– Что ты опять ко мне прицепился, гнобишь за всякую ерунду. Слово от души сказать нельзя, сразу же внутренний цербер в глотку вцепляется. Сам же знаешь, что просто так наобум я ничего не делаю. Стараюсь предусмотреть всякие гадости, которые могут нам приготовить фашисты.
– Да ты ещё малёк, хоть и закончил академию. Против тебя зубры воюют, и провести тебя они на раз-два смогут. Так что одна твоя думалка по сравнению с их опытом и знаниями недостаточна. С Пителиным больше консультируйся, да и этот полковник Леонов умный мужик, его тоже нужно использовать для планирования грамотных операций.
Ну что же, намёк на использование Леонова попал на благодатную почву. Я и сам уже думал над этим вопросом, когда шёл на сеанс радиосвязи с Жуковым. Да что там думал, я уже тогда решил, что часа через три (пусть полковник немного отдохнёт) возьму Леонова в оборот. И подчинится он моим приказам как миленький, хоть и является полковником Генерального штаба. Деваться-то ему некуда, мы в котле, вот и пускай послужит на пользу мехкорпусу. Тогда в моей голове существовал только корпус, а сейчас навалились заботы о целой армии. Анекдотическая ситуация создалась – командарм, а штаба не имею. Однозначно Пителин будет начальником штаба армии, но возникал вопрос, кого ставить на штаб корпуса. А тут появился человек из самого Генштаба, да грех его не использовать в качестве начальника штаба корпуса.
Обдумав этот вопрос, я посмотрел на Пителина, он тоже ожидал, когда установят связь с авиадивизией. С генералом Черных ему нужно было согласовать кое-какие детали взаимодействия, а ещё, как он мне сам говорил, ожидает аэрофотоснимки восточных окрестностей Варшавы и ещё некоторых объектов, интересующих моего начальника штаба. Обещал Черных направить оба своих оставшихся разведчика по маршруту планируемого наступления мехкорпуса. Вернее, теперь уже армейской группы. Дождавшись, когда Пителин оторвётся от своих бумаг, я спросил:
– Борис Михайлович, как думаешь, потянет Леонов штаб корпуса? Сможет ли он заниматься конкретными делами, или полковник витает в генштабовских облаках и разрабатывает свои глобальные теории.
– Да полковник армию потянет, а не то что корпус! Что, думаешь его к нам переманить? Я однозначно это поддерживаю. Специалист он уникальный. Только удержишь ли его здесь, не знаю, не покажется ли ему мелким работать на земле, он птица большого полёта, хоть и полковник. Уверен, что если в Генштабе узнают, что он жив-здоров и находится у нас, то немедленно вышлют самолёт, чтобы вывезти его в Москву.
– А кто будет вызывать Генштаб на связь, чтобы сообщить, что полковник Леонов вышел в расположение 6-го мехкорпуса. Приказом командарма назначим его твоим заместителем, да и всё. А когда сформируется штаб армии, ты его своим распоряжением назначишь исполнять обязанности начальника штаба корпуса. В такой ситуации, которая сложилась сейчас, Леонов даже пикнуть не посмеет, что желает оказаться подальше от линии фронта. Конечно, если он не патологический трус или, допустим, карьерист.
– Он не трус и не карьерист, за это я отвечаю. Полковник чрезвычайно ответственный человек, с огромным чувством долга. И в Генштаб он может стремиться только по одной причине – если там будет более полезен для России, чем здесь, планируя действия всего лишь корпуса.
Монолог Пителина был прерван лейтенантом – командиром радиоузла бронепоезда. Тот с чувством и счастливым выражением лица довольно громко выкрикнул:
– Товарищ командарм, связь с 9-й САД установлена, через несколько минут к рации подойдёт генерал Черных!
Это было хорошее известие, всё-таки мощная радиостанция бронепоезда смогла пробить радиопомехи, и не зря лицо лейтенанта сияло как медный таз. Я поднялся со скамейки, сидя на которой беседовал с Пителиным, и подошёл к операторскому столу. Вот так, стоя рядом с сержантом, удерживающим радиоволну авиадивизии, я и ждал, пока в динамике не раздался голос Черных. Только после этого опустился на стоящий рядом стул, взял микрофон и поздоровался со своим старым другом. В ответ услышал поздравления, в которых проскакивало удивление, как я мог согласиться занять должность командарма в такой кошмарной ситуации. Ясно же, что при негативном развитии ситуации именно на командарма спустят всех собак. Расстрельная должность теперь командарм – в нынешней обстановке не более чем калиф на час. Только отчаянный карьерист и полный псих мог решиться занять такую должность. А Черных знал, что я не карьерист, да и далеко не глупый человек. Одного он не знал, что меня перекинуло из другой реальности, где немцы победили в войне, и чтобы не допустить повторения и в этом мире подобного кошмарного сценария, я был готов на всё, даже стать жертвенным бараном. Пусть у меня и ничего не получится – каток истории не повернуть даже ценой своей жизни, но попытаться я обязан.
Вот такие мысли навеяли поздравления Черных. Хорошо генерал не очень долго рассыпался дежурными высокопарными словами – не дал моему внутреннему церберу развернуться и начать грызть мозг уже серьёзно. Не успела сущность моего деда сориентироваться, цербер был озадачен вопросом – откуда Черных узнал, что Черкасова назначили командармом-10. Ведь Жуков об этом мне сообщил совсем недавно. И по моим ощущениям это произошло спонтанно в процессе разговора с генералом армии. Получается, что это решение не самого Жукова, а кого-то на самом верху. А там только Сталин. Жуков в нашем разговоре являлся всего лишь голосом Хозяина. А если это так, то меня засунули в какую-то хитроумную византийскую комбинацию. У меня от такой мысли совсем в голове поплыло, чтобы разрубить этот узел догадок и предположений, я прервал Черных, который начал докладывать о положении дел в дивизии, вопросом:
– Слушай, Петрович, а как ты узнал, что меня назначили командармом 10-й армии? Я сам был огорошен этим назначением совсем недавно, а командиру 9-й САД, оказывается, об этом кадровом решении уже известно. Не иначе у тебя прямой канал связи с самим Всевышним?
Черных хмыкнул и, как бы поддерживая мою иронию, ответил:
– Сам понимаешь, мы же летаем высоко и, естественно, ближе к Всевышнему.
Что он дальше произнёс, я не понял, радиопомехи полностью заглушили слова генерала. Слава богу, это был секундный разряд атмосферного электричества, и через писк в эфире вскоре пробился голос Черных. Он уже перестал иронизировать и опять начал докладывать о положении дел в дивизии. А положение было невесёлое – гитлеровцы с удвоенной силой пытались полностью уничтожить смешанную авиадивизию. Дошло даже до ночных авиаударов по аэродромам 9-й САД. И что самое паршивое, немцы разведали, где располагались обустроенные перед самой войной полевые аэродромы авиадивизии. Сегодня ночью оба новых аэродрома подверглись мощной бомбардировке. А именно на них базировались практически все самолёты авиадивизии. В том числе трофейные «мессершмитты», захваченные у немцев в ходе героического рейда группы Половцева. К сожалению, летающие на трофейной технике пилоты ещё недостаточно освоили «мессершмитты», и командование не рискнуло ночью поднять их в воздух. И пришлось отражать атаку зенитками и немногочисленными МиГами – всего было задействовано в ночном бою пять истребителей. Хотя лётчики и зенитчики бились отчаянно, но сила силу ломит, вот и немцы отутюжили наши аэродромы по полной программе – уничтожив в ходе этих ночных бомбардировок почти семьдесят процентов самолётов, базирующихся на этих секретных полевых авиабазах. Одним словом, 9-я САД была обескровлена и на настоящий момент обладала всего лишь тринадцатью истребителями (9 МиГов и 4 «мессершмитта») и двадцатью восемью бомбардировщиками. И это в самый канун нашего броска к Варшаве.
Теперь мне стала понятна столь низкая активность люфтваффе в последние сутки. Никакой это не шок, вызванный рейдом Половцева и появлением в небе «мессершмиттов» с красными звёздами на крыльях. Просто немецкие генералы грамотные вояки и посчитали неразумным перегонять на наше направление большое количество авиационных резервов и терять силы в ходе воздушных боёв с оставшимися в Белостокском выступе самолётами 9-й САД. Люфтваффе в течение суток концентрировало самолёты, чтобы одним ударом прихлопнуть надоедливую красную шелупонь. Вот после этого они навалятся на суетящихся в Белостокском котле упёртых русских в полную силу. Голову не дадут поднять, не говоря уже об осуществлении хоть каких-нибудь манёвров оставшихся механизированных подразделений.
Про себя я злорадно усмехнулся и подумал: «Монокли свои жрите, сволочи поганые, мы уже у ваших жирных животов с занесенным штыком стоим. А со своим господством в воздухе уже опоздали – что вы с ним будете делать, когда наши танки и бронеавтомобили начнут буйствовать в ваших тылах. С высоты и на скорости даже зоркий сокол не разглядит, кто двигается на запыленных дорогах – немцы или прорвавшиеся русские. Конечно, какая-нибудь хладнокровная немецкая сволочь может по рации навести самолёты люфтваффе на наши колонны. Но такая возможность вряд ли немцам представится – во-первых, не только мы будем засорять радиоэфир (благо мощная радиостанция бронепоезда будет этому способствовать), но и сами немцы на всех радиочастотах будут орать благим матом (по крайней мере, так было, когда они получили по носу под Ружанами и Сокулками). А во-вторых, мы не собирались вести длительных позиционных боёв – ударили, если быстро не получилось раздавить фашистов, то оставляем небольшой заслон и гоним дальше к Варшаве. Пусть немцы, когда оклемаются и собьют этот заслон, радуются, что перерезали русским коммуникации и загнали их в мешок. Но наши основные силы уже будут далеко, ведь мы из котла и наступаем – пускай этих котлов будет два или десять, мы всё равно собираемся перейти на немецкое снабжение. Так что бояться появления немцев в тылу в нашем случае это смешно. Пусть они паникуют, когда наши танки появятся в предместьях Варшавы.
Злорадствовал-то я злорадствовал, но всё равно начал беспокоиться, что полное господство немцев в воздухе может значительно осложнить выполнение запланированного графика наступления. И прежде всего проблема вырисовывалась с бомбардировками железнодорожных составов. Я уже начал склоняться к отмене решения тащить за собой гаубичные артполки и многочисленные эшелоны службы тыла, но тут пришла мысль, что Жуков же обещал помочь 9-й САД истребителями. А введение в бой эскадрильи МиГов поможет нам по крайней мере в первые сутки наступления, сдержать напор гитлеровских стервятников. За это время наши механизированные подразделения должны добраться до ближайших аэродромов люфтваффе, пленить или уничтожить немецких лётчиков и техников, находящихся там, а трофейные самолёты передать 9-й САД, чтобы возродить воздушный зонтик над головой наступающих частей. Задача трудная, но выполнимая, пока оставшиеся истребители 9-й САД, совместно с прибывшей эскадрильей МиГов, гоняют немецких стервятников, вполне возможно на земле устроить небольшой ад для тыловых частей вермахта. Ну а потом, когда немцы перебросят с фронта боеспособные части, чтобы нас уничтожить, мы уже доберёмся до Варшавы. А там немцы замучаются пыль глотать, чтобы выкурить моих ребят из каменных джунглей. По крайней мере, отдадут трех своих ветеранов, чтобы убить одного моего бойца. А это для фашистского молоха смерть – нет у Германии такого уровня солдат, которые сейчас рвутся вглубь моей страны. Так что буду действовать, как запланировали с Пителиным – вперёд, а там по ходу действия будет видно, как больнее укусить гитлеровцев.