К этому времени наиболее боеспособной оставалась лишь 45-я кавалерийская дивизия. Ее командир подполковник Стученко неоднократно просил командарма разрешить атаковать противника, чтобы пробить новую брешь. Стученко был храбрым, отважным человеком. Лукин уважал его и не случайно в критической обстановке начала октябрьских боев именно ему доверил командовать дивизией. Но порой Стученко проявлял излишнюю горячность. и Лукину приходилось сдерживать его.
— Ты пойми, Андрей Трофимович, твоя дивизия — последняя наша надежда. Бросать ее в прорыв — это авантюра. Что могут сделать твои сабли против танков и бронетранспортеров врага? И даже если часть конников прорвется, то остальные не успеют пройти — немцы снова замкнут кольцо.
И все же подполковник Стученко решил действовать самостоятельно. Он повел дивизию в направлении Жебрики. Командарм приказал остановить эскадроны и вернул дивизию в район Шутово, и, как вскоре оказалось, не напрасно.
Вечером в Шутово прямо в расположение штаба армии прорвались немцы. Подполковник Стученко повел своих конников в атаку и в коротком сабельном бою наголову разгромил гитлеровцев. Можно представить, чем кончился бы для штаба армии этот гитлеровский прорыв, не будь рядом кавалеристов.
Следует заметить, что не все подразделения 2-й стрелковой дивизии генерала Вашкевича ушли в прорыв к деревне Песково. Еще 11 октября 1284-й полк майора Герасимова но приказу командарма занял рубеж по реке Вязьма. Больше суток московские ополченцы, истекая кровью, держали здесь оборону и не пропускали врага.
Во второй половине дня гитлеровцам удалось прорваться к деревне Киево. Некоторые бойцы дрогнули и начали отходить. Тогда начальник штаба полка старший лейтенант Вяжлинский схватил ручной пулемет и поднял бойцов в контратаку. Отважный командир, участник гражданской войны, был сражен автоматной очередью. Но атака не захлебнулась. Командование батальоном в ходе боя принял на себя лейтенант Гребенюк. Вместе с политруком Терехиным они увлекли бойцов и отбросили фашистов от реки. На берегу наши бойцы увидели жуткую и героическую картину. Перед окопом валялось больше десятка трупов фашистских солдат. А в окопе, возле пулемета — погибшие старший политрук Сапелкин, командир отделения Дубинин и несколько бойцов-ополченцев. В их подсумках не было ни одного патрона, ни одной гранаты. Командир отделения лежал у разбитого пулемета, прошитый очередью фашистского автомата. Они не отступили ни на шаг.
В ночь на 12 октября оставшихся в живых командиров подразделений собрал помощник начальника штаба полка капитан Ундмунт.
— У кого сколько осталось бойцов? — спросил он.
Ответы были неутешительными.
— Слышите, там идет тяжелый бой. Это части нашей армии прорывают кольцо окружения. Вы храбро дрались, понесли большие потери. Но нам предстоит выдержать еще один бой. Скоро должна начаться эвакуация раненых и тылов. Мы должны обеспечить их выход. Никто из нас не оставит рубеж без приказа.
Капитан Ундмунт каждому командиру поставил задачу и указал рубеж обороны. Командиру пулеметного взвода младшему лейтенанту Баранову было приказано занять оборону севернее деревни Нечаево и не допустить немцев по дороге Нечаево — Бухоново. Во взводе было двадцать семь бойцов. Баранов рассредоточил пулеметные расчеты. На фланге он выставил пулеметный расчет Иконникова.
В десять часов утра на опушке леса появились немцы. Они развернули два орудия, а слева и справа от дороги установили два пулемета. Под их прикрытием колонна гитлеровской пехоты (до двух рот) двинулась к деревне. Когда головное подразделение приблизилось, все пулеметы взвода открыли огонь с фронта и с флангов. Попав в засаду, гитлеровцы заметались и, оставляя убитых и раненых, бросились к деревне под прикрытие домов. Придя в себя, немцы снова пошли в атаку. И снова были отбиты. Так продолжалось несколько раз. Таяли и силы ополченцев. Во взводе осталось лишь восемь человек. Младшего лейтенанта Баранова ранило в руку. Замолчал пулемет Иконникова. Баранов бросился к нему. А фашисты все ближе. Они ведут огонь на ходу. Баранов снова ранен, теперь в ногу, но ползет к пулемету. Пулемет цел, лента только начата. Превозмогая боль, младший лейтенант нажимает на гашетку, выпускает но фашистам все оставшиеся в ленте патроны и теряет сознание…
У автомагистрали Смоленск — Вязьма — Москва занимала оборону 29-я стрелковая дивизия комбрига Заикина. Эта дивизия была сформирована в Бауманском районе Москвы из студентов и преподавателей Высшего технического училища имени Баумана, других учебных заведений и государственных учреждений района. Ополченцы-москвичи проявляли стойкость и героизм. В районе Знаменки на 19-й стрелковый полк полковника Разуваева враг обрушил мощный бомбовый и артиллерийский удар, затем в атаку пошли танки. Но ополченцы не дрогнули. В критическую минуту секретарь партийного бюро полка Кожухов бросился со связкой гранат к вражескому танку и подорвал его. Примеру парторга последовали другие бойцы. Отбив вражескую атаку, ополченцы разделились на группы и вырвались из огненного кольца, сохранив Знамя полка.
Бесстрашно дрались в тот день моряки-балтийцы. Развернувшись в цепь, они устремились в атаку на гитлеровцев, засевших в селах Пекарево и Леоньково. Сильный пулеметный огонь прижал их к земле. На моряков обрушился шквал минометного огня. Потери росли с каждой минутой. И в этот момент моряки услышали голос комиссара дивизиона Белозерского:
— За Родину! Вперед!
Комиссар сделал несколько шагов, но тут же упал, скошенный пулеметной очередью. Моряки, презирая смерть, бросились в атаку и смяли фашистов. Но прорваться из кольца удалось не всем…
Попытки прорвать вражеское кольцо окружения предпринимались на других участках. Так, 152-я стрелковая дивизия под командованием начальника штаба полковника Кочеткова совместно с одним кавалерийским полком с рубежа Аношино, Нарышево нанесли противнику сильный удар в районе деревни Рожново. Враг попятился. Но брошенные сюда фашистские танки остановили дальнейшее продвижение этих частей, и они вынуждены были отойти.
Таким образом, 12 октября все попытки прорвать вражеское кольцо успеха не имели. Все это время Лукин пытался выйти на связь с армиями Ершакова и Ракутина, но тщетно.
Вечером командарм послал последнюю радиограмму командующему фронтом и в Ставку о том, что в ночь на 13 октября сделает попытку прорваться к Ершакову. «В случае неудачи сожгу машины, взорву артиллерию, уничтожу конский состав и будем выходить группами».
…Деревня Шутово. Ночь. Тускло горит свеча на столе. В крестьянском доме на лавках и скамейках разместились командиры и комиссары, среди них Болдин, Вишневский, Мостовенко, Красноштанов, Стученко и другие. Командарм созвал последнее совещание. Все молчали и смотрели на Лукина. Положение было критическим. В окруженных войсках не осталось ни горючего, ни снарядов, ни продовольствия, патроны были на исходе.
Лукин оглядел собравшихся. Какие слова найти? К горлу подступил комок…
— Управлять войсками и вывести вас из окружения я более не в состоянии, — произнес наконец командарм и не узнал своего голоса. — Приказываю выходить отдельными группами. Все орудия взорвать, машины сжечь. Командиров и комиссаров прошу об одном: поддерживать в войсках дисциплину. Сорок пятой кавалерийской дивизии держать фронт до четырех часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая отходящие части и штаб армии.
13 октября войска разделились на две группы. Одну возглавил Лукин, другую — Болдин.
Прошла еще одна ночь. Враг не разжал свои тиски. Весь день не утихала перестрелка, но это уже вели боя отдельные разобщенные подразделения.
«Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, — напишет позже в своей книге маршал Г. К. Жуков, — мы выиграли драгоценное время для организации обороны на можайской линии. Пролитая кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной группировки, оказались ненапрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет должной оценки»[31].
Драма в Семлевском лесу
Выпавший снег прикрыл белым саваном тела павших воинов. С небольшой группой красноармейцев и командиров Лукин шел по густому сумрачному лесу, с трудом пробираясь сквозь кустарник, минуя просеки и тропинки. Он прихрамывал и тяжело опирался на крепкую сучковатую палку.
У шоссе Смоленск — Вязьма группа остановилась. Следовало оглядеться, прежде чем переходить дорогу. В это время на шоссе показался немецкий мотоциклист. Кто-то не сдержался — выстрелил. Тут же началась беспорядочная стрельба. Потом стихла.
Чтобы идти дальше, на соединение с 20-й армией, надо было преодолеть реку. Но подход к ней на том участке, куда вышла группа Лукина, преградили немцы, окопавшиеся на высотке.
Лукин решил обойти высотку с флангов. Одну группу повел он, другую — член военного совета Ванеев. Маневр удался. Бойцы окружили фашистов и уничтожили.
Реку пришлось переходить вброд, по шею в ледяной воде. К вечеру подморозило, и одежда задубела. Но останавливаться, а тем более разводить костры нельзя. Надо было двигаться вперед как можно быстрее. Шли полем к темневшему вдали лесу. Поле было покрыто окопами и ходами сообщения. В них лежали трупы бойцов, валялись исковерканные пулеметы. Очевидно, здесь держали оборону войска 20-й армии.
Уже в сумерках подошли к лесу. Деревья стояли притихшие, настороженные, словно еще не отошли после пережитого боя. Нахлынувший ветерок разогнал дымный смрад, и уже ощущался запах лесной прели. На опушке леса красовался спелыми ягодами шиповник. На кустах лозы, ольшаника и березняка листья еще хранили осеннюю окраску. Ночь скоротали в лесу. Но нужно было двигаться дальше на юг, в сторону железнодорожной станции Семлево, где Лукин все еще надеялся встретиться с Ершаковым.
Лес кончился. Впереди лежала небольшая долина, заполненная густым туманом. Она была похожа на озеро. На противоположном, возвышенном берегу неожиданно появилась фигура часового. Немец ежился от холода и притоптывал сапогами с широкими короткими голенищами. Все притихли.