й мы им организовали, появившись на другой стороне водоёма.
Дело в том, что это озеро шириной метров в сто, образовывало подкову, как бы огибая с трех сторон этот уютный луг. И самое главное, что нас на противоположном берегу, в принципе, никто не ждал. Не было туда, по мнению немцев, подъездных дорог. Соответственно, и охрану там они организовать не удосужились.
В общем, подъехали, рассредоточились по берегу озера и открыли огонь из чего только могли. Итог несмотря на то, что немцы успели проснуться и изобразить подобие сопротивления, закономерен. Покрошили в капусту под тысячу захватчиков и шорох этим навели неслабый.
По крайней мере, с самого раннего утра искали нас все, кто только мог.
В небе постоянно висела рама, возле озера суетились куча народа, были замечены даже люди с лампасами на штанах.
Мы, кстати сказать, после этого нападения далеко уходить не стали. Пересекли небольшое, вытянутое поперёк пути болотце, замаскировали технику среди деревьев и улеглись отдыхать.
В общей сложности, если километра на четыре удалились от места боя, то хорошо. Специально так сделали, чтобы с утра продолжить веселиться.
Конечно, по-хорошему надо было бы убраться подальше и на время затаиться, чтобы все немного успокоились. А в дальнейшем действовать аккуратно из засад, как и планировал, но просьба пошуметь погромче заставляла работать по-другому, нагло и нахраписто.
Собственно, так мы тоже готовы воевать, в планах было организовать подобное выступление перед тем, как пришлось бы покинуть эти места, поэтому ничего изобретать не пришлось.
С утра, дождавшись доклада наблюдателей о том, что на месте расстрела немецкого лагеря собралось дофига немцев, накрыли луг плотным минометным огнём, не жалея при этом боеприпасов.
После этого сразу уходить не стали. Дождались самолётов, вызванных немцами по нашу душу. Их прилетело сразу восемь штук, они организовали бомбежку, начав пикировать с малых высот.
Мы их встретили, подготовились заранее со всем радушием. Шесть из восьми бомбардировщиков свалили за каких-то пару-тройку минут. Всё-таки настолько плотного зенитного огня крупнокалиберных пулемётов от нас никто ждать не мог, поэтому и получилось отработать настолько эффективно. Главное, что потерь во время отражения этого налёта мы не понесли, потому что, по сути, не позволили даже начать прицельное бомбометание.
После этого налёта мы, разделившись на три группы. Две были представлены в виде отдельных рот мотострелков, а третья состояла из всех остальных. После этого начали движение по трем разным направлениям.
Так мы поступили только по одной простой причине. Ещё до начала войны, во время тренировок мы не раз и не два отрабатывали взаимодействие именно трех мотострелковых рот, когда они страховали и прикрывали друг друга, устраивая подобие карусели. Только хаотичной карусели, где не посвящённый, глядя в реальном времени на передвижение подразделений, голову сломает, пытаясь уловить логику происходящего.
На самом деле, мы с Кухлянских сами чудом не вскипятили себе мозги, разрабатывая эту схему боя.
Суть всего этого, если говорить совсем просто, заключается в работе сразу по трем транспортным магистралям, по принципу, ударил — убежал. Изюминка же подобной работы заключалась в том, что каждое подразделение, задействованное в этой карусели, за счёт максимальной синхронности и согласованности действий как бы отсекает от собратьев возможное преследование. Притом, схема продумана таким образом, чтобы в течение дня не использовать два раза одни и те же пути передвижения.
Собственно, у немцев нет ни малейшего шанса зажать наши части в каком-либо месте, и пользуясь численным преимуществом, уничтожить.
Единственное, что представляет реальную опасность во время подобной работы, это авиация. Но и здесь немцам просто не будет. Не зря же я старался плюсом ко всему сделать каждый наш броневик передвижной зенитной точкой.
Восемь раз за день мы отработали по колоннам противника, и я даже затрудняюсь сказать, сколько человек при этом погибло, но много.
Немцы сейчас побеждают из-за того, что реагируют на любое изменение ситуации на поле боя гораздо быстрее наших, и мы, наверное, впервые с начала войны переиграли их именно в этом сегменте ведения боевых действий. Они за нами просто не успевали, из-за этого делали ошибки, которые мы использовали к своей выгоде, по сути, ничего для этого не делая.
Все противостояние с их стороны в этот день заключалось в попытке перекрыть заслонами засвеченные нами пути передвижения, а также организацией преследования наших подразделений после уничтожения нами маршевых колонн. Была, правда, ещё одна попытка задействовать авиацию, с которой у них, похоже, именно сейчас случился напряг. Но бомбили они с больших высот и особо больших потерь нам не нанесли.
В итоге, заслоны остались не у дел. Преследователей мы, если не уничтожили полностью, то изрядно проредили, и благодаря этому, отработали практически безнаказанно. Весь день провели в движении, делая совсем короткие остановки у подготовленных складов, для пополнения горючего и боеприпасов.
Нет потери, конечно, были и, по моим меркам, немалые. Но это не шло ни в какое сравнение с немцами.
В общей сложности, мы потеряли подбитыми восемь броневиков, пять из которых пришлось бросить, предварительно облив бензином, и устроив своеобразные погребальные костры, а три утащили, взяв на буксир в надежде отремонтировать. Техника ладно, дело наживное, а вот потери в людях огорчают, и сильно.
Таким образом, за этот день мы не досчитались двадцати двух красноармейцев убитыми и без малого полусотни ранеными.
Всё-таки немцы огрызались, и неслабо. Пока ещё они злые вояки с комплексом победителей, но, надеюсь, это ненадолго.
Ближе к концу дня нам пришлось закруглять свою деятельность. Немцы практически полностью остановили движение по дорогам и начали стремительно насыщать местность своими войсками. Проще говоря, они решили задавить нас массой, стараясь любыми способами лишить нас маневра. Достали мы их, похоже, своими действиями.
Из-за этого уже в сумерках я отдал команду двигаться в сторону троп, подготовленных для перехода в Пинскую область, где затеряться в тамошних болотах труда не составит. Да и база у нас там есть оборудованная, с кое-какими припасами.
К сожалению, уйти, не попрощавшись, было не судьба. Когда подразделения собрались в месте, откуда планировали уже в полном составе покинуть эту местность, мне принесли радиограмму из Москвы с конкретным приказом прорываться в сторону Кобрина, и постараться увести за собой немецкие войска, собранные для поимки и уничтожения моего подразделения.
У меня на этот приказ даже ругаться желания не было. Хотелось откровенно послать людей, отправивших радиограмму, по известному адресу, не выбирая выражений.
С трудом я смог успокоиться, и то не до конца. Ведь не нужно быть пророком, чтобы понять одну простую вещь. Какая-то падла в Москве решила от нас просто и незатейливо избавиться.
Ведь стоит только нам покинуть болота, как шансов уйти не останется от слова совсем, и здесь без вариантов. Силы, которые нагнали сюда немцы за прошедший день, размажут нас при этом прорыве без каких-либо проблем, не особо напрягаясь. Поэтому прорываться в указанном направлении —это все равно, что тупо бросить на убой доверившихся мне людей, без шанса на спасение.
Немного подумав, решая для себя, как поступить, я склонялся к мысли, что необходим спектакль. Якобы, у нас напрочь сломалась радиостанция, и никакого приказа мы не получали, как тут же связисты принесли очередную радиограмму с четырьмя написанными там словами:
— Надо, Сергей. Извини. — И подпись. — Берия.
Похоже, просчитали меня там на все сто. Не будь этих простых слов, я бы ушёл, как планировал, положив все, что только можно, на предыдущий приказ. Сейчас же, плюясь, отчаянно матерясь и психуя, я велел построить мотострелков.
Не выполнить приказ я не могу, но при этом отправлять на смерть всех своих людей тоже не хочу и не буду. Как-то сразу для себя решил, что со мной в этот самоубийственный прорыв пойдут только добровольцы, и не больше ста двадцати человек на двенадцати броневиках.
Если этого количества не хватит, чтобы пробиться в указанном направлении, значит, и всего батальона будет мало. Не вижу, как уже говорил, никакого смысла гробить всех своих людей.
Перед строем не распинался, сказал, как есть, что дело, на которое нужны добровольцы наверняка приведёт к смерти. Поэтому прежде, чем попасть в их число, стоит сто раз подумать, надо ли это делать. Ведь вероятность выжить мала, как никогда. Если говорить по правде, так речь моя была и того короче. Я вышел перед строем и произнес:
— Товарищи, так уж случилось, что командование решило отправить часть из нас на убой, в прямом смысле слова. Операция, проведения которой от нас требуют, это дорога в один конец. Вряд ли её кому-либо из её участников получится выжить. Тем не менее, отказаться от её проведения возможности нет. В связи с этим мне нужны добровольцы, но имейте ввиду, я действительно, считаю, что придётся идти на верную смерть.
Надо сказать, что после моих слов наступила гробовая тишина, в некоторой степени стало даже жутко. Что говорить, если в присутствии такого количества людей я отчётливо слышал зудящий звук комара и стрекот сверчка в глубине леса. На миг даже появилась мысль:
— Как бы мне в одиночку не пришлось идти в этот прорыв.
Чтобы не растягивать возникшую паузу, отдал команду:
— Добровольцы, шаг вперёд, — и отчётливо увидел, как некоторые, стоящие в строю бойцы, вздрогнули. Тем не менее, мои люди смогли меня удивить.
Они, после прозвучавшей команды, не задумываясь, действуя, как единый живой организм, просто шагнули вперёд. Удивили и растрогали до слез. Что уж тут скрывать? Дорогого стоит такое единодушие и готовность к самопожертвованию.
Чтобы не обижать людей, выбирать самостоятельно, кто пойдёт со мной в этот поход, я не стал. Велел начштаба заготовить спички в количестве, равном оставшихся в строю рабочих броневиков. Обломал двенадцать спичек, сделав их короче, и разыграл своеобразную лотерею, кому идти умирать, а кому оставаться. Экипаж броневиков, чьи представители вытянут короткие спички, пойдут со мной. Остальные уйдут в Пинскую область.