяжку, и выпустив целый клуб, дерущего горло, дыма.
– Я предлагаю вам продать мне оружие и прочие вещи, которые вы привезли для торговли. Могу предложить слоновую кость, ценную древесину и…
Не закончив фразу, я вытащил кожаный мешочек, и, подложив широкий пальмовый лист, что подал мне Луиш, высыпал на него горку необработанных алмазов. Дал знак Луишу отбросить циновку, закрывающую вход в хижину.