В общем, сейчас меня с нетерпением ждёт для разговора полковой комиссар. Он четко обозначил свою позицию посетившему его ротному, что берет нас под свое командование.
По словам Потапова, который командует нашей ротой мотострелков (именно он ходил на встречу), комиссар был какой-то слишком нервный. И в разговоре то и дело срывался на повышенный тон.
Деваться некуда, пришлось вместо отдыха идти объясняться.
Технику светить я не стал, хотя и можно было бы проехать часть пути. Взял с собой десяток мотострелков и отправился пешком. По дороге поговорил с красноармейцами, чтобы не теряли бдительность. Мало ли чем закончится разговор, как бы не пришлось уходить с боем. Накручиваю себя, конечно, но чего в жизни только не бывает.
Встреча сразу не задалась. Похоже, этот полковой комиссар правда был слегка не в себе. На мою просьбу показать документы, он ответил криком, попытавшись сходу задавить авторитетом. Ещё меня изрядно напряг находящийся рядом с ним старший лейтенант ГБ, который был как с картинки, чистенький, чуть ли не в отутюженной одежде. Как-то не вязались окруженцы после боев с таким внешним видом.
Комиссар разорялся недолго, закончив свой крик фразой, что, дескать, я со своими людьми поступаю в его распоряжение. И это не обсуждается. После этого велел доложить о составе моего подразделения, а также о наличии вооружения и имущества.
Возможно, если бы диалог пошёл в другом, более конструктивном русле, я, наверное, помог бы этому отряду техникой и припасами. Но поддерживать неизвестно кого (комиссар так и не представился), да ещё после столь хамского поведения, желание пропало напрочь. Поэтому я повёл себя соответственно, не имея желания терпеть подобное отношение. Чуть повернул голову к своим бойцам, не отводя глаз от комиссара, я тихо произнес:
— Приготовиться к бою, мы уходим.
При этих словах НКВДшник напрягся, как перед прыжком, а комиссар спросил каким-то охрипшим голосом:
— Что ты себе позволяешь, майор?
Я, делая короткий шаг назад, передвигая удобнее автомат, висящий на плече, изготавливая его к бою так же тихо произнес:
— Я здесь выполняю личный приказ наркома и не собираюсь подчиняться неизвестно кому, тем более, ведущему себя, подобно базарной бабе.
— Не много ли ты на себя берёшь, майор? — Вмешался НКВДшник, подавая какой-то знак двум, стоящим чуть в стороне, таким же чистеньким, как и он, бойцам, вооруженным в отличие от всех остальных редкими пока ППШ.
— Нет, не много. Попытаешься задержать, умрешь первым вместе с этим неадекватом, — кивнул я на стоящего с приоткрытым ртом комиссара, снимая с предохранителя автомат.
Мои бойцы тоже не стояли столбами и начали, рассредотачиваясь, делать короткие шажки назад, отслеживая обстановку вокруг, чем привлекли внимание отдыхающих поблизости красноармейцев.
— Ты понимаешь, что у вас нет шансов уйти. Здесь у нас более тысячи бойцов.
— Попытаетесь нас задержать, моё подразделение раскатает вас здесь, как малых детей. Странно, что вы не слышали об отдельном батальоне осназа, квартирующего в окрестностях Бреста.
— Подожди, майор, — вышел вдруг из ступора полковой комиссар и уточнил: — Ты тот самый майор Захаров?
— Я по прибытии представился по всей форме в отличие от Вас и показал документы.
— А ведь я тебя сейчас вспомнил, майор. Я видел тебя в УНКВД вместе с комиссаром третьего ранга ГБ Цанавой.
При этих словах комиссара НКВДшник ещё больше напрягся, а сам комиссар между тем продолжил говорить:
— Наслышан я, что ты, майор, человек резкий. Но сейчас не то время, чтобы горячиться. Поэтому опусти автомат и давай поговорим спокойно.
— Поговорили уже. Документы я Ваши не видел, а даже если и увижу, это ничего не изменит, потому что в подчинение к Вам я точно не пойду. У меня свое задание и подчиняюсь я лично наркому. Соответственно, и разговаривать нам дальше не о чем.
Комиссар как-то растерянно спросил:
— Может быть нужна какая-то помощь в выполнении задания?
Я отрицательно покачал головой и коротко ответил:
— Нет, сами справимся. Вы нам будете только обузой. Удачи вам.
С этими словами я развернулся и направился прочь, услышав в спину:
— И тебе удачи, майор.
Как только мы отошли от лагеря так, чтобы нас было не разглядеть, я коротко приказал:
— Бегом!
Мы бодро отмахали приблизительно километр и на удобной небольшой поляне на пару минут остановились. Я там прилёг, и воспользовавшись своей способностью, огляделся вокруг.
Почему-то даже не удивился, когда обнаружил, что по нашим следам, не торопясь, идут оба подчинённых старшего лейтенанта ГБ.
Притом, идут очень грамотно. Один —чуть впереди, читая следы. А второй —страхуя первого, отстав метров на тридцать. Опытные волчары и по-любому нам не друзья.
Просто смысла нет в подобном выслеживании после того, как комиссар меня узнал и признал моё право на самостоятельные действия.
Поэтому без каких-либо сомнений я решил брать этих следопытов и поспрошать, что к чему.
Дальше мы действовали максимально просто. Сделали небольшую петлю по лесу, вернувшись к своим следам. Подготовили удобные позиции для снайперов приблизительно на том же расстоянии, как идут преследователи. Наметили ориентиры, просматривающиеся с обеих позиций снайперами, чтобы работать синхронно. Изготовили винтовки для бесшумной стрельбы, и дождавшись преследователей, одновременно прострелили обоим ноги, благодаря чему беспроблемно их спеленали, а потом и допросили.
Как я и думал, ребята оказались из пресловутого Бранденбурга, с которым до этого момента мы ещё не сталкивались. В лагере, который мы недавно покинули, их изначально было четверо. Сейчас, соответственно, осталось двое.
Немного подумав, я, хоть мне поведение комиссара очень уж не понравилось, решил всё-таки вернуться. Если на судьбу этого комиссара мне пофиг, то вот людей, находящихся под его командованием, очень даже жалко. А оставшиеся в лагере диверсанты (оставь я все, как есть), наверняка, быстро подведут эту группу окруженцев под пулемёты какого-нибудь немецкого подразделения. Поэтому я и решил вмешаться.
По дороге обратно я размышлял, что всё-таки мне получилось подготовить своих бойцов должным образом к этой войне. Ребята хоть и называются у меня мотострелками, но действуют уже ничуть не хуже любого местного осназа. Прямо душа радуется, глядя на их действия. Работают спокойно, без суеты, и похоже, уже понимают, насколько они круче простых красноармейцев.
Я успел в лагере комиссара подметить, как ребята смотрели на окруженцев. Они на них глядели, как хищники на добычу.
Перед самым лагерем я решил, на всякий случай, вновь воспользоваться своей способностью, и не прогадал.
Лейтенант НКВДшник со своим подчиненным в этот момент покинули стоянку. Я обнаружил их метрах в пятистах разговаривающими с пожилым мужиком в гражданской одежде.
Странно, кстати, смотрелось, как этот самый лейтенант тянулся перед этим невзрачным гражданским. Слушая их немецкую речь, я сейчас жутко жалел, что не знаю в достаточной мере языка. Интересно было бы выяснить, о чём они говорят.
Всех троих живыми взять не получилось, лейтенант, даже будучи раненым, попытался отстреливаться. Снайперы, выполняя приказ постараться все сделать без шума, просто его добили. Но и одного гражданского, который был совсем даже не гражданский, хватило с лихвой. Оставшийся подчинённый лейтенанта, который тоже остался живым, на фоне гражданского терялся и особой ценности не представлял.
Этот мужик оказался тем ещё кадром. Он сначала попытался сделать вид, что не понимает русского языка. Потом попробовал прикинуться обычным будущим помещиком, который пользуясь родственными связями с убитым нами сотрудником разведки, приехал сюда, чтобы подобрать себе лучшие угодья.
Мне особо некогда было играться с ним в эти игры. Соответственно, ломал я его по-взрослому, а он был достаточно крепким орешком. Минут двадцать держался, пока не начал говорить строго по делу. А когда начал, я слегка даже потерялся от осознания, какая птица попалась в мои руки, и сразу для себя решил, что место ей в Москве. Этот дядька оказался целым майором абвера и одним из кураторов пресловутого полка Бранденбург.
Здесь он, что называется, выгуливал личных агентов, которых считал перспективными для своей службы.
В общем, птица высокого полёта. И место ей, как я уже говорил, в Москве.
С полковым комиссаром в итоге мы разошлись по-доброму. Тот, узнав от какой беды я его уберег, послушав душеизлияния майора абвера о том, какая участь была предначертана его подразделению, долго благодарил за помощь и извинялся за свое поведение.
До него дошло, хоть и не сразу, что крик —плохой помощник. Иногда добрым словом можно достичь несравненно большего, чем если действовать нахрапом.
Что говорить, если я с этим комиссаром всё-таки поделился припасами, отдав на растерзание один из бывших бандитских схронов, чем снял множество вопросов по снабжению этого подразделения.
Плюсом посоветовал ему, как вести себя на оккупированных территориях, и каким образом действовать, чтобы повысить шансы выхода из окружения. Вроде, слушал он меня внимательно. Может, и получится выбраться ему самому и вывести доверившихся ему людей.
В общем, расстались с ним если не друзьями, то почти.
Вернувшись на стоянку своего подразделения, я только тяжело вздохнул, когда меня ознакомили с очередной радиограммой, принятой во время моего отсутствия.
Проблемы начали нарастать и вправду, подобно снежному кому.
Глава 4
Прочитав радиограмму, я только тихо про себя прошептал:
— Вот только этого мне и не хватало для полного счастья.
В радиограмме был приказ обеспечить подходящую площадку для приема самолета ближайшей ночью, для чего я должен, помимо самой подготовки этой площадки, успеть передать её координаты. Кроме этого, в ней были прописаны сигналы, которые я должен обеспечить, услышав гул самолетных двигателей.