В этом союзе Масуд играл ключевую координаторскую роль. Он не диктовал, а выступал посредником между этническими группами, налаживал диалог между шиитами и суннитами, таджиками, узбеками, хазарейцами и пуштунами. Его заслуга была в том, что он построил не вертикаль власти, а горизонт взаимного уважения.
Тактический гений Масуда проявился в военном руководстве операциями на севере и под Кабулом. Он снабжал союзников оружием, передавал разведданные, разрабатывал стратегию и помогал организовать штурмы крепостей. В то же время он сдерживал своих союзников от поспешных атак, заботясь о мирных жертвах, особенно когда Хекматияр начал обстреливать Кабул ракетами.
Когда в 1992 году режим Наджибуллы пал, а моджахеды вошли в Кабул, Масуд отказался от власти. Он предложил передать управление временной администрации, основанной на соглашении между фракциями. Масуд стал министром обороны при президенте Бурханутдине Раббани – попыткой сохранить баланс интересов.
Он не хотел становиться президентом, чтобы не разжечь новую междоусобную войну. Но мир оказался недолгим – Хекматияр отказался признать новое правительство, началась новая война, и Кабул снова превратился в поле боя.
Масуд защищал столицу не ради власти, а ради порядка. Он противостоял тем, кто еще вчера называл себя братьями. В этой сложной политической борьбе он проигрывал не на поле боя, а в хитросплетениях жадности, ревности и фанатизма. Но Масуд продолжал верить в диалог и единство. Он говорил: «Я не хочу быть правителем, я хочу, чтобы в Афганистане был порядок, в котором даже мой враг может жить без страха». Он строил мосты там, где другие сжигали мосты, он держал союз там, где другие продавали его.
Ахмадшах Масуд стал не только выдающимся полководцем, но и архитектором надежды – пусть и в трагической, разрываемой войной стране.
Глава VI. Отношения с Пакистаном, Ираном и США
Ахмадшах Масуд вел войну не только на склонах Панджшера, но и на дипломатических фронтах. Окружённый интересами чужих держав, каждая из которых преследовала свои цели, Афганистан стал ареной Холодной войны и региональных амбиций. Масуд, командир с горами за плечами, оказался в центре этой геополитической паутины.
Пакистан – союзник, ставший врагом
На первый взгляд Пакистан был главным тилом моджахедов – через него шло большинство оружия, денег и поддержки от США и Саудовской Аравии. Но на деле пакистанская разведка – ISI – делала ставку не на Масуда, а на культ Гульбуддина Хекматияра и радикальные суннитские группировки.
Почему? Масуд был независимым, образованным таджиком, умеренным и главное – не подчинялся приказам из-за границы. Он не позволял Пакистану создавать лагеря на территории Панджшера и блокировать его операции.
Пакистан видел в Масуде преграду на пути создания послушного афганского режима, через который Исламабад хотел влиять на Центральную Азию. Несмотря на то, что Пакистан поддерживал операции против Масуда, снабжая боевиков оружием и разведданными, Масуд ясно понимал эту игру.
Он говорил: «Пакистан – это не друг Афганистана, это сосед, который хочет сделать нас своим задним двором».
Позже, когда на сцену вышли талибы, Масуд был одним из первых, кто заявил:
«Это не афганское движение, это проект.»
Иран – прагматичный диалог и общая угроза
Отношения Масуда с Ираном были сложными, но в целом стабильными. Хотя Масуд был суннитом, а Иран – шиитским государством, их объединяла общая угроза – суннитский радикализм. Иран активно поддерживал хазарейские шиитские группировки в центральном Афганистане, но уважал Масуда как сдержанного светского лидера, способного остановить распространение экстремизма.
Через тайные каналы в 1990-х годах Иран передавал Масуду оружие, боеприпасы и политическую поддержку, особенно во времена подъема талибов. Иран не вмешивался напрямую в дела Панджшера, но рассматривал Масуда как стратегический буфер против талибов и их покровителей – Пакистана и Саудовской Аравии.
Масуд с уважением отзывался об Иране как о единственном соседе, который ведет с ними диалог, а не диктует приказы.
США – союзники по интересу, но не по духу
Отношения Масуда с США были парадоксальными. Во время советской оккупации ЦРУ активно финансировало моджахедов через пакистанский канал, но именно Пакистан контролировал, кому из афганцев эти деньги попадали.
Масуд не был любимцем ЦРУ, получал лишь крохи от американской помощи и был неудобен для Вашингтона: он не фанатик и не популист, был непослушным и думал на десятилетия вперед, а не на заголовки газет.
Он не раз пытался установить прямой контакт с ЦРУ и Госдепартаментом, но сталкивался со стеной непонимания. Американцы верили в победителей, им продавали Хекматияра и других лидеров, а Масуда игнорировали.
В начале 1990-х Масуд говорил: «Америка слепа – она вооружает своих будущих врагов.»
Когда талибы начали захватывать страну, Масуд в 1999 году через французских журналистов передал послание Западу: «Если вы не поможете нам сейчас, завтра террор придёт к вам. Это не просто афганцы – это интернациональная армия экстремистов. За ними стоит Аль-Каида. Они не остановятся. Они придут в Нью-Йорк.»
Но американцы не прислушались. Лишь в последние месяцы жизни Масуда, в 2001 году, США начали тайные переговоры с ним через ЦРУ – стало ясно, что талибы – угроза не только региону.
Масуд был готов к союзу, но не на условиях капитуляции.
Эпилог главы
Масуд был одиночкой на мировой шахматной доске, где игроки ставили фигуры, а он защищал свой народ, не играя по чужим правилам.
Он не искал союзов любой ценой – он верил, что лучше стоять в одиночку на вершине, чем быть частью каравана, идущего в бездну.
Пакистан – война, Иран – осторожное сотрудничество, Америка – разочарование и поздняя попытка услышать.
Но Масуд не изменил себе и потому остался в истории не как марионетка, а как человек с совестью и державным мышлением.
Глава VII. Штурм на Кабул: Масуд и падение режима
Падение просоветского режима Мохаммада Наджибуллы стало поворотной точкой в истории Афганистана. После десяти лет войны, вывода советских войск и ослабления центральной власти страна стояла на пороге перемен. В этой критической точке именно Ахмад Шах Масуд сыграл решающую роль в освобождении столицы и завершении одной эпохи, но одновременно начал другую – куда более мрачную.
Конец советской эры
К 1991 году правительство Наджибуллы держалось за счёт оставшихся советских военных поставок и советников. После распада СССР в декабре 1991 года этот поток оборвался. Кабул начал задыхаться: бензин выдавался по карточкам, боеприпасы были на исходе, верность армии вызывала сомнения.
Масуд внимательно следил за обстановкой. В отличие от других полевых командиров, он не бросился в лобовую атаку. Он понимал, что резкий штурм может превратить Кабул в пепел, и стремился к политическому урегулированию. Афганистан устал от штурмов.
«Мы должны войти в Кабул не как победители, а как строители новой страны освобождения», – говорил он.
С конца 1991 года Масуд усилил давление на правительственные войска к северу от Кабула. Его бойцы контролировали стратегические точки – Салангский перевал, Паграм, Чарикар. Параллельно он начал переговоры с генералами армии режима, убеждая их перейти на сторону моджахедов. Это был его стиль – интеллект вместо террора. Он знал, что падение режима возможно не за счёт ярости, а за счёт планомерной изоляции и деморализации противника.
Некоторые офицеры переходили к нему не только из страха, но и из уважения.
Вход в столицу.
В апреле 1992 года, когда в Кабуле начался политический кризис и окружение Наджибуллы попыталось его сместить, Масуд отдал приказ войти в город – но без разграбления, без репрессий, без мести.
22 апреля 1992 года его бойцы заняли Министерство обороны, аэропорт, стратегические высоты. Город не стал ареной массовой резни, как предсказывали. Масуд издал приказы о защите гражданских объектов, охране музеев, банков, школ. «Мы не пришли править, мы пришли остановить кровопролитие», – провозгласил он.
Масуд передал власть в руки временного исламского правительства под председательством профессора Бурхануддина Раббани. Сам он стал министром обороны – под давлением командиров и союзников. Он не стремился к трону. Но именно он удержал столицу от анархии в первые дни.
Наджибулла – конец эпохи
Символом падения режима стал Наджибулла. Бывший президент пытался бежать, но был остановлен в аэропорту и укрылся в здании ООН, где провёл последующие четыре года. Масуд не стал его преследовать и запретил расправу:
«Он побеждён. Не мы – судьи. Его история сама всё расставит», – говорил он.
Эта гуманность отличала Масуда от многих других. Он хотел начать новую страницу – без мстительности и массовых репрессий.
Краткая победа
Но победа оказалась краткой. Падение режима не принесло мира. Вскоре другие моджахедские фракции, особенно Хезб-и-Ислами под командованием Гульбуддина Хекматияра, начали оспаривать власть.
Масуд показал, что полевой командир может быть государственником. Его участие в падении режима стало примером ответственного вхождения в столицу. Но дальнейшие события показали: победить режим – не значит построить мир. Он выиграл битву, но знал – самая трудная война впереди. Это война за разум людей и за единство нации.
Глава VIII. Гражданская война и битва за Кабул (1992 – 1996)
Противостояние с Хикметияром
Кабул, весна 1992 года. Советские танки давно покинули страну, но запах войны не исчез – он въелся в пыль улиц, в камень разрушенных домов, в глаза детей, которые давно перестали улыбаться.
Когда режим Наджибуллы пал, афганский народ ожидал мира. Но вместо него началась новая война – на этот раз между теми, кто когда-то вместе сражался против внешнего врага. Победа над коммунистами обернулась борьбой за власть. Кабул, сердце Афганистана, стал ареной ожесточённой гражданской войны.