Дубинка, перевернувшись в воздухе, улетела за пределы ринга. Ярость, смешанная с ненавистью, мелькнула в чёрных глазах моего противника, и его метательный нож нанес удар в мою незащищённую спину, не прикрытую ничем.
Скорее чувствуя, чем наблюдая его удар, я швырнул свой щит на землю, сделав кувырок через себя, оттолкнулся щитом от земли, и, в свою очередь, швырнул свой хопеш. Хопеш звонко встретился с метательным ножом, поднятым в самозащите, и оба орудия полетели на землю.
Негр бросился на меня, с голыми руками. Щит остался лежать на земле. Руки у меня слабые. То ли дело, ноги. Сильный удар в голову противника, и, добавочный, лбом ему в нос, выбросил целый фонтан крови. Резкий удар коленом в живот выбил из него дух. Удар локтём в затылок опрокинул его лицом вниз, на землю ринга. Бой был завершён.
Приветственных криков я уже не слушал, хватало и того шума в голове, что появился у меня под конец боя, да и кровавая пелена перед глазами, не придавала эйфории. Подобрав оружие, я дал знак о завершении соревнований, где я подтвердил свой статус умелого воина, и вождя. Возвращаясь, усталый, обратно, я смотрел в спины довольных, как удавы, воинов.
Как же, почти каждый из них, имел возможность вступить в бой с самим команданте, и, даже, имел шанс победить. Главное, ведь, не победа, а участие, особенно, когда бьёшься с колдуном, и воином Мамбой. И я их понимал.
На следующий день мы приступили к очередным тренировкам. Все сотни, кроме хамелеонов и аспидов, тренировали опытные воины, специально для этого назначенные.
А с этими двумя сотнями, проводил занятия лично я. Ну, как проводил, в части засад и нападений я приводил им успешные примеры, из моей истории, вызывая удивление своими познаниями. Всё остальное они делали сами. Учили друг друга прятаться, сидеть в засаде, и прочее. При этом внимательно прислушивались к моим советам, которыми я старался помочь.
Воинов нужно было только направить в нужную сторону. Дети дикой природы, они чувствовали все нужное, отметая придуманное, или искажённое мною. Варьировали и изменяли, полученные от меня знания, подстраивая их под местную специфику.
Единственное, что они не умели, это стрелять, и ухаживать за оружием. Много, много труда мне стоило обучить их элементарным правилам стрельбы. Они не могли учиться на чужом опыте, только на своём, и только на печальном.
Из десяти винтовок, выделенных для обучения стрельбе, все десять были выведены из строя, как я ни старался следить за ними. У одной заклинил затвор, в другой грязь попала в такие щели, что я не смог очистить патронник, и патрон никак не хотел залезать в ствол. В третьей – разбили приклад, зачем-то используя его, вместо дубинки. Ну, и так далее…
Но, особенно, меня добило зрелище, когда, вроде уже обученный мною, воин, стал старательно вставлять в патронник патрон, от усердия вытащив свой язык, и прижимая его к щеке. Только вот, вставлял он его не пулей в ствол, а гильзой, и упорно продолжал запихивать, не понимая, почему он не лезет.
Минуты две я в шоке смотрел, что он делает. Потом опомнился, и спросил: «Ты что делаешь?»
– Вставляю маленький гром в ствол большого грома.
– Так он же у тебя не вылетит!
– У Накаи всё вылетает, он может вставить что угодно, и кому угодно. И радостно засмеялся… дебил.
– Ну вот, я тебе сейчас и вставлю, кое-что и кое-куда.
Почувствовав неладное, воин не нашёл ничего лучшего, как бросить, и то, и другое, и убежать, от греха подальше, и от моего гнева… Козёл, блин, чёрный. Или нет, не козёл – сайгак…, однорогий. Пся крев.
В результате, научиться стрелять, они – то научились, израсходовав все боеприпасы к французским винтовкам. И, довольно, неплохо. Но, вот ухаживать за оружием, ни хрена.
Что я только не делал, чего только не придумывал, всё бесполезно. Даже печальный случай разрыва ствола винтовки, никого не научил, кроме пострадавшего. Все остальные продолжали также стрелять, но отказывались чистить оружие, под разными надуманными предлогами. Либо соглашались, а потом обманывали,… сволочи чёрные.
К концу занятий я имел кучу неисправных французских винтовок, которые принёс в жертву прогрессу. Из пятидесяти четырёх, исправных осталось всего лишь двадцать девять. Ужас просто. Я не знал, что делать, и как приучить придурковатых детей природы ухаживать за оружием.
Самое обидное, что у них были даже кожаные чехлы для наконечников копий. Один из них красовался на моём копье, когда я брал его в дальний поход. А вот винтовка, по их мнению, была колдовством, а колдовство, в отличие от старого, доброго, холодного оружия, не нуждается в уходе и защите.
Уже почти отчаявшись, я, наконец, додумался до простого и очевидного решения, и, собрав всех стрелков, начал им объяснять.
– Винтовка – это живое существо, и, как всякое живое существо, она любит поесть. Но, у неё нет рук, поэтому, метать огонь постоянно, она не может. Потому что… что? Правильно, она устаёт, и хочет кушать. А глотка забита сажей.
– Поэтому, что нужно сделать? Правильно…, прочистить её горло шомполом, а потом залить в неё масло, которое она очень любит, особенно, пальмовое. Но, можно и любое другое.
– Что?… Мясо? Нет, мясо она не ест. Только, чистый жир, и, обязательно, жидкий, но, лучше пальмовое, либо другое, растительное, масло. А так как…, я повторяю, рук у неё нет, то надо, обязательно, заливать ей вовнутрь масло, и проверять, всё ли им смазано.
Негры оживились, загалдели, как, что-то не поделившие грачи, на мусорной куче, обмениваясь при этом бешеной жестикуляцией. С этого дня дело пошло на лад. И все винтовки постоянно блестели жиром, иногда, даже чересчур.
Все же разные. Один щедрый не в меру, другой скупой, до безобразия. Также они относились и к своему имуществу. Ну, а тех, кто не понял, а были, к сожалению, и такие, я нещадно… нет, не порол, наказывал огородными работами. Там им быстро вправляли мозги, и они возвращались обратно, на всё согласные, и, даже на то, чтобы кормить и чистить свою винтовку.
Теперь у меня была сотня чёрных стрелков, семьдесят пять из которых имели немецкие винтовки Маузер, едва пристрелянные, с большим запасом патронов. И двадцать пять, не менее чёрных, чем остальные, стрелков, вооружённых французскими винтовками, но без патронов, с одними штыками. Впрочем, штыки были неплохие, длинные, похожие на шпаги, они отлично подходили для колющего удара, и могли заменить копьё в рукопашном бою. Но, не винтовку же. А вот патронов, увы, больше не было. И взять их пока было негде.
Пора было собираться в дорогу, чтобы встретиться с Феликсом фон Штуббе. Прошло больше двух месяцев, которые, из-за всех этих трагичных событий, пролетели незаметно. А встреча с ним была назначена через четыре.
Процесс обучения был налажен, и не требовал моего непосредственного участия. Поля были вспаханы, и засеяны. Банановые деревья давно отцвели, и собирались вскоре наградить нас фруктами, и не только нас. О чём недвусмысленно напоминали, начавшие мелькать поблизости, облезлые обезьяньи хвосты, и, их не менее отвратные, задницы.
Мастерские снова заработали, выплавляя железо, создавая изделия из глины, обрабатывая шкуры зверей для производства щитов и придуманных кожаных доспехов. Доспехи состояли из нагрудника и большой пластины, прикрывающей живот воина. Ну, и шедевр местного творчества, сделанный по моим эскизам, шлем, больше похожий на помесь русской шапки-ушанки, будёновки, и средневекового шлема с бармицей.
Кожаные уши круглого шлема спускались вниз, закрывая шею и голову воина, как сзади, так и с боков, что придавало любому негру, надевшему его, совершенно гротескный вид. А нечего тут щеголять бритым черепом, извольте шлем…, кожаный.
Женщинам, на время моего отсутствия, тоже досталась работа, ткать полотно из растительного лыка. Примитивный ткацкий станок я вспомнил по картинкам, и долго объяснял его примерное устройство местным Кулибиным, пока они смогли понять, и начали мастерить что-то, донельзя примитивное, но рабочее. Город был защищён, как и любая другая территория, в округе пятисот километров, остававшимся моим недообученным войском. И я стал собираться в дорогу.
Глава 18. Унган
Дорога обещала быть трудной и извилистой. А мне необходимо посетить много разных мест, и разведать обстановку вокруг. И все это за полтора месяца, так что, надо было спешить, и ещё раз спешить. Первое место, которое я собирался почтить своим присутствием, это джунгли, откуда явились суданцы, и где жили мои друзья пигмеи. Их надо было либо отблагодарить, либо наказать, в зависимости от ситуации.
Взяв с собой две чёрные сотни: чёрных стрелков «хамелеонов», которыми командовал Ярый, и чёрных копейщиков «аспидов», подчинённых сотнику Момо, попрощавшись в боевом танце со всеми, я отправился в путь, оставив хозяйство на Бедлама и Луиша.
Бедлама я предупредил, чтобы присматривал за любовью Луиша, Мабеттой (а то, мало ли что), которая, естественно, выжила, и прекрасно себя чувствовала, играя бёдрами и грудью перед, счастливым от одного её вида, Луишем. Вот же осёл, но меры я принял, пускай, и не самые приличные…, приставив к ней в качестве подруги одну из негритянок, которая должна была обо всём докладывать Бедламу.
Честно говоря, и не одну, и не только к ней, ну, да это не важно.
Пройдя, разрушенный до основания Бырр, (ничего страшного, глиняные хижины, это не деревянные капитальные дома, быстро восстановят), где уже копошились выжившие, и не угнанные в рабство, жители, мы продолжили путь, не останавливаясь.
Саванна ложилась под наши ноги десятками миль, пока впереди не показались невысокие конусовидные горы, покрытые джунглями, знакомые мне по предыдущему походу. Вскоре, мы вошли в полумрак экваториальной зелени, и продолжили свой путь, ища пигмеев.
Просека, пробитая отрядом Аль-Максума, была ещё видна, но уже основательно заросла. Мы двинулись другой дорогой. Обе сотни щеголяли щитами, с намалёванном на них, белым кругом. Я шёл во главе отряда, пытаясь высмотреть в густой листве, за стволами деревьев и, переплетённых между собою кустарников, тщедушные тела пигмеев. Но пока тщётно.