Дустум – сын северных равнин, человек силы, а не слов. Его метод – контроль через железную руку, его идеология – прагматизм, его армия – мозаика бывших коммунистов, наёмников и этнических узбеков. Он не строил утопий. Он строил порядок. И если надо – на костях.
Масуд сражался за мечту. Дустум – за территорию. Масуд смотрел вперёд – к светлому завтра. Дустум – по сторонам, удерживая баланс власти. Их дороги пересекались, но никогда не сливались. Они шли рядом, но думали по-разному. В этом и была сила их временного союза – и его обречённость.
Глава XI. Как Дустум контролировал Север страны, в частности
Мазари – Шариф.
Абдул Рашид Дустум был не просто генералом. Он был лордом севера – правителем без трона, но с армией. В Мазари-Шарифе он создал фактически отдельное государство – автономную зону под знаменем силы. Его контроль над городом был тотальным: от базаров до аэродромов, от судов до складов оружия. Здесь его слово было законом, а враг исчезал ещё до рассвета.
Город стал бастионом, оплотом против талибов и всех, кто пытался бросить вызов северной твердыне. Через Мазари-Шариф шёл наркотрафик, оружие, сделки с иностранными агентами – и всё это контролировалось и регулировалось железной рукой генерала. Это не был рай справедливости, но это был порядок, где каждый знал: под флагом Дустума – защита, дисциплина и безжалостное возмездие.
Он не был святым. Но он был нужен. Север держался на нём. Пока Масуд воевал в ущельях, Дустум держал равнины. Их методы были разными, но цель в те годы была одна – не пустить чёрную волну талибов дальше на север.
Глава XII. Рост напряженности а альянсе
1997 год. Северный альянс, созданный как временное объединение против общего врага – Талибана – начал трещать по швам. Победы были временными, а поражения – глубокими. Но хуже всего было не то, что талибы наступали. Хуже было то, что союзники начинали смотреть друг на друга с подозрением.
В штабе Масуда, в Панджшере, всё чаще звучали отчёты не только о боях, но и о тайных передвижениях войск Дустума, задержках поставок снаряжения от хазарийцев, внезапных «недоразумениях» с пуштунскими командирами.
Командующий знал: союз, построенный на страхе, долго не продержится.
Внутренние конфликты среди полевых командиров
Полевые командиры, особенно хазарийцы из Хезб-и-Вахдат, начали выдвигать ультиматумы. Они требовали большей автономии, большего контроля над своими территориями. А порой – просто больше оружия, угрожая уйти в нейтралитет.
На одной из встреч военного совета, Масуд, сдерживая гнев, выслушивал жалобы одного из хазарийских командиров:
– Мы проливаем кровь, но вы хотите командовать нами из Панджшера! Наши люди умирают в Газни и Бамиане, а ваши получают лучшее вооружение!
– Я не делю оружие по крови. Я делю по фронтам, где оно нужнее, – спокойно ответил Масуд. – Если мы начнём воевать друг с другом, завтра не будет Афганистана. Будут только руины.
В это время, Дустум, на севере, усиливал свои гарнизоны в Джузджане и Фарьябе, подозревая, что таджикские командиры могут попытаться ослабить его позиции. Были столкновения между отрядами вблизи Самангана. Малые, но тревожные.
– Масуд ведёт себя как правитель, а не как союзник, – говорил Дустум на одном из совещаний. – Но я не играю по чужим правилам.
Этнический фактор: таджики, узбеки, хазарийцы и пуштуны
Северный альянс изначально был хрупкой мозаикой.
Таджики – кость и кровь армии Масуда. Они были связаны с ним духовно и исторически. Панджшер стал символом стойкости.
Узбеки – армия Дустума. Организованная, тяжёлая, жесткая. Они не питали любви к Масуду, но уважали его за дисциплину. Однако они всегда ставили свою территорию выше союзных интересов.
Хазарейцы – вечно угнетённое шиитское меньшинство, которое помнило резню в Мазаре и в Кабуле. Они не доверяли ни таджикам, ни узбекам. Им нужен был лишь шанс на выживание и признание.
Пуштуны – самые сложные. Многие из них колебались между лояльностью к Альянсу и симпатией к Талибану, который хоть и фанатичен, но проповедовал пуштунский порядок. Некоторые пуштунские командиры сотрудничали с Масудом, другие – вели двойную игру.
Однажды, Масуд сказал на закрытом совещании:
– Мы не нация, мы племена. И если не научимся быть единым народом, нас уничтожит тот, кто просто будет более жестоким.
Давление Пакистана и тайные переговоры
Пакистан, который изначально курировал талибов, продолжал действовать как кукловод в тени. Его спецслужбы (ISI) снабжали талибов оружием, деньгами, советниками. Но и с Северным альянсом они не прекращали контактировать – сея сомнение, разводя союзников.
Через пограничных пуштунов, через эмиссаров в Пешаваре, Пакистан начал осторожно предлагать сделки:
Дустуму – автономию северных провинций в обмен на нейтралитет.
Хазарейцам – защиту и логистику.
Пуштунам – «особые гарантии».
У Масуда был агент в Пешаваре. Он передал ему документ: протокол одной из тайных встреч между пакистанскими офицерами и одним из союзников.
Масуд прочитал и положил документ на стол. В глазах – ни страха, ни ярости. Только усталость.
– Они покупают нас по частям, – сказал он Фахиму. – И скоро, у нас не останется ни армии, ни друзей. Только принципы.
На фоне усиливающейся тьмы, союзники начинали дрожать как стекло при землетрясении. И всё же, пока Масуд стоял – стоял и фронт.
Он знал: внешние враги убивают телом, внутренние – душу.
И ради спасения души своей страны он был готов стоять до конца. Даже если рядом уже не будет ни одного союзника.
Глава Бегство Дустума в Узбекистан (1998)
Весна 1998 года. Север Афганистана дрожал под ударами черного вихря – Талибана. Но не пушки, не бомбы и не арабские наёмники стали главным ударом для Северного альянса. Этим ударом стало предательство. Отступление. Исчезновение одного из столпов.
Почему он покинул страну
Рашид Дустум, узбекский военный вождь, бывший генерал НДПА, герой войн с моджахедами, некоронованный правитель Мазари-Шарифа, неожиданно покинул страну. Не ночью, не в бою. Он сел в вертолёт и улетел в Узбекистан, оставив своих солдат и союзников на произвол судьбы.
Причины были сложны и мрачны. Он подозревал заговор в собственных рядах. Его правая рука, генерал Абдул Малик начал переговоры с талибами за его спиной. Страх быть убитым, арестованным, или преданным стал сильнее долга.
Но были и другие причины: усталость, разочарование, желание выжить. В отличие от Масуда, для которого борьба была делом чести, для Дустума она была политическим бизнесом. А когда бизнес рушится, у бизнесмена есть только один выход: бежать.
Когда его вертолёт пересек границу, тысячи солдат остались без командования. Один из офицеров в Мазаре сказал:
– Мы не знали, что он ушёл. Просто в один день его комната была пуста. Мы потеряли не лидера – мы потеряли направление.
Талибы захватывают Север
Без Дустума сопротивление в северных провинциях рухнуло как карточный дом. Талибы, ведомые фанатизмом и поддержкой Пакистана, начали молниеносное наступление.
Кундуз пал. Затем Фарьяб. Была лишь одна цель – Мазари-Шариф, многоэтничный и гордый город, последняя преграда перед полным контролем Севера.
В августе 1998 года, Мазари-Шариф был взят. Город пережил одну из самых страшных трагедий за всю войну. Талибы устроили резню. Тысячи хазарейцев были убиты, женщин похищали, дома сжигали. Посольство Ирана было атаковано, восемь дипломатов убито, один пропал без вести – это едва не стало причиной войны между Тегераном и Кабулом.
Север, некогда оплот сопротивления, превратился в землю мрака и террора.
Крах линии обороны без координации
С уходом Дустума и предательством Малика вся координация рухнула. Хазарейцы были изолированы, таджикские командиры – дезориентированы, пуштуны – перешли на сторону Талибана. Нет связи, нет единого командования. Ни одного стратегического штаба.
Масуд получал обрывочные доклады: —Меймене потеряна.
– Ханабад пал. – Последние части на дороге к Талукану – уничтожены.
Он проводил экстренные совещания, отправлял гонцов, посылал людей с посланиями к Дустуму – но всё было тщетно. Один из его офицеров сказал:
– Мы больше не держим Север. Мы держим только Панджшер и Бога в сердце.
Масуд в одиночку держит фронт в Панджере
Панджшер. Узкая долина, укрытая среди хребтов Гиндукуша. Здесь Ахмадшах Масуд – последний бастион свободы – держал оборону. У него не было ни авиации, ни артиллерии. Только верность.
Когда Талибан подошёл к Андарабу, один из командиров сказал Масуду:
– Если они прорвутся сюда – это конец.
Масуд ответил:
– Тогда мы остановим их до последнего патрона. А потом – до последнего дыхания.
Он лично инспектировал укрепления, устанавливал минные поля, встречался с каждым командиром. Он писал письма в ООН, к союзникам, к Ирану, к России – умоляя о помощи, оружии, поддержке.
Но ответа не было. Только тишина.
И всё же Панджшер не пал. Ни одна армия в истории не смогла взять эту долину. И Масуд знал – он держит не только землю, но и смысл. Пока стоит Панджшер – есть надежда.
Он однажды произнёс фразу, ставшую легендой:
– Даже если я останусь один, я буду стоять. Потому что если паду я – падёт и идея свободного Афганистана.
1998 год стал годом поражений. Годом потерь. Годом предательства. Но в сердце Панджшера всё ещё билось сердце Льва.
Среди разрушенного Севера, среди сожжённых городов и преданных союзов, остался один человек, который не сбежал. Который остался. Не потому что не мог уйти. А потому что был готов умереть за то, во что верил.
Последствие для Масуда
После бегства Дустума, падения Мазари-Шарифа и резни, устроенной талибами, на карту было поставлено всё. Афганистан словно поглотила ночь. А в её центре – один человек продолжал стоять. Но даже Льву Панджшера приходилось платить цену.