генералу Шиллингу в Одессу: «Киев - мать городов русских - взят доблестными войсками Добровольческой армии». После захвата Одессы в бугский фарватер вошел английский корабль и из тяжелых морских орудий начал обстреливать наши позиции. Деникинцы заняли Николаев, и оставаться в заготовленной нам ловушке на правом берегу Южного Буга не имело никакого смысла - мы начали отходить на север, держа направление на Голту.
Вдруг из штаба 12-й армии получаем по радио приказ: из частей 45-й, 58-й и остатков 47-й дивизий создается Южная группа войск, командующим назначается тов. Якир. Иван Федорович Федько, узнав, что Якир со своим штабом в Бирзуле, выехал туда. Вернулся он вместе с членом Реввоенсовета группы Владимиром Петровичем Затонским. Затонский разъяснил нам, что группе поставлена задача вести борьбу в тылу противника, объединяя вокруг себя трудовой народ юга Украины. В случае же, если окажется, что противник может совершенно отрезать дивизии от северных войск и над ними нависнет угроза гибели, разрешалось отступать на север, оказывая упорное сопротивление и памятуя, что тем самым мы будем отвлекать силы белых с других участков фронта, где решается очень важная задача борьбы с деникинщиной.
В Голту к нам пришли остатки 47-й дивизии - всего 500-600 человек. Они влились в нашу дивизию и составили 1-ю бригаду (двухполкового состава). Такой же примерно по численности была и 2-я бригада (Л. А. Маслова). В самой же сильней нашей бригаде - 3-й, которой командовал бывший балтийский матрос А. В. Мокроусов, насчитывалось до 3 тысяч штыков. Положение осложнялось тем, что вместе с дивизией двигались обозы с тысячами беженцев - женщин, детей, стариков. Их нельзя было оставить на расправу деникинцам, и это очень затрудняло выполнение боевых задач. В обозах ехали и семьи многих бойцов и командиров. А беженцы уводили с собой и скот, да еще много коров и овец дивизия забрала в имении Фальцфейнов «Аскания-Нова», с одной стороны, чтобы они не достались белым, а с другой, чтобы обеспечить продовольствием части. Так что вместе с походными колоннами двигались многотысячные гурты скота, и их нужно было охранять от налетов всяких банд. И все это в глубоком тылу противника, на расстоянии 400-500 верст от ближайших советских войск, при все ухудшающейся оперативкой обстановке.
Прямо скажем, на плечи командующего группой И. Э. Якира была возложена задача не из легких, ответственность громадная. Приходилось решать очень сложные вопросы без каких-либо указаний сверху, самостоятельно, полагаясь на собственное разумение и на мнение Реввоенсовета группы. Как выйти, например, из такого противоречия: чтобы спасти дивизии, надо, не теряя времени, прорываться на север, выходить из вражеского кольца, готового замкнуться, - а многие бойцы, вчерашние неорганизованные повстанцы, далекие и сегодня от понимания великих задач революционной войны, думают только о защите своих родных мест и легко поддаются агитации махновцев? А те внушают: большевики, мол, уводят вас неведомо куда, а вот батька Махно остается защищать ваши края, он и есть ваш настоящий радетель. Почва для такой агитации была тем более благоприятной, что Махно располагал довольно значительными по сравнению с нашими силами. На серьезность этой проблемы указывал урок мятежа в бригаде Кочергина. Провозгласи поход на север и, как знать, не потеряем ли еще бригаду, а может быть, и больше.
Реввоенсовет группы и лично товарищ Якир имели достаточно силы воли, чтобы пренебречь этими сомнениями и принять единственно разумное решение - пробиваться на север, полагаясь в остальном на революционно сознательный костяк 45-й и 58-й дивизий. В эти трудные дни своей непреклонностью и неустрашимо твердым духом все больший авторитет завоевывали И. Э. Якир, Я. Б. Гамарник, В. П. Затонский, Л. И. Картвелишвили, И. Ф. Федько, Н. В. Голубенко, А. В. Мокроусов и приглашенный Якиром на должность начальника штаба группы бывший контр-адмирал А. В. Немитц. Опираясь на пролетарское ядро обеих дивизий, и прежде всего на коммунистов, руководящий состав группы надеялся преодолеть все сопряженные с выполнением принятого решения трудности и опасности.
Штаб Южной группы разработал план прорыва на север, который заключался в следующем: учитывая, что войска наших противников привязаны к железным дорогам, двигаться походным порядком в промежуток между Балтой и Голтой; одна бригада 45-й дивизии, находящаяся в соприкосновении с войсками Петлюры, в течение еще двух дней должна драться с ними, создавая видимость, что мы имеем намерение пробиться на Вапнярку, и, когда главные силы группы достигнут Умани, эта бригада ночью отрывается от петлюровцев и составляет арьергард группы, следующей на удалении 30-35 верст от главных сил.
20 августа командующий Южной группой разослал в части приказ, в котором со всей прямотой говорилось о сложности обстановки. Якир указывал, что под натиском врага нам приходится отступать и идти на соединение с нашими братьями-красноармейцами, сражающимися под Киевом, и что враг, конечно, будет всеми силами препятствовать нашему движению, но наше дело правое, и, несмотря ни на какие жертвы и трудности, оно должно победить. «Вперед, герои! К победе, орлы!» - призывал командующий всех бойцов.
Вряд ли мы добились бы успеха, если бы сразу был объявлен этот категорический приказ. Но тут проявилось необыкновенное умение Якира зажигать массу революционной идеей. Было указано провести в частях митинги, поставить на обсуждение всех красноармейцев и командиров вопрос: как лучше поступить - прорываться ли на север, на соединение со своими братьями, или оставаться здесь, на юге, и партизанить, воюя за свои поля и хаты? Нужно было разъяснить красноармейцам все плюсы и минусы того и другого решения, нарисовать перспективу борьбы, вероятный ее исход. Этим и занялись комиссары и все коммунисты. Владимир Петрович Затонский, находившийся все время в нашей дивизии, энергично развернул разъяснительную работу: собирал коммунистов, командиров, сам выступал на митингах. И в результате вся масса бойцов приняла решение: идти на север - другого выхода нет. Тогда-то и был объявлен приказ командующего группой. Но он уже воспринимался как собственное решение каждого, как решение всей массы.
В довершение разъяснительной работы Реввоенсовет группы распространил в частях «Памятку бойца Южной группы», составленную тов. Гамарником. Она предупреждала о новых тяжелых испытаниях и боях по пути на север, призывала к выдержке и хладнокровию, будила у бойцов уверенность в конечной победе трудящихся над врагами, в окончательном освобождении родной Украины. Так был политически подготовлен поход Южной группы.
На меня, офицера старой армии, такой удивительно быстрый перелом в настроениях тысяч бойцов произвел неизгладимое впечатление. Ничего подобного в царской армии не могло произойти. Дивизию, в которой был возможен такой прецедент, как махновский мятеж, столь мало надежную после мятежа, неизбежно пришлось бы списать со счета как боевую силу - расформировать, а ее начальника отдать под суд за неумение держать в повиновении подчиненных. А тут мы все убедились, какими изумительными возможностями обладает революционная армия и ее командный состав. То, чего добились Якир и Федько, не под силу ни одному генералу старой армии - для этого надо быть поистине большевиком. И вот почему бывший студент Якир оказывался способным бить генералов, познавших всю премудрость военного дела в лучших академиях.
Дивизия выступила в поход: справа бригада Мокроусова, посредине - бригада Маслова с полком в авангарде, левее - остатки 47-й дивизии, а в 20 верстах за ними - штаб дивизии с арьергардом, составленным из разных команд. Левее двигалась 45-я дивизия под началом Гарькавого, при ней - штаб Южной группы. Под Уманью обе дивизии должны были соединиться, вместе атаковать занимавшего город противника и, если будет возможно, погрузиться там в эшелоны, чтобы продолжать путь на Киев по железной дороге Христиновка - Казатин - Фастов, а не удастся, - пробиваться по шляхам дальше.
Были короткие стычки с петлюровцами, которые нисколько не задержали нашего движения. Предстоял серьезный бой с двумя петлюровскими дивизиями, занимавшими Умань и Христиновку. Но дело обернулось неожиданно очень удачно. Комбриг Мокроусов, рассчитывая, что местечко Голованевск уже занято нашим авангардом, влетел туда на автомобиле с начальником своего полевого штаба Рябовым и попал, что называется, прямо в лапы петлюровской комендатуры, но не растерялся, а, изобразив из себя деникинского полковника, арестовал весь комендантский наряд и узнал, что невдалеке, в селе Покотилове, стоит штаб петлюровской дивизии. Внезапным налетом одной роты этот штаб был захвачен в плен вместе со всеми документами и печатями. Целых два дня мы говорили по прямому проводу с частями Петлюры и, давая им ложные сведения и приказания, без особого труда выиграли операцию в районе Голованевска. Петлюровские войска, находившиеся в Умани и Христиновке, решили, что идет «несметная большевистская рать», и при первой нашей попытке обойти город дрогнули. Одна бригада Мокроусова, заняв Умань, обратила в бегство 5-ю и 12-ю петлюровские дивизии. Победа эта имела большое значение для укрепления морального духа красноармейской массы. Теперь уже ясно было, что дивизия обрела высокую боеспособность, и всякие сомнения в успехе поставленной перед нею задачи рассеялись. Всех охватил боевой энтузиазм.
Дав дивизии отдых в Умани, приведя части в порядок и пополнив добровольцами, главным образом молодежью, Федько через несколько дней повел ее на Фастов. О передвижении по железной дороге, конечно, речи не могло быть - дорога оказалась в руках противника. Так же успешно шла и 45-я дивизия, с которой мы поддерживали самую тесную связь.
4 сентября под местечком Тальное нас атаковал отряд деникинцев, но был отброшен с большими для него потерями. Взятые в плен белогвардейские офицеры дали интересные показания. Оказалось, петлюровский атаман Тютюник уже начал переговоры с командованием Добровольческой армии о совместных действиях против войск Южной группы. Удар нашей 3-й бригады на Тальное помешал объединению сил контрреволюции.