В это время в блиндаж вбежал Прозоровский. Глаза его азартно блестели.
— Товарищ командующий, ваше приказание выполнено! — доложил он на подъеме. — Бойцы влились в свои подразделения, — И, переступив с ноги на ногу, уже неофициально добавил: — Хорошие в общем-то ребята. Испугались чуть…
Лукин повернулся к адъютанту:
— Хорошо, Сережа, молодец! — И приказал Сидоренко: — Перебросьте часть танков из сто четырнадцатого полка сюда, на левый фланг. Долго пехота не продержится. Я в Шепетовку. Держитесь. Постараюсь чем-нибудь помочь, подброшу подвижной отряд. — И, уже направляясь к выходу, тихо проговорил: — И найдите, Николай Иванович, время побриться, пожалуйста.
Оперативная группа
Шепетовку походным порядком проходила 213-я механизированная дивизия, направлявшаяся в 5-ю армию генерала Потапова. Командир дивизии полковник Осьминский не имел связи ни со штабом армии, ни со штабом фронта. И месторасположение штаба армии Потапова ему не было известно. Генерал Лукин подчинил дивизию себе и поставил ей задачу оборонять Шепетовку.
Все это время Лукин безуспешно пытался связаться с командующим фронтом Кирпоносом. Наконец с большим трудом удалось через управление железной дороги в Киеве установить связь с заместителем командующего фронтом генерал-лейтенантом Яковлевым, который со штабом тыла находился в Киеве. Лукин доложил обстановку:
— Последний эшелон вместе с членом военного совета Лобачевым убыл двадцать восьмого июня. Не отменен ли приказ о передислокации войск армии на Западный фронт?
— Приказ не отменен, — ответил Яковлев. — Но пойми, Михаил Федорович, Шепетовку надо держать.
— Да, я понимаю обстановку, Всеволод Федорович, и принимаю все меры, чтобы остановить врага. Но слишком мало сил. Если бы со мной были сейчас мои забайкальцы…
— Я попытаюсь доложить Кирпоносу о твоем положении. Примем меры. Держи пока связь со мной.
А между тем обстановка в Шепетовке вроде бы начинала стабилизироваться. Налицо две дивизии, танковый полк и четыре подвижных отряда. Кроме того, командиры импровизированного штаба, направленные Лукиным встречать отходящие части на дорогах севернее Шепетовки, докладывали, что уже собрано около двух полков пехоты и до трех дивизионов артиллерии.
Так была сформирована группа войск, правда собранная, как говорится, с бору по сосенке, но это были уже полнокровные войсковые части. И теперь в сводках штаба фронта и в Ставке эти войска стали именоваться «оперативной группой генерала Лукина».
После короткой передышки противник ввел свежие силы и снова перешел в наступление. Он нащупал разрыв между группой войск Лукина и 36-м стрелковым корпусом восточнее Дубно и ринулся в эту брешь. Бои за Острог не прекращались ни днем ни ночью. Старинный украинский город уже несколько раз переходил из рук в руки. Истекающие кровью, измотанные до предела части Лукина снова и снова контратаковали противника. Но разрыв с правым соседом все увеличивался.
О тяжелом положении на шепетовском направлении стало известно в штабе Юго-Западного фронта. Генерал Кирпонос попытался было задержать танки Клейста силами 8-го мехкорпуса генерала Рябышева. Но Рябышев сам оказался в крайне тяжелом положении: значительная часть корпуса уже сражалась в окружении в районе Дубно. Реально Кирпонос мог рассчитывать только на 5-ю армию генерала Потапова и на оперативную группу Лукина.
А из Москвы в штаб Кирпоноса шла телеграмма за телеграммой. Начальник Генерального штаба генерал Жуков требовал: «В связи с нарушением границы Венгрией организовать тщательное наблюдение и разведку в сторону Мукачево. Особенно нарком настаивает на закрытии разрыва на участке Луцк, Станиславчик, чтобы изолировать прорвавшуюся мотомеханизированную группировку противника. Одновременно нужно добить ее в районе Острог, Дубно, Ровно. Для этого танковые части Лукина в полном составе бросить в направлениях на Здолбунов и Мизочь».
Ставка требовала от штаба Юго-Западного фронта главное внимание уделить развитию событий на шепетовском направлении, где действовала группа Лукина. Озабоченность Ставки положением в районе Острог, Дубно, Ровно была понятна и реальна. Нереальными были требования Жукова бросить танковые части Лукина «в полном составе». Ведь по приказу Ставки танковые части 5-го механизированного корпуса и 57-й отдельной танковой дивизии были уже переброшены на Западный фронт. В распоряжении Лукина оставался лишь один танковый полк — 114-й.
А между тем танковые дивизии Клейста продолжали изо дня в день усиливаться на шепетовском направлении. Их поддерживали пехотные дивизии 6-й полевой армии немцев.
Весьма ощутимыми были наши потери. Мало осталось артиллерии, танков. Но особенно велики были потери в командном составе. За пять-шесть дней боев выбыли из строя почти все командиры рот, три четверти командиров батальонов, пять командиров полков, один командир дивизии. Еще хуже обстояло дело с младшими командирами — сержантами. Их укомплектовывали из рядового состава.
Учитывая, что противник подбрасывает на шепетовском направлении все новые и новые части, а оперативная группа тает с каждым днем, Лукин докладывал в штаб фронта, что ни доблесть, ни отвага, ни самопожертвование войск не смогут дальше удерживать Шепетовский узел, если не будет дано сильное подкрепление.
Наконец было получено сообщение, что из Днепропетровска прибывает 7-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора Добросердова, который принимал командование шепетовским боевым участком. Этот корпус должен был упрочить положение на стыке 5-й и 6-й армий.
Штаб 7-го стрелкового корпуса прибыл на станцию Шепетовка в первых числах июля. Лукин ознакомил командира корпуса с обстановкой, дал характеристики командирам и комиссарам соединений и частей, входивших в оперативную группу.
Наконец-то выпала свободная минута написать домой. 3 июля он отправил в Москву первое письмо с фронта:
«Дорогие Надюша и Юлечка! Сердце обливается кровью за свой народ. Армия наша дерется героически. Принимаем все меры. У нас ни у кого нет ни малейшего сомнения, что фашизм будет разбит. Не так уж он силен и страшен, как это многим кажется. Нам надо, чтобы наш тыл не был панически настроен. Временные неудачи — это еще не значит поражение. Мы все твердо уверены в успехе, верьте и вы в тылу. Вас я очень, очень люблю, в эти слова вложено все. Прощайте, мои милые, дорогие, вернее, до свидания. Крепко вас целую».
Настроение Лукина было неопределенное. С одной стороны, он радовался, что наконец-то уезжает в свою родную армию. С другой — ему было жаль расставаться с бойцами и командирами 109-й дивизии, танкистами 114-го полка. Он просил генерала Добросердова при первой же возможности вывести эти части из боя и отправить к нему в 16-ю армию на Западный фронт. Добросердов обещал. Но оба генерала понимали, что и дальше под Шепетовкой легче не будет.
Да и 213-я дивизия, другие сформированные Лукиным части оперативной группы стали для него родными. С ними он принял не один бой, под его командованием пролили они свою кровь. Утешало командарма лишь то, что все сражавшиеся под его началом тысячи людей теперь уже были другими. Он научил их стойко сражаться и верить в победу. Им предстояло еще отходить, отступать и наступать, перед ними только начинались нескончаемо длинные и многотрудные дороги войны. Но люди уже были готовы к этим дорогам, ко всем трудностям.
3. Смоленская сеча
А разве могут быть забыты героические действия войск, 16-й армии генерала Лукина в борьбе непосредственно за город Смоленск… Основные группировки врага, действовавшие на московском направлении, были изрядно измотаны. Задержка наступления врага на главном — московском направлении явилась для нас крупным стратегическим успехом. Советское командование получило дополнительное время как для создания новых мощных резервов, так, и для укрепления Москвы.
Накануне
Петя Смурыгин едва успевал притормаживать эмку на крутых поворотах и снова гнал машину по шоссе. Но резвости хватало ненадолго — то и дело приходилось сбавлять скорость перед воронками и выбоинами. Машину трясло. Сидящий рядом с шофером лейтенант Прозоровский недовольно поглядывал на Петра, косил глазами на заднее сиденье, где, прислонившись к спинке, дремал Лукин. Машину снова тряхнуло.
— Да что же ты делаешь, Петро! — вполголоса возмутился Прозоровский. — Дай командарму вздремнуть. Нельзя потише?
— Не могу, Серега, — улыбался Смурыгин. — Не видишь, машина сама рвется. Железная, а понимает, что домой едем.
— Скажешь тоже — домой, — усмехнулся Прозоровский. — Мой дом во Владивостоке, за тысячи верст… А ты говоришь — домой.
— Правильно говоришь, Петр, домой едем, — послышался спокойный голос Лукина.
— Вы не спите, товарищ командующий?
— С вами, чертями, уснешь.
— А что, ведь заждались нас в нашей армии, — уже во весь голос заговорил Смурыгин, воодушевленный поддержкой генерала. — Все давно в Смоленске, а мы вроде как из командировки возвращаемся.
— Да, из командировки… Из огня да в полымя, — тихо проговорил Лукин и снова закрыл глаза.
Увидев это, адъютант приложил палец к губам. Смурыгин понимающе кивнул и замолчал.
От Шепетовки до Смоленска путь далекий — больше пятисот километров. Есть время у командарма подумать, спокойно проанализировать события первых дней войны, оценить свое место в этих событиях.
Нет, не так представлял генерал Лукин свою первую встречу с врагом. Среди забайкальских сопок он готовил свою армию к войне по всем правилам военного искусства. И 16-я армия — от рядового бойца до командарма — была готова к серьезным боям.
Но сложилось все для командарма далеко не по науке, совсем не так, как предполагал он еще месяц тому назад.