Ахмадшах Масуд, командующий силами Северного Альянса, вошёл в столицу по приглашению переходного правительства Раббани. Он стремился к национальному примирению. Но другой полевой командир – Гульбеддин Хекматияр, лидер радикальной исламистской партии Хизб-и-Ислами, отверг любые договорённости. Для него Кабул был трофеем, а не символом мира.
Хекматияр отказался войти в коалицию и начал массированный обстрел столицы. Его ракеты, установленные на холмах под Чарасьябом и Логаром, ежедневно обрушивались на жилые кварталы, убивая женщин, стариков и детей. Масуд в ответ не стал устраивать полномасштабное наступление. Он верил, что кровопролитие среди мирных жителей должно быть остановлено, и пытался вести диалог. Но диалог в этих условиях был как разговор со стеной – глухой, каменной и смертоносной.
«Каждый дом в Кабуле – это чья-то история, – говорил Масуд. – А для Хекматияра – это просто цель».
Между ними было больше, чем просто политические разногласия. Это было столкновение мировоззрений. Масуд – командир, сочетавший военное мастерство с утончённой стратегией и уважением к интеллекту, к образованию, к нации. Хекматияр – жестокий, фанатичный, амбициозный, готовый стереть Кабул с лица земли, лишь бы не уступить власти.
Кабул стал городом-призраком. Пыль от разрушенных зданий смешивалась с гарью пожаров. Люди боялись выходить из подвалов. Электричества не было, вода подавалась от случая к случаю. Детей хранили не в школах, а под лестницами. Каждый вечер над городом раздавался свист «Сакара» – и через секунду, где-то гремел взрыв.
Масуд построил оборонительные рубежи в северной части города. Его бойцы удерживали университет, телевышку, ключевые коммуникации. Сотни молодых моджахедов сражались под его началом – не за идеологию, не за деньги, а за честь, за страну, за надежду. Он лично инспектировал позиции, беседовал с солдатами, делил с ними хлеб, выслушивал раненых.
Но война с Хекматияром была не только на поле боя. Это была информационная и политическая война. Пакистан – бывший союзник в джихаде против СССР – теперь поставлял оружие и поддержку Хекматияру, надеясь продвинуть своего человека к власти. Масуд остался один – без международной поддержки, без признания, но не сломленный.
В 1994 году на юге появилась новая сила – Талибан. Масуд понимал: это новое зло, но и Хекматияр не был лучшим. Они одинаково мечтали покорить Кабул и установить диктатуру. Но Масуд не отступал. Он сдерживал Хекматияра на севере, защищая жителей от ежедневных обстрелов, строил временные школы и госпитали среди руин. Даже в аду он искал очаг человеческого достоинства.
В июне 1996 года, после четырех лет бесплодного противостояния, Хекматияр согласился на формальное объединение с правительством Раббани, но было уже поздно. Талибы шли с юга. Они стремительно захватывали провинции, обещая "мир" под знаменем шариата. Хекматияр был сломлен. Масуд остался последним бастионом сопротивления.
Когда Кабул пал в сентябре 1996 года, Масуд отступил на север – не как побеждённый, а как командир, готовящийся к следующей борьбе. Он не покинул страну. Он не сдался. Он остался с теми, кто верил, что Афганистан может быть другим.
Взлёт и падение правительства Раббани
Кабул стоял в дымке, словно древний город, переживший апокалипсис. Его улицы были изранены, как и сама душа Афганистана. В январе 1992 года ветер перемен нёс запах крови и надежды. Коммунистическая власть Наджибуллы дрожала на ногах, и каждый день приближал падение режима, державшего страну железной рукой более десяти лет. На востоке двигались отряды Масуда. На юге – Хекматияр точил нож для удара в спину. С запада возвращались изгнанники. Но никто не был так готов взять на себя бремя власти, как Бурхануддин Раббани – профессор ислама, борец за веру, лидер Джамиат-и-Ислами.
Ахмадшах Масуд, молчаливый полководец Панджшера, не стремился к креслу. Он стремился к справедливости. Именно он провёл тонкие переговоры с генералами режима, именно он вошёл в Кабул почти без боя. Именно он – а не кто-то другой – остановил резню в столице. За ним стояло имя. За ним стояла победа.
Правительство Раббани было рождённым из хаоса. Уставшая от войны страна увидела в нём шанс – слабый, но реальный. В мае 1992 года президентский дворец занял Бурхануддин Раббани, а командующим вооружёнными силами стал Ахмадшах Масуд. Это был союз ума и меча, книги и сабли. Раббани – духовный отец нации. Масуд – её непобеждённый защитник.
Но этот союз был обречён на трещины с самого начала.
Гульбеддин Хекматияр. Амбициозный? ожесточённый, вечно недовольный отказался признавать власть Раббани. Он не мог забыть: Масуд помешал ему войти в Кабул первым. С помощью пакистанской разведки он поднял мятеж против новой власти, и столица вновь запылала. Улицы Кабула стали линией фронта, миномёты били по школам, ракеты ложились в сады. Мечта об исламе, справедливости, свободе – растворялась в дыму.
Масуд держал город, как держат молитву. Он пытался говорить, когда другие стреляли. Он предлагал мир, когда другие строили ловушки. Его вера в диалог с Хекматияром была почти наивна, но в этом и заключалась его сила: он верил в Афганистан, даже когда Афганистан терял веру в себя.
В 1994 году на юге появилась новая тень – Талибан. Из Кандагара выдвинулось движение, обещающее порядок, шариат, чистоту. Его риторика соблазнила уставшие умы. Его жестокость казалась логичной после десятилетий беззакония. Пакистан, жаждущий контроля, вооружил и выпустил их как призраков мести.
Раббани и Масуд оказались в одиночестве. Мир отвернулся. США ушли. Россия была в кризисе. ООН молчала. Афганистан был отдан хищникам.
К 1996 году Кабул снова дрожал. Масуд понял: если он останется, город будет уничтожен. Он ушёл – не как беглец, а как отец, покидающий дом, чтобы спасти детей. Раббани ушёл с ним. В столицу вошли талибы. Они повесили Наджибуллу. Они сожгли книги. Они заковали женщин. Они убили свободу.
Правительство Раббани пало, но не исчезло.
На севере, в долине льва, в крепости в горах Панджшера, родился Северный альянс. Раббани был президентом в изгнании. Масуд – командующим без столицы, но не без Родины. И снова он строил армию из обломков, снова говорил о мире с позиции силы, снова защищал народ, когда весь остальной мир отворачивался.
Раббани стал символом политической стойкости, а Масуд, символом военной доблести. Один – разум, другой – меч. Они пали, но не сдались. Их падение было не поражением, а началом новой борьбы. Потому что настоящая власть не в дворце. Настоящая власть в народе, который помнит.
Угасание мечты о свободном Афганистане
Афганистан – земля, где горы видели сотни поколений воинов, где ветры шептали легенды о свободе и мужестве. Но к середине 90-х годов прошлого века эти легенды превратились в тихий плач израненного народа. Мечта о свободном Афганистане, которую лелеяли Раббани и Масуд, меркла на глазах, словно последний огонёк на заброшенной горной вершине.
Падение Кабула под натиском Талибана в 1996 году стало не просто военным поражением – это был символ конца той эпохи, когда надежда ещё была живой. Для многих тех, кто боролся в горах Панджшера и в кварталах Кабула, это был удар ниже пояса. Они поняли, что их жертвы, кровь друзей, долгие годы борьбы – всё могло оказаться тщетным.
Мечта о свободе не погибла сразу – она догорала в сердцах тех, кто продолжал сопротивление. Северный альянс, ведомый Масудом и Раббани, стал последним оплотом светлого будущего. Но даже там, в горах, тяжесть войны и бесконечной борьбы давила на души и тела.
Ахмадшах Масуд, человек-легенда, носил в себе не только меч, но и груз трагедии своей страны. Его вера в идеалы свободы была крепка, но он понимал: истинная свобода – не только в отстаивании территории, но и в объединении разрозненных племен и политических группировок, что казались разобщёнными навсегда. Его мечта была мечтой о едином Афганистане, где мог бы царить мир и справедливость, а не война и страх.
Однако внутренние конфликты, предательство союзников, иностранные интересы – всё разрушало эту хрупкую надежду. Хекматияр и другие военачальники, когда-то братья по оружию, становились врагами. Их алчность и желание власти ослабляли сопротивление и приводили к новым кровопролитиям. Идеалы уступали место амбициям.
Тем временем, Талибан распространял свой мрак, обещая порядок, но на деле принося жестокость и беззаконие. Они уничтожали всё, что напоминало о старом мире, стирали историю, подавляли женщин, запугивали народ. Свобода превратилась в страх.
Убийство Масуда 9 сентября 2001 года стало ударом по сердцу мечты. Он пал, как лев, защищая свою землю, но вместе с ним погасла последняя искра надежды на мирное будущее. Его смерть – не просто потеря великого полководца, а символ окончательного угасания мечты о свободном Афганистане.
Раббани, оставшийся в изгнании, продолжал бороться политически, но сила была не на его стороне. Новый мировой порядок, изменившийся после терактов 11 сентября, принёс новые испытания, но и новые надежды. Тем не менее, для многих афганцев эти годы стали временем утрат и разбитых надежд.
Угасание мечты о свободном Афганистане – это история не только поражений и крови, но и вечной борьбы, которая продолжается и сегодня. В глубине гор Панджшера, в сердцах потомков Масуда и Раббани, живёт надежда, что однажды свобода вновь воспрянет, словно феникс из пепла.
Глава IX. Масуд против Талибана 1996-2001
Сопротивление в Северном Альянсе
Когда осенью 1996 года талибы, словно смерч, ворвались в Кабул и объявили себя единственной властью Афганистана, многие поверили, что новая эпоха безжалостной тирании наступила навсегда. Но в горах Панджшера, на северо-востоке страны, в суровых и неприветливых ущельях, гордый и непокорённый народ нашёл своё убежище и последнюю надежду.
Северный Альянс – коалиция различных этнических и политических сил, возглавляемая Ахмадшахом Масудом и Бурхануддином Раббани, – стал единственным мощным оплотом сопротивления талибам. Это было не просто объединение военных формирований – это была живая рана на теле страны, символ непокорённого духа и несгибаемой воли.