Высказал я все это правда абсолютно безразлично, не проявляя вообще никаких эмоций, и Берию, похоже, проняло, потому что он слегка даже озадаченно спросил:
— Да что с тобой происходит? Или, может, ты правда подумал, что я занял сторону каких-то важных родителей и потерявшего берега избалованного сопляка? — он выдержал небольшую паузу, внимательно меня рассматривая. — Похоже, правда так подумал. Хорошего же ты мнения о своем начальстве! Не стыдно?
Берия укоризненно покачал головой и продолжил:
— Родители этого Лени и правда почувствовали себя невесть кем и сейчас вместе с начальством столичной милиции каются во всех грехах. Сам Лёня по этапу не пойдёт, у него было разрешение на оружие, выданное непонятно за какие заслуги. Но проблем у него будет немало. Но это неважно, каждый в этом деле получит по заслугам, а вот твоё поведение не лезет ни в какие ворота. Герой-фронтовик, враг германский нации — и банальная драка, это как?
Я в ответ только замычал, а нарком, ухмыльнувшись, продолжил:
— Вот тебе и эммм, — передразнил он меня. — В Белоруссии твои люди, используя спрятанные тобой танки, в третий раз уничтожили летний состав вместе со всеми самолетами на четырех самых больших аэродромах, Гитлер почему-то решил, что это снова ты отметился и объявил тебя врагом нации. За твою голову даже награда назначена, не особо большая, но все же.
«Ничего себе себе новости. Так-то вроде пофиг, кем там меня объявили, но при таком раскладе наверняка меня попытаются либо выкрасть, либо, что скорее, просто грохнуть, и это не радует. Опять же ребром встаёт вопрос безопасности родных и близких. Понятно, что о брате с дядькой переживать не стоит, собственно, как и о дальних родственниках по их линии, а вот за Настю…»
На миг даже подумал, не поторопился ли я с предложением? Может, стоило повременить со всем этим?
Берия, будто читая мысли, произнес:
— Новость, конечно, для тебя не очень, но и переживать сильно не нужно, твою охрану мы усилим, да и за родными присмотрим, поэтому не падай духом. Правда, наши планы на тебя придётся менять, теперь тебе в тылу противника делать нечего. А жаль, у тебя неплохо получалось воевать именно там.
Берия прервался, о чем-то задумавшись, и я, воспользовались возникшей паузой, спросил:
— Так, а как меня хотели использовать, если это не секрет, конечно?
— Да нет никакого секрета. Была мысль подготовить твою бригаду по тому же принципу, что и батальон, и задействовать в местах прорыва противника.
Я даже челюсть невольно уронил и уточнил:
— Я правильно понял, что мою бригаду хотели кидать под каток наступающего противника?
Берия отмахнулся и ответил:
— Нет, мысль была отправлять вас в ближний тыл противника, чтобы вы там наводили безобразия, устраивая засады на колонны, и тем самым притормаживали темпы передвижения немецких механизированных частей.
Я на это только головой покачал, подумав, что, может, и к лучшему, что меня объявили врагом Германии, ведь то, чем хотели заставить заниматься моё подразделение…
Нет, так-то разумно при помощи маневренных механизированных групп терроризировать немецкие тылы, и я даже показал, насколько это эффективно, но делать это, по сути, находясь посреди боевых порядков противника — так себе затея. Потери будут запредельные, да и толку не то чтобы много. Здесь больше работа для групп диверсантов, чтобы они устраивали минные засады. Заминировали участок дороги, оставили пару человек, способных сойти за немцев, чтобы был шанс уйти, взорвали проходящую колонну и сбежали, пока ветер без сучков. Любое механизированное подразделение, как только обнаружит себя, со стопроцентной вероятностью будет уничтожено.
Собственно, все это я и выложил наркому, который, выслушав меня, неожиданно произнес:
— Почему-то я даже не сомневался, что у тебя на этот счёт будет свое мнение и, скорее всего, нелестное. Тем не менее задачу по поиску путей противодействия этим немецким прорывам никто с нас не снимал, поэтому я жду от тебя предложений, как ты со своей бригадой сможешь помочь в её решении.
«Блин, да я в принципе не представляю, как можно сделать силами одной бригады то, с чем какой-нибудь корпус или даже армия не может справиться. Да и в целом такие задачи как бы не характерны для меня, ведь нормальный результат я показал в совершенно другом деле».
Пока я гонял все эти мысли в голове, Берия, внимательно за мной наблюдавший, как-то тяжело вздохнул и произнес:
— Ты не думай, Сергей, никто не ждёт от тебя чуда, да и на убой тебя тоже никто не собирается отправлять. Но у руководства есть мнение, что ты со своим нестандартным подходом к ведению боевых действий сможешь принести что-то новое, способное если не решить проблему в корне, то изрядно её уменьшить.
Нарком высказал все это на одном дыхании и потянулся за графином с водой, а я в это время напряженно размышлял.
«Собственно, решение всех бед лежит на поверхности: ввести единоначалие, запретить бессмысленные атаки в лоб на подготовленные к обороне позиции, продвигать наверх думающих командиров и учиться воевать, пока в обороне».
Это все после недолгих размышлений я и высказал наркому, добавив только, что хорошо бы ещё ввести ответственность для командиров за неоправданные потери, а то подход, когда чем больше своих подчиненных угробил, тем выше награда, ничего кроме недоумения не вызывает. Дурной подход, который по-любому вредит делу, а значит, требует особого разбирательства.
Неожиданно Берия со мной согласился и сказал, что над этим уже работают, но при этом добавил:
— Подумай над структурой бригады исходя из названных мной задач, а свои мысли по изменениям, необходимым в армии, изложи на бумаге и предоставь в виде аналитический записки.
Собственно, на этом наш разговор закончился.
По дороге обратно в центр подготовки осназа, где мне порекомендовал пока пожить сам нарком, я задавался вопросом: а что это сейчас было?
Нет, понятно, что утопающий готов схватиться даже за соломинку, но, блин, ждать каких-то рекомендаций от простого майора — это как бы сюр. Опять же ситуация с этой бригадой непонятна. Что сможет противопоставить такое подразделение целым группам армий, которыми оперируют немцы во время наступлений.
Нет, понятно,что в случае, если известно будущее место прорыва и есть хоть какое-то время на подготовку к встрече, наворотить даже такими силами можно много, но в том-то и дело, что эти прорывы зачастую почему-то оказываются неожиданными для командования. Эта мысль потянула за собой другую. «А, собственно, кто мне мешает обзавестись этой самой разведкой? Тем более опыт в этом деле у меня наработан. Конечно, охватить всю линию соприкосновения нереально, но вот, скажем, добыть актуальные разведданные в районе действий одного из фронтов, куда направят мою бригаду, вполне возможно. Понятно, что одного разведвзвода для этого будет мало, так меня ведь никто и не ограничивает, соответственно, можно и вовсе разведывательный батальон создать, а лучше и вообще пару, только обозвать их разведывательно-диверсионными и расширить для них круг задач».
Мысль показалась настолько интересной, что я по прибытии в центр какое-то время ни о чем другом и думать не мог. Нет, не только об этих специфичных батальонах, но и в целом о бригаде.
По сути, что нужно, чтобы если не остановить прорыв, то изрядно притормозить передвижение немцев помимо разведки? Первое — это заслон, который сможет выдержать первый самый сильный удар штурмовых частей немцев, и здесь сложно придумать что-то лучше тяжёлых танков, зарытых в землю. Второе — это артиллерия, притом очень мобильная, тут надо два в одном: это и поражение скопившихся на участке прорыва частей противника, и контрбатарейная борьба. Ну и третье —это мобильные механизированные подразделения для купирования так любимых немцами обходов и охватов обороняющихся частей. Если добавить к этому серьезное саперное подразделение, способное быстро готовить сильные оборонительные позиции и минировать обширные территории, может что-то и срастись.
В общем, после почти суток размышлений я пришёл к однозначному выводу: как ни крути, а одной бригадой я сейчас мало что смогу поменять на поле боя. А вот если это подразделение маленько увеличить, скажем, до дивизии и нормально оснастить необходимой техникой, расклад может получиться довольно интересным.
За пару дней я накидал в грубом приближении структуру бригады которая получалась совсем даже не бригадой) и отправился в госпиталь к Кухлянских. Просто мне ещё аналитическую записку готовить, вот и решил напрячь работой пока единственного подчиненного, начштаба он или погулять вышел.
Кухлянских, когда вник во все мои идеи, только и произнес:
— Командир, а нам по шапке не на дают за такую структуру, тут ведь побольше дивизии получается.
— Может, и надают, только если уж лезть в это дело, то надо все делать для того, чтобы был результат, а меньшими силами добиться чего-то значимого будет просто нереально.
Тот только плечами пожал, как бы говоря «моё дело телячье, ты сказал, я исполнил».
Пока общались с начштаба, я стал свидетелем интересной сцены. Так уж получилось, что, разговаривая с ним, я вышагивал по палате из угла в угол, есть у меня такая привычка, когда приходится напряженно размышлять над какой-нибудь проблемой. Так вот, в момент, когда я дошел до угла, который плохо просматривался от входного проёма, в палату заскочила знакомая медсестра, с которой я попытался свести своего начштаба.
Она, не заметив меня, стремительно подскочила к кровати, на которой полусидел Кухлянских, чмокнула его в щеку и защебетала, извиняясь, что задержалась из-за чего-то там…
Прикольная получилась картина, покрасневшая мордаха начштаба, кивающая в мою сторону, потом звонкое «Ой!» от медсестры, которая меня наконец заметила, и её стремительное бегство из комнаты.
Глядя на это все, я невольно рассмеялся и спросил:
— Когда свадьба намечена, Казанова ты наш, к кровати привязанный?