Стратегическая изоляция
Ахмадшах Масуд оказался в стратегической ловушке. Его войска контролировали лишь узкую дугу в Северо-Востоке страны: Панджшер, Талукан, Бадахшан, часть Баглана. Всё остальное – от Гильмена до Кундуза, от Герата до Кабула – оказалось под контролем талибов или их союзников.
Масуд оказался не просто отрезан. Он был окружён.
Больше не было стабильного тыла. Он не мог передвигать войска, не мог организовать полномасштабные операции. Доставка оружия, провизии и медикаментов стала зависеть от мула, верблюда и чуда.
Таджикские и хазарейские командиры обвиняли друг друга в поражении. Узбеки отошли в сторону. Масуд остался не просто один – он стал символом, которого все ждали, но мало кто готов был поддержать.
В одном из писем своим приближённым он писал:
«Мы окружены, но это не конец. Это шанс. В темноте голос разума слышен громче».
Глава XIII. Потеря контроля над значительной частью страны
Из 34 провинций Афганистана, Масуд реально контролировал не более пяти. Он потерял доступ к крупным складам, авиабазам, стратегическим шоссе. Граница с Таджикистаном – единственный спасительный проход – стала единственным каналом поставок и связи с внешним миром.
Но и эта «жизненная артерия» была под угрозой: пакистанские и талибские боевики пытались прорваться к границе, чтобы перекрыть ее полностью. Россия, Иран, Таджикистан и даже Индия – все начали с тревогой следить за продвижением Талибана к северной границе Афганистана.
Для Масуда это означало почти полное исчезновение политического влияния. Радио, газеты, телевидение – всё контролировалось Кабулом. В пропаганде Талибана он уже не был героем. Он стал «врагом ислама», «предателем», «агентом неверных».
Усиление давления со стороны талибов
Талибан почувствовал запах крови. После падения Мазар-и-Шарифа боевые группы были быстро переброшены на северо-восточное направление. Их цель была ясна – ликвидация Ахмадшаха Масуда как личности и разрушение остатков Северного Альянса.
Над Панджшером гремели удары артиллерии, дроны-шахиды (на тот момент – примитивные самолёты без пилота, начинённые взрывчаткой), пакистанские военные советники помогали талибам разрабатывать операции.
Масуду приходилось менять местоположение по несколько раз в день. Его машина была обшита дополнительной броней. Он больше не ночевал в одном и том же доме. Один из его телохранителей позже сказал:
– Мы не знали, где будем через два часа. Он мог сказать: «Собирайтесь», – и через 15 минут мы уходили в горы.
Глава XIV. Усилия Масуда в международной дипломатии
Понимая, что военной победы без союзников ему не одержать, Масуд развернул невиданный ранее дипломатический фронт.
Он отправлял делегации в Тегеран, Москву, Душанбе и даже в Париж. Он давал интервью французским, итальянским и британским журналистам. Он пригласил на свою территорию европейских дипломатов и показал им лагеря беженцев, разрушенные школы, женщин в оковах шариата, изувеченных за отказ носить паранджу.
Однажды в интервью он сказал:
«Если вы сдадите Афганистан сегодня, завтра сгорит весь мир. Потому что экстремизм не знает границ».
Он предупреждал о глобальной угрозе талибов и Аль-Каиды. Но Запад в то время слушал в пол-уха. Европа была занята Балканами, Америка – экономикой и скандалами в Белом доме. Масуд стучался в закрытые двери.
Тем не менее, его голос стал всё громче. Франция начала отправлять гуманитарную помощь. Россия – сдержанно – вернула линию связи. Иран – сквозь зубы – вновь начал тайные поставки оружия.
В 2000 году он направил в Европу своего представителя – доктор Абдуллу Абдуллу. Тогда его миссия была ясна: – Спасите Афганистан. Или он утянет за собой всех. Все проиграли. Дустум бежал. Хазарейцы молчали. Хекматияр скрылся. Кабул пал. Только один человек не сломался.
Ахмадшах Масуд – стоял.
Один.
Среди гор.
Среди предательства.
Среди страха.
Он понимал, что может умереть в любой день. Но он знал, что его смерть не должна быть напрасной. Потому он продолжал бороться – не просто за долину, не просто за Афганистан. Он боролся за идею. За свободу. За справедливость.
И это делало его непобедимым.
Возвращение Дустума позже и попытка восстановить позицииНо союз уже не тот
Ахмадшах Масуд продолжал держать фронт в Панджшере, окружённый, измученный, но несломленный. И вот однажды, в 1999 году, разведка донесла:
– Абдул Рашид Дустум вернулся в Афганистан. Снова из Узбекистана. Снова с обещаниями борьбы. Масуд молчал. Его глаза оставались спокойными, но сердце говорило иное: доверие – это мост, который горит лишь раз.
Попытка восстановить позиции: Дустум снова на арене
Бывший генерал-коммунист, полевой командир, мастер интриг – Дустум прибыл в Шибарган с несколькими сотнями солдат. Он объявил:
«Мы не простим талибов за кровь наших людей. Мы снова будем бороться».
Он восстановил контакты с остатками своей армии, попытался вернуть под контроль районы Фарьяба и части Балха. Некоторые узбекские командиры, увидев его возвращение, начали мобилизоваться. Турция и Узбекистан вновь начали посылать ему ограниченную помощь. Но время уже было другим. За прошедший год доверие исчезло. Мазар-и-Шариф был захвачен. Беженцы всё ещё вспоминали ту ночь, когда талибы устроили массовые казни после отступления Дустума. Его имя стало символом не победы, а бегства.
Недоверие и слабость анти-талибской коалиции
Ахмадшах Масуд сдержанно принял весть о возвращении Дустума. Он не выступал публично против. Он даже продолжил формальное сотрудничество в рамках Северного Альянса. Но в частных разговорах с доверенными он говорил: – «Тот, кто однажды убежал – убежит снова. Нам нужен щит, а не зыбкий песок».
Дустум требовал больше: влияния, оружия, политических позиций. Он хотел вновь стать ключевой фигурой на Севере. Но Масуд уже не верил. Он знал: союз, построенный не на идеях, а на страхе, не выдержит первого удара.
Хазарейцы тоже сомневались. Их лидер Карим Халили, поддерживавший Масуда, с подозрением смотрел на узбекского генерала. Унитарного фронта не существовало. Каждый преследовал свою цель, каждый помнил свои обиды.
Северный Альянс стал больше похож на мозаичную конструкцию, где каждая плитка могла в любой момент выпасть.
Масуд не может положиться на тех, кто уже однажды бежал
Для Масуда, война была делом чести. Он не раз говорил:
«Лучше умереть с оружием в руках, чем выжить с клеймом труса».
Он не мог позволить себе еще раз отступать из-за чужой нерешительности. Он не мог передавать свои планы людям, которые однажды сломались. Он держал линию в Панджшере, потому что знал: только личная преданность, личная дисциплина, личный кодекс – могут удержать фронт.
Слова "Дустум" и "надежность" больше не стояли рядом.
Борьба с идеологией и война миров
Талибы стали больше, чем просто военная сила. Это была идеология. Ползучая, фанатичная, навязывающая не только власть, но и мировоззрение. Их видение мира – мир без женщин, без свободы, без различий – несло угрозу не только Афганистану.
Масуд это понял раньше других. Его война стала не просто борьбой за землю. Она стала борьбой за дух. Он говорил:
«Они хотят, чтобы мы забыли, что значит думать. Что значит выбирать. Что значит быть свободным человеком. Это уже не гражданская война. Это война цивилизаций».
Запад ещё спал. Он ещё не знал, что на горизонте поднимается тень Аль-Каиды. Но Масуд уже видел это. Он уже знал, что Тора-Бора стала гнездом зла, а на территориях под контролем талибов уже готовятся бойцы для будущей войны – не афганской, а глобальной.
Союз, которого больше нет
Масуд встретился с Дустумом один раз. Коротко. Без объятий. Без обещаний.
Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Масуда был – как меч: прямой, молчаливый, опасный.
Он знал: впереди ещё будут бои. Но этот бой – он уже ведёт в одиночку. С союзниками, которые слабы. С командующими, которым не верит. С миром, который ещё не проснулся.
И всё же он продолжал стоять. Потому что, когда всё рушится, остаётся только честь.
ГлаваXV. Масуд в Таджикистане: попытка остановить кровопролитие (1991–1992)
В начале 1990-х годов, на фоне распада Советского Союза и возникновения политического вакуума, Таджикистан оказался на грани катастрофы. Молодая республика быстро погрузилась в пучину межэтнических, региональных и идеологических конфликтов. В 1992 году это вылилось в полномасштабную гражданскую войну, братоубийственную бойню, в которой столкнулись сторонники старой номенклатуры, новые демократические силы, исламская оппозиция и региональные элиты.
На этом фоне в Таджикистан прибыл человек, которого в регионе уважали все Ахмадшах Масуд, легендарный лидер афганского Сопротивления, известный своим благородством, политическим чутьём и стремлением к справедливости. Несмотря на то, что Афганистан сам переживал тяжелейший период, Масуд принял на себя роль миротворца, стремясь остановить распространение войны за пределы своей страны и помочь соседнему таджикскому народу избежать судьбы, аналогичной афганской.
Переговоры в Душанбе
Масуд прибыл в Душанбе в начале 1992 года по личному приглашению сторон, в том числе по линии Исламского Возрождения и региональных авторитетов. С ним прибыли несколько его помощников, включая дипломатов из Панджшера и представителей интеллигенции. В столице он встретился с тогда ещё новым политическим лидером – Эмомали Рахмоном, а также с влиятельным главой Партии исламского возрождения – Саид Абдуллой Нури.
Переговоры проходили в обстановке крайней нестабильности: в городе уже звучали выстрелы, на улицах орудовали вооружённые банды, народ голодал, а политические элиты не могли договориться о разделе власти. Масуд действовал как арбитр – он говорил с каждым отдельно и в присутствии обеих сторон, настаивая на срочном перемирии и поиске компромисса. Его цель была проста: