Командарм доложил обстановку:
— Я несу ответственность за вывод из окружения всей группировки. К сожалению, я не знаю, в каком положении сейчас находятся двадцатая и двадцать четвертая армии. Связи с ними нет. Мы должны выработать план прорыва девятнадцатой, тридцать второй армий и группы товарища Болдина. Предлагаю прорыв начать завтра, одиннадцатого октября, в полосе севернее и южнее села Богородицкое. Начало прорыва — шестнадцать часов.
— Мне кажется, время не совсем подходящее, — возразил полковник Маслов. — Уж лучше ночью или на рассвете, а днем…
— Ну, во-первых, в октябре в шестнадцать часов уже начинает смеркаться. Я мыслю так, что в сумерках мы сумеем прорвать вражеское кольцо, расширить брешь, а затем под покровом ночи выведем войска в район Касня, Федяево и дальше — на Можайскую линию обороны. — Доводы Лукина убедили присутствующих, и он продолжал: — Для прорыва я решил создать ударную группировку и атаковать немцев на узком участке фронта, вот здесь: лес севернее Богородицкое, Обухово. В центре поставим дивизию Вашкевича и отряд моряков. Левее Вашкевича будет действовать девяносто первая дивизия Волкова. Остальные дивизии составят второй эшелон. В резерве оставляю сто пятьдесят вторую дивизию Чернышева, сорок пятую кавалерийскую Стученко и несколько танков бригады Ремезова. К участку прорыва стянуть всю артиллерию и дивизион реактивных установок.
Получив одобрение присутствовавших на военном совете, Лукин вызвал всех командиров и комиссаров дивизий и объявил им план прорыва. Каждый из командиров получил конкретную задачу.
Проводив командиров и комиссаров дивизий, Лукин тут же передал радиограмму командующему фронтом, начальнику Генерального штаба Шапошникову и в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что в 16 часов 11 октября, собрав снаряды всей артиллерии и дав последний залп «катюш», окруженная группировка будет прорываться через Богородицкое на Гжатск. В случае неудачи группа будет отходить к 20-й армии Ершакова, чтобы прорываться вместе.
Вскоре из штаба фронта пришла радиотелеграмма. Военный совет фронта согласился с планом Лукина на прорыв в районе Богородицкое и запросил координаты для нанесения удара авиацией в месте прорыва, чтобы облегчить выход войск из окружения. Радиограмма была подписана командующим Западным фронтом Жуковым.
Лукин приказал начальнику штаба Малышкину немедленно сообщить в штаб фронта эти координаты.
— Вы обратили внимание, Михаил Федорович, — проговорил член военного совета Ванеев, — телеграмма подписана Жуковым. Выходит, в верхах произошли перемещения.
Да, в окруженной группировке не знали, что в эти критические дни обороны Москвы происходило «в верхах».
В первую декаду октября на Западном направлении нависла реальная угроза прорыва немецко-фашистских войск к Москве. Обстановка требовала во что бы то ни стало остановить врага на подступах к столице. 5 октября Государственный Комитет Обороны принял специальное постановление о защите Москвы. Главным рубежом сопротивления была определена Можайская линия обороны, проходившая от Волоколамска до Калуги.
Для оказания практической помощи командованию Западного и Резервного фронтов в районы боевых действий выехали представители ГКО и Ставки Молотов, Ворошилов и Василевский. В Москву с Ленинградского фронта был отозван Жуков. Вот как вспоминал Жуков те дни: «Сдав дела по командованию фронтом начальнику штаба фронта генералу Хозину, я вылетел в Москву. В Москву прилетел уже вечером и сразу же направился в Кремль. Сталин болел гриппом, но работал. Поздоровавшись кивком головы, он предложил посмотреть на карту и сказал:
— Вот смотрите, какая сложилась обстановка на Западном направлении. Не могу, — говорит, — добиться ясного доклада, что происходит сейчас. Где противник? Где наши войска? Если вы можете, поезжайте немедленно в штаб Западного фронта, разберитесь там с обстановкой. Позвоните мне в любое время суток, я буду ждать…»
На Западном направлении сложилась крайне опасная обстановка. Все пути на Москву, по существу, были открыты. На Можайской линии находились наши небольшие части. Они, естественно, не могли остановить противника. Здесь выигрышное положение создалось в том, что немцы, все их главные силы, были скованы действиями наших окруженных частей.
10 октября войска Западного и Резервного фронтов были объединены в один — Западный. Командующим фронтом был назначен генерал Жуков. Ему удалось за короткое время разобраться в сложнейшей обстановке на Западном направлении, оценил он и трагическое положение, в котором оказались окруженные западнее Вязьмы армии. Главной задачей в те дни Жуков считал создание прочной обороны на линии Московское море, Волоколамск, Малоярославец, Тула, где предстояло остановить главные силы врага. Но создать эту линию обороны можно было лишь при одном условии: если немецкие войска не достигнут этого рубежа до того, как он будет укреплен. А достигнуть рубежа гитлеровцам не давала окруженная группировка генерала Лукина.
В ночь на 11 октября дивизии начали готовиться к предстоящему прорыву. Наступила тишина. Дождь, моросивший весь день, прекратился, и в просветах облаков появились звезды. По периметру фронта окружения темноту разрывали сотни осветительных ракет противника.
Наступил рассвет. Командарм вместе с разведчиками выехал на коне к предполагаемому месту прорыва, чтобы выбрать участок шириной примерно 6–7 километров.
Около 15 часов командарм со своей оперативной группой прибыл на свой наблюдательный пункт, который разместился на холме западнее Богородицкое. Командиры дивизий и артиллерийских групп доложили о готовности войск.
— Сообщили в штаб фронта координаты для удара авиации? — спросил Лукин начальника штаба.
— Координаты сообщили, — ответил Малышкин, — но подтверждения радиограммы нам почему-то не дали.
— Странно, — проговорил Лукин, доставая часы. Стрелки приближались к четырем. — Придется начинать без авиационной поддержки.
Ровно в 16.00 дивизион реактивных минометов обрушил на врага свой последний залп, и цепи пехоты пошли в атаку. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Особенно жаркие бои разгорелись на южной окраине Богородицкое и в районе Обухово. На берегу реки Бебря враг встретил наступавших плотным огнем. Неся потери, наши части продолжали продвигаться вперед. Наибольший успех наметился на участках 2, 91 и 244-й стрелковых дивизий. К исходу дня этим дивизиям удалось выбить противника из Богородицкое, овладеть населенными пунктами Обухово, Пекарево, Спас и уже в темноте прорвать вражеское кольцо окружения.
Воодушевленные первым успехом, бойцы овладели позициями противника на опушке рощи южнее Богородицкое. Немцы стали отходить. Вскоре были заняты еще несколько населенных пунктов. Вслед за наступающими двинулись саперы, связисты.
На наблюдательный пункт Лукина прибежал командир 91-й стрелковой дивизии полковник Волков:
— Товарищ генерал! Прорыв сделан, выводите штаб армии!
— Хорошо. А что касается меня лично, — сказал командарм Волкову, — то я не уйду до тех пор, пока не пропущу все или хотя бы больше половины войск. Идите, расширяйте коридор и держите фланги прорыва. Слышите, держите фланги! — громко повторил он.
Вместе с членом военного совета Ванеевым командарм выехал к месту прорыва. Но тут поступило донесение, что 2-я дивизия и часть 91-й стрелковой, не сдержав фланги, ушли вперед. Немцы вновь замкнули кольцо окружения.
Боль и гнев изобразились на лице командарма. Ведь он сделал все, что мог, и успех уже был! Священный солдатский принцип «Сам погибай, а товарища выручай» не был соблюден. Генерал Вашкевич обязан был, разорвав кольцо, расширить проход и держать фланги, пока не выйдут окруженные войска, но он оставил место прорыва, отвел части дивизии за восемнадцать километров, в район деревни Песково, и там пассивно ждал прихода других дивизий армии.
Спустя четверть века сам Вашкевич так описал ситуацию, сложившуюся в тот памятный день: «К рассвету 12 октября прорвавшиеся части рассредоточились в 18 километрах к северо-западу от места прорыва. Здесь находились подразделения 1282-го и 1286-го стрелковых полков, 970-го артиллерийского полка и часть отряда моряков, а также подразделения из соседних дивизий армии. Быстро сказалась физическая усталость и большое напряжение ночного боя. Все повалились спать.
В этом районе мы пробыли весь день 12 октября, ожидая выхода других частей…»[30]
Утром, в 9 часов 15 минут, Лукин получил радиограмму от Жукова: «Перед Ершаковым действует 252-я пехотная дивизия. Дивизия просила открытым текстом немецкое командование 11 октября сего года о помощи, так как не выдерживает натиска Ершакова. Видимо, перед Ершаковым наиболее слабое место во фронте противника. Учитывая слабость противника перед Ершаковым, немедленно разберитесь поглубже в обстановке перед вашим фронтом. Сможете ли вы успешно и быстро прорваться на вашем участке? Не лучше ли вам, закрывшись на своем участке от противника, демонстрируя прорыв, собрать танковую группу, артиллерийскую группу, помочь Ершакову мощным ударом смять противника и выводить все армии за Ершаковым на направление станции Угрюмово на Боровск, при этом в сторону противника иметь сильные заслоны, которым по мере выхода отходить за армией. Принятое решение доложить 12 октября».
Это была первая конкретная помощь Лукину со стороны нового командующего фронтом. Пусть не материальная (до сих пор не известно, почему Жуков не получил запрошенные им координаты для нанесения бомбового удара), но для Лукина очень ценная. Потеряв связь с соседними армиями, Лукин не знал, что происходит на их участках, какие силы противника противодействуют окруженной группировке и где у них слабые места. Теперь Жуков указал конкретно наиболее выгодное направление выхода из окружения.
Однако сразу же воспользоваться рекомендацией командующего Лукин не мог. Весь день 12 октября продолжались бои. С одной стороны, наши части на реке Бебря продолжали попытки вновь прорвать кольцо окружения, с другой — немцы предпринимали усилия, стремясь рассечь и задушить окруженных. Территория, занимаемая остатками 19-й армии, еще более сократилась. В бой вступили артиллеристы, оставшиеся без снарядов, танкисты, потерявшие в боях свои машины. Это значительно усилило возможности противостоять наступавшему врагу, и в течение дня немцам удалось продвинуться лишь на два-три километра.