Вызвав через дежурного по центру себе в помощь взвод осназовцев, я в ожидании этой самой помощи размышлял.
«Если бойцы успеют подъехать вовремя, и мы схватим этого дивизионного комиссара на встрече с командиром диверсантов, провести полевой допрос проблемой не станет. Уж я постараюсь получить ответы на свои вопросы. Другое дело, если в этом замешан дядька. Брать его за жабры без санкции старших товарищей — себе дороже, нарваться можно неслабо, но и оставлять без внимания надолго нельзя, я этого скунса знаю, он по-любому зачистит хвосты и вывернется. Понятно, что вопрос все я равно решу, снайперские винтовки никто не отменял, но это немного не то, хочется всё-таки побеседовать с ним по душам. Очень уж мне интересна природа его ненависти ко мне лично, да и к моим почившим родителям тоже».
В общем, мне было о чем подумать, чем я, собственно, и занимался в ожидании подкрепления, разрабатывая разные варианты решения нарисовавшейся вдруг проблемы.
Бойцы прибыли на удивление быстро, не прошло и получаса. Тут повезло, что эта окраина города, где остановились диверсанты, была не то чтобы далеко от центра подготовки осназа, вовремя успели.
Собственно, ничего удивительного, ведь в центре уже знали о покушении, соответственно, и отреагировали мгновенно — и так под ружьем сидели.
Постановка задач тоже надолго не затянулась, и вскоре мы, разделившись на две неравные группы, направились по адресам. Понятно, что большая часть бойцов занялась уничтожением диверсионной группы, со мной брать главарей пошли только три человека, которых, как по мне, должно было хватить с лихвой.
Инструктируя ребят перед началом операции, я акцентировал их внимание на том, что мне неважно, в каком состоянии нам достанутся пленники, главное, чтобы были живы и могли разговаривать, поэтому я просил их не рисковать жизнями при захвате. Пришли, прострелили этим деятелям ноги-руки, спокойно спеленали, и на этом все.
Встреча командира диверсантов с дивизионным комиссаром вроде закончилась, но разойтись они не успели, так и болтали о чем-то уже во дворе перед расставанием, чем неслабо облегчили нам задачу. Бойцы по-тихому подобрались к забору двора, распределили цели и, даже не проникая на участок, по команде прострелили противникам конечности. Отработали очень качественно и повязали цели в мгновение ока, не понеся при этом потерь, да и не мудрено, всё-таки не особо посопротивляешься с пулей в теле. Командир диверсантов попытался, но, понятно, не преуспел.
Я допрашивал пленников лично и, честно сказать, где-то даже разочаровался. Просто я уже настроил себя на противостояние с дядькой, а он, как ни странно, оказался совершенно не причастен к этой попытке моего уничтожения.
Дивизионного комиссара, как выяснилось, немцы завербовали ещё в двадцатых годах, и этот скунс до недавнего времени сидел тихо, как мышь под веником, изображая из себя ярого коммуниста. Он, кстати, создал конкретно в Москве нехилую такую сеть осведомителей, которые даже не подозревали, что работают на немцев. В общем, тот ещё кадр попался, хитрый и скользкий, как угорь.
Главарь диверсантов тоже оказался далеко не простой исполнитель, именно он когда-то и вербовал этого комиссара, наверное, поэтому его отправили по мою душу.
И да, эта группа была заброшена сюда именно с целью моего уничтожения, что, естественно, мне не понравилось.
Самое поганое, что я ничего не мог сделать в этой ситуации, кроме как вести себя максимально осторожно. Мне пои всем желании не дотянуться сейчас до тех, кто отдаёт приказы на мою ликвидацию, это просто нереально. Несколько часов мы убили на допросы и очень даже не зря, много чего интересного узнали, особенно сломанный немец постарался, сдавая все и всех, лишь бы пожить подольше.
Кстати сказать, политрук, который был у дивизионного комиссара за водителя и охранника, пострадал ни за что, вообще не при делах оказался человек. Просто выполнял приказы командира, и о его тёмных делах был ни сном ни духом.
Если у нас с захватом все прошло успешно, то у второй группы, которая занималась непосредственно диверсантами, возникли сложности.
Задача перед ними стояла простая как молоток: незаметно подобраться к дому, закинуть внутрь гранаты и, не стараясь взять пленных, штурмовать здание.
Вот с незаметностью и не получилось. Их спалили на подходе, и завязался бой, притом среди диверсантов были такие зубы, что ещё не факт, что осназовцам удалось бы уничтожить их всех, очень уж близко были немецкие диверсанты к тому, чтобы прорвать кольцо оцепления и уйти. Не успели только потому, что неожиданно в бой вмешался экипаж бронетранспортера, который сопровождал армейскую колонну и по своей инициативе подтянулся на звуки выстрелов. Против пусть и малокалиберной, но пушки, шансов у осажденных диверсантов не осталось. В итоге осназ потерял только убитыми семь человек, и чуть ли не все бойцы, задействованные в этой операции, были ранены. Так себе сработали в этот раз, хорошо если на троечку. Конечно, противник был ещё тот, но все же… в общем, не понравилось мне это всё, явно что-то не то было с подготовкой осназа или, может, по тревоге совсем уж зелень подняли и отправили мне в помощь, это я позже выясню.
Что странно, больше всего нервничал и гневался нарком, когда я в деталях докладывал ему о произошедшем.
Оказывается, помимо явной охраны за мной присматривали ещё и, что называется, негласно. Говоря другими словами, следили за мной исподтишка. И вот какая штука: именно в день нападения наружное наблюдение за мной и моим домом почему-то было снято, так что наркома появились вопросы к ответственным за это товарищам, почему и кто виноват.
В общем, и здесь тоже явно не обошлось без предательства, поэтому Берия рвал и метал. Тут, правда, и я тоже маленько подбросил дровишек в костёр, задав простой вопрос:
— Ладно, я сейчас здесь на месте и способен сам защитить свою семью, что будет, когда уеду? Ведь меня уверяли, что жена не останется без присмотра.
— У тебя есть предложения или только упрёки? — раздраженно спросил Берия.
— Есть, как не быть, — ответил я и немного подумал. — Даже не зная, почему было снято наблюдение, могу предположить, что команда об этом пришла от какого-нибудь постороннего руководителя, не имеющего отношения к управлению наружкой, и этот руководитель был довольно высоко поставленный, раз его команду выполнили. Не пора ли навести порядок с подчинением кого бы то ни было любым старшим по званию командирам? Сколько раз уже было такое, что из-за этого срывалось проведение операций, это ж маразм, как по мне.
Я ничуть не преувеличивал, обозначая эту проблему, которая давно требовала решения, да и нарком это ничуть не хуже меня понимал. Наверное поэтому, когда ему занесли какую-то записку, он, прочитав её, экспрессивно выругался и ответил:
— А ведь ты прав, человек, отдавший распоряжение о снятии наблюдения, действительно не имел права это делать, но его команду все равно выполнили. Не могли не выполнить. Может, ты ещё скажешь, куда мог деться этот человек, которого сейчас не могут найти?
— Если он опытный агент, то инсценирует свою смерть, предоставив вам неопознанный труп в своей форме, а если его играли в тёмную, то, скорее всего, он уже мёртв, и ниточки к виновнику обрублены.
Нарком досадливо поморщился.
— Ладно, будем работать и разбираться. Ты давай, не тяни время, готовь своих подчинённых к отъезду и сам отправляйся в Ленинград, тебя там уже с нетерпением ждут. Да, завтра к двум часам дня подъедь ко мне, познакомлю тебя с учениками, ну или наблюдателями, тут уж тебе решать, как их воспринимать.
Я, выслушав наркома, не удержался и задал крутящийся на языке вопрос:
— Я могу нарезать этим командирам задач, чтобы не бездельничали, пребывая в моем подразделении?
Тот только отмахнулся.
— Да делай ты с ними, что хочешь, главное, чтобы у них понимание было, что ты делаешь, для чего и чтобы со временем воевать смогли не хуже тебя.
Вот это разрешение меня порадовало. Дело в том, что моего Кухлянских не отпустили из госпиталя, ему ещё пару недель долечиваться, а по-хорошему месяц. В общем, я пока остался без начштаба, а в условиях формирования подразделения это совсем уж грустно. Нет, можно было бы, конечно, подыскать на это место другого подходящего человека, но для меня это не вариант. Я уже конкретно привык к своему начштаба, да и жизнью ему обязан, поэтому сколько понадобится, столько и буду ждать, но ведь работать-то нужно, вот и буду пока обходиться тем, что есть. Так что эти навязанные мне командиры сейчас очень в тему, загружу их работой по полной программе. Я даже уже придумал занятия для каждого из них.
Отведенное мне для подготовки отъезда время пролетело с какой-то немыслимой скоростью, и ладно бы занимался только служебными обязанностями, но нет, изрядную часть времени пришлось потратить на жену, которая не могла не узнать о совершенном на меня покушении. Вот где засада случилась, потому что успокоить этот комок нервов было архисложно. Дело ещё усугубилось тем, что она, похоже, забеременела, и мое происшествие, помимо накрывшего её токсикоза, сильно сказалось нервной системе, так что горевать она начинала по любому, даже малейшему поводу.
Надо сказать, что я, вернувшись в день покушения домой, поначалу аж растерялся от устроенной мне форменной истерики, даже на миг возникла мысль, что мне подменили мою Настеньку. Правда, сразу все стало ясно, когда она сообщила мне о беременности. Оказывается, она в моё отсутствие посещала врача, потому что из-за тошноты подумала, что чем-то отравилась. Вот тогда и выяснилось, что мы вскоре станем родителями.
В общем, если говорить коротко, то я в какой-то мере, как ни стыдно это говорить, даже был рад, что мне пришлось уезжать, тем более что, узнав о беременности дочери, её мама окружила Настю такой заботой и вниманием, что переживать мне особо было не о чем.
Тёща, конечно, та ещё штучка, но то, что она любит свою дочь до безумия, — неоспоримый факт, поэтому и говорю, что мне точно не стоило переживать, что Настя останется одна без присмотра.