Командир роты офицерского штрафбата свидетельствует — страница 32 из 36

знаю только то, что было у нас в штрафбате. Поскольку задачи нам ставились, как правило, наступательного характера, нам всегда выдавалось достаточное количество боеприпасов, и никогда не поступала команда экономить их при этом. Другое дело, если мы находились в обороне, перед наступлением, тогда, как правило, поступала команда экономно расходовать патроны, беречь их для наступательных действий.

Находясь, например, в ожидании наступления на Брест в развитии операции «Багратион», была жесткая установка всем войскам этого участка обороны экономить патроны и снаряды. Даже не отвечать на ежевечерние артналёты немцев, а открывать огонь только в случаях явного нападения противника. Это было оправдано сложившейся боевой обстановкой и экономией огневых средств перед длительным наступлением.

Например, во время нашего боевого рейда в тыл противника в районе Рогачёва в феврале 1944 года боеприпасы были выданы на трое суток боя, а мы находились в оперативном тылу немцев с боями 5 суток, и, естественно, у многих бойцов боезапас после 3-го дня истощился, и комбат дал команду экономить патроны. Взрывали склады противника, применяя «карманную артиллерию», – гранатами, сжигали штабы войсковых частей и соединений приданными нам огнемётами.

Что касается умышленного и бессмысленного разрушения жилых построек, то в том легендарном рейде комбат, сам родом из Рогачёвского района, просил нас не причинять вреда хатам, в которых «квартировали» немецкие солдаты, а уничтожать немцев, когда они покидают жилища.

В боях на территории Польши и Германии у нас не было случаев умышленного разрушения жилищ, кроме разве отдельных случаев, когда в них были устроены сильные огневые точки или пункты сопротивления, по которым применялись артиллерия или бомбометание. Тут уж ничего не попишешь, по нашим заявкам бомбили и применяли крупнокалиберную артиллерию по сильно сопротивлявшимся объектам.

Приведу некоторые общеизвестные примеры из истории Великой Отечественной войны.

Освобождение и спасение Кракова является в истории военного искусства классическим примером подчинения военной цели целям политико-экономическим. В 1945 году древний польский город уцелел благодаря Маршалу Советского Союза Ивану Степановичу Коневу, хотя никто не отрицал, что определённую роль в спасении Кракова сыграла и разведывательно-диверсионная группа лейтенанта Алексея Николаевича Ботяна-«Алёши» и группа военных разведчиков под кодовым названием «Голос» Евгения Березняка, чему в советской кинематографии даже посвящён фильм «Майор Вихрь».

Атака Советской Армии на город началась 19 января около полуночи. Передовые части 1-го Украинского фронта маршала Конева, наступая без применения артиллерии и орудий, смяли стремительным броском оборону фашистов и ворвались в Краков. Маршал Иван Степанович Конев писал в своих послевоенных воспоминаниях:

«Мы не собирались отрезать гитлеровцам путь к отступлению. Не такую мы себе поставили задачу. Если бы мы это сделали, нам пришлось бы долго выкуривать их отсюда, и несомненно, от этого пострадал бы город, – утверждал после войны маршал. – Фашисты заложили в городе мины под всеми главными зданиями, под многими архитектурными памятниками. Но взорвать их не успели. Не успели также взорваться мины с часовыми механизмами. В первые дни сапёры работали буквально без передышки».

Современные западные лжецы и профессиональные фальсификаторы, в том числе и доморощенные, пытаются отрицать вклад Конева в спасение города, запретившего использовать при штурме тяжелую артиллерию. Уже много лет сочиняются всякие «опровержения» и новые версии событий, как отрицаются и подвиги панфиловцев, как Зою Космодемьянскую пытаются превратить из патриотки в простую поджигательницу русских деревень, а Александра Матросова – в безоружного штрафника. Также упорно пытаются посеять сомнения, говорил ли правду Конев, а вслед за ним и советские пропагандисты, как в своё время и честные историки из Польской Народной Республики (ПНР). А все они тогда утверждали, что Красная Армия сделала всё, чтобы в ходе боёв не допустить разрушения города.

Потомки жителей города Кракова, спасенного от разрушений маршалом Коневым и советскими разведчиками, «отблагодарили» маршала весьма своеобразно. Улицу, названную в честь маршала-освободителя Конева, переименовали в улицу бойцов Армии Крайовой, а памятник маршалу Коневу снесли.

Хорошо известен пример разрушения Варшавы, столицы Польши, участником боёв за освобождение которой был я сам.

16 января уже к полудню войска 1-го Белорусского фронта, в составе которого действовал и наш 8-й офицерский штрафбат, освободили первую из европейских столиц – Варшаву. Мы ожидали увидеть столицу-красавицу, как рисовалась она в нашем воображении, но город лежал в развалинах, были уничтожены богатейшие исторические памятники. Так «поработали» гитлеровцы. Мы были свидетелями, как советские солдаты разминировали город, а потом узнали, что они обезвредили 85 000 различных мин, 280 хитроумных взрывных ловушек, более 50 фугасов. Нашими войсками было немедленно налажено питание жителей города из армейских запасов. Большое количество продовольствия, в том числе свыше 60 тыс. тонн хлеба, медикаментов СССР безвозмездно выделил полякам.

Президент Крайовой Рады Народовой Б. Берут и премьер-министр Временного правительства Э. Осубка-Моравский писали 6 февраля 1945 года И.В.Сталину: «Благодаря помощи славянских, советских республик население города Варшавы

будет обеспечено продовольствием вплоть до нового урожая, а, кроме того, свыше миллиона людей в наиболее разрушенных немецкими захватчиками районах Польши будет спасено от голода.
Никогда не забудет польский народу что в самый трудный и тяжелый период своей истории он получил братскую помощь советских народов не только кровью и оружием Красной Армии, но и хлебом, а также огромными усилиями хозяйственного характера».

Наверное, многие, хотя бы со слов старших поколений советских людей, ещё помнят о тех трудных военных годах, когда наше население само бедствовало, когда всё отдавали фронту, оставляя себе лишь на не очень сытное житьё да способность работать, помня главное: «Всё для фронта, всё для победы».

К сожалению, в современной Польше предпочитают забывать обо всем этом и продолжают уничтожать даже память о русском солдате-освободителе вместе с его могилами и памятниками ему. В боях за освобождение Польши погибло 650 тысяч советских солдат и офицеров и около шестидесяти тысяч воинов Войска Польского. И это современные политиканы и националисты предпочитают предать забвению.

Теперь другой случай. В далёкие уже теперь 60-е годы прошлого века мне довелось служить в 38 армии Прикарпатского военного округа. Командующим этой армии был тогда генерал-майор Николай Григорьевич Штыков. В своих книгах, упоминая о нём, я писал, что по каким-то причинам он всегда был жёлчным, злым, казалось, просто ненавидящим подчиненных офицеров управления армии. При очередных «разносах» (похоже, только из них его деятельность и состояла), переходил на грубости и унижение человеческого достоинства. Почти всегда, когда подходили к его кабинету, многие чувствовали, что «в воздухе пахнет грозой», и будто над каждым висит Дамоклов меч. Но недавно нашёл в интернете материал, в какой-то степени объясняющий эту особенность его характера.

www.world-war.ru/blagodarnaya-drezdenskaya-galereya/

В конце войны он командовал воздушно-десантным полком, а тогда десантники действовали, как пехотинцы. Этому полку десантников под командованием тогда ещё подполковника Шлыкова Н.Г. было приказано взять замок Кёнигштайн, который размещался на отвесной скале. Это крепость в Саксонской Швейцарии Германии, недалеко от Дрездена, на одноимённой горе на левом берегу Эльбы, рядом с городом, также носящим название Кёнигштайн. Разведчики полка выяснили, что гарнизон замка небольшой, но хорошо вооружен и способен вести длительные боевые действия, используя защитные свойства местности. К тому же в Кёнигштайн вела единственная дорога, которая находилась под прицельным огнем противника.

Вскоре подполковнику Шлыкову доложили, что батальоны полка готовы к атаке, а артиллеристы полковой артиллерии – к открытию огня по противнику. Шлыкову оставалось только дать приказ на начало артиллерийской подготовки и штурма. Но он понимал, что окончание этой кровопролитной войны – дело нескольких дней. Замок без больших потерь не взять. Нужны ли они, если войска Красной Армии ведут бои уже в Берлине. Скорая победа очевидна, и только от него зависит жизнь десятков, а может, и сотен солдат и офицеров.

Штыков дал команду, но не ту, которую от него ждали солдаты и офицеры штурмовых групп. Команда была: «Огня не открывать!». А сам он, привязав к штыку карабина белый платок, взяв с собой двух автоматчиков, переводчика и листок со стандартным текстом, призывающим немецкий гарнизон к капитуляции, направился к замку, каждую секунду ожидая выстрелов из его амбразур. Но выстрелов не последовало.

При подходе парламентеров к замку ворота отворились, поднялась подъемная решетка, и к ним вышел немецкий полковник. Выслушав ультиматум, он заявил, что нужно некоторое время на обдумывание. Через несколько минут ворота снова отворились, и командир гарнизона протянул Н.Г. Шлыкову символические ключи от замка. У ворот замка немецкие военнослужащие (15 офицеров, 35 унтер-офицеров и 115 солдат) сдавали оружие (автоматы, пулеметы и карабины).

Вот так действовали наши командующие и командиры, спасая людей, жилища, архитектурные сокровища и ценности.

А как варварски разрушали города наши союзники, мне довелось увидеть, когда я служил после окончания войны в Военной комендатуре Лейпцига. Мне неоднократно приходилось бывать в Дрездене и с целевыми посещениями, и проездом. И все мы видели, что осталось от Дрездена, особенно от Старого Дрездена, как называли его часть, отделённую рекой Эльба. Тогда мы видели ужасавшие взор руины города, но практически об этом варварстве знали мало. Зато значительно позже, особенно теперь, нам стали известны и цели этого варварского разрушения, и технология так называемых «ковровых» бомбардировок.