дельный суп из кудрявой капусты, минестроне по-разному, израильский кускус, молочный суп, суп «сто пехотинцев», «женатый» суп, суп из цикория и молодого латука, суп из рикотты, манной крупы и толченых сухарей, овощной суп с анчоусами, холодный телячий рулет, телятина под соусом из тунца, холодный каплун в бычьем желудке, кабачки, жаренные в остром соусе, кабачки фаршированные, бобы с цикорием, зелень репы, молодая фасоль в соусе бешамель, вареная фасоль, фасоль с шалфеем, бодяк овощной в духовке, луковички в кисло-сладком маринаде, фаршированный сельдерей, печеные артишоки, грибы в соусе, грибы, жаренные на масле, грибы на все лады, картофель на все лады, шпинат, спаржа, полевая капуста, брокколи мелкие, савойская капуста, русский салат оливье, рыба в панировочных сухарях жареная, припущенная рыба, треска по-палермитански, голуби лесные запеченные, камбала в вине, свежая барабулька с ветчиной, свежая барабулька в томатном соусе, на гриле, по-лигурийски, тунец в любом виде, анчоусы маринованные, анчоусы во фритюре, анчоусы с майораном, сардины с начинкой, картофельный салат с осьминогом, осьминоги «санталючия», мурена по рецепту острова Капри, угри под соусом, угри по-всякому, угорь с икрой запеченный, красноперый пагель в «дурной воде», сушеная треска, тушенная с помидорами, сушеная треска по-средиземноморски, сушеная треска с маслинами, тунец с печеным картофелем в форме рыбы, ростбиф по-английски, молодая говядина по-генуэзски, рыба-меч по рецепту Эболи, кролик с Искьи, почки по-парижски, молочный поросенок по-флорентийски, печенка кусочками в поджаренном сальнике, капуста в горшочке, ломтики поленты во фритюре…
Я спросил у старшего помощника Маркона, друга нашего командира, с которым они оба покалечились, почему мы держим в кладовке картошку, кабачки, сыры, колбасы, пресное и слоеное тесто и не можем к ним прикоснуться? А ты подумай, сказал мне старпом, но я думаю, что это дело не ума старшего матроса. Ну, я подумал. Потому что мы будем в Атлантике, а там будет намного хуже, чем в этом болоте, на этот случай мы приберегаем то, что повкуснее. А что дальше? Ну, я еще разок подумал. А чтобы войти в Атлантику, нам надо пройти Гибралтар. А чтобы его пройти, мы должны думать, что все прекрасное осталось вдали: моя Анна, с которой мы недавно обручились, наши матери, наши деньги, счастливые деньки – все находится там. И даже вкусная еда, клецки с соусом, например, или жареная полента ожидают нас там. Так я ему сказал. Ну, и что с того? Ни один мускул не дрогнул на обожженном лице старпома.
…пицца по-неаполитански, пицца по-всякому, лепешки с начинкой на любой вкус, бисквиты, сладкие язычки, заварные булочки, горячие пончики, ромовая баба, слоеные булочки, медовые крокеты, крендельки, сладкий хворост, эклеры, эклеры Сан-Джузеппе, хворост с простым или виноградным медом, крапфен, штрудель, миндальные крендельки, печенье на все вкусы, песочный пирог с шоколадом, сицилийские марципаны, марципаны из Поццуоли, сицилийская пиньолата, тирамису в креманке, торт с меренгами, хворост хрустящий, торт «испанский хлеб», пышки в сахарной пудре, желе из айвы, миндальные амаретти, марципаны, сладкие язычки, бисквитный торт, торт по-мантуански, «кудрявый» торт, торт «Семь баночек йогурта», ореховый торт, рисовый торт, торт из рикотты, тыквенный торт, торт с неаполитанскими колбасами, торт «Капри», торт «Милан», шоколадный торт с миндалем, каштановый торт «Монблан», мусс на любой вкус, пудинг, торт «плам-кейк» на йогурте, баварский торт, пирожное «картошка» по-тоскански, свежие фиги из духовки, взбитые сливки с сахарной пудрой, карамель из молока, крем-карамель или «молоко по-португальски», пунш с приправами по вкусу, суп из вишни, компот из вишни, компот из абрикосов, варенье из инжира, желе из разных фруктов, сабайон, горячий шоколад, персики в сиропе, персики в вине, персики во льду, печеные вишни, печеные яблоки, печеные груши, жареный миндаль…
Командиру я каждый день приношу пять луковичек, отваренных в бренди. Всего лишь пять, но каждый день. Вначале он отказывался, но я настоял: командир, сказал я, видите ли, вы такой же человек, как все остальные, и я приношу эти луковицы, чтобы вам напомнить об этом, потому что вы любите их. Он согласился с моим аргументом и сейчас получает удовольствие. Он мне даже сказал, что ждет их с трепетом, как ожидают даму. Как мы все дожидаемся Гибралтара.
7. Маркон
2 октября 1940 года
23 часа 00 минут
«Каппеллини» режет волны своим неприметным корпусом. Тьма вокруг, хоть глаз выколи. Я много плавал по Красному морю, там ночи всегда ясные, даже в безлуние, что не очень приятно – ты всегда на виду, зыбкая вода вокруг лодки фосфоресцирует так, что даже издалека ее видно. А это опасно. В океане, наоборот, ночь – черная, как сажа, которая покрывает нас своим слоем и защищает надежней всего.
Тодаро с биноклем в рубке пытается что-то разглядеть сквозь эту кромешную тьму. Рядом с ним Степович. Между ними зарождается дружба. Степович – самый молодой офицер в команде. Он из Триеста, рыжая борода лопатой, как попона Пудó, ослика моего зятя. Глубоко посаженные глаза, благородный нос, изящные руки и утонченные манеры, но в то же время разговаривает на диалекте, как на своем, так и на венецианском; я думаю, что он в своем роде исследователь диалектов, а Тодаро любит поговорить на родном языке. Иногда, несмотря на тарахтение моторов, к которому привыкаешь и перестаешь замечать, они начинают декламировать – не петь, а именно декламировать старые венецианские песни, как будто это молитвы:
Дело моряка – в море умереть,
Дело торгаша – в прах прогореть,
Дело шута – богу грозить,
Дело вора – голову сложить.
Иногда они выбирают знакомую мне песню, и тогда я декламирую с ними вместе, как сегодня, например. Но они знают намного больше моего, песни, которых я никогда не слышал и которые иногда даже трудно понять. Тогда я спрашиваю: «А это что за песня?»
«Noa xé «na cansón, – отвечает мне Степович, – ea xé «na poesia»[12].
Стихи. На диалекте. Тодаро и Степович знают их наизусть, а я даже не слышал.
Впрочем, я горазд работать руками, а не чесать языком.
На лодке все время что-то ломается, все время надо что-то чинить. Гидрофон постоянно барахлит, и Миннити, наш гидроакустик, примерно моего возраста, вечно просит меня починить, потому что только один я знаю, в чем состоит проблема и как ее устранить. Не суть важно, что работу, сделанную утром, надо переделывать после полудня, а потом и на следующее утро: Миннити все равно меня благодарит, потому что в его наушниках нет больше помех и постороннего шума.
3 октября 1940 года
6 часов 00 минут
И вот он, Гибралтар.
На корме еще ночь, а на носу уже забрезжило утро.
Уже видна длинная очередь кораблей, имеющих разрешение на проход. Вдали темные силуэты английских эсминцев, их не меньше десятка, может, больше. В небе, жужжа как навозные мухи, проносятся истребители RAF[13]. Тодаро из боевой рубки смотрит в бинокль. Степович смотрит. Я тоже смотрю. Под нами, на центральном посту, находится капитан-лейтенант Фратернáле: «До глубины семьдесят метров остается двадцать метров».
Тодаро приказывает ему идти по поверхности еще тысячу метров и спускаться на глубину восемьдесят, а не семьдесят метров. «Пусть взрываются у нас над головой», – добавляет он, но Фратернале его уже не слышит. Он даже не называет их «глубинными бомбами», но и без того понятно, что он говорит о них и об аде, по которому нам предстоит пройти. Но Фратернале уже исчез за ограждением рубки.
Это лото, в котором ты выбираешь номер, и он не должен совпасть с тем, который выбрали англичане, ибо если они совпадают, то ты отправляешься на дно.
Тодаро выбрал восемьдесят. Он не ошибается, все это знают, он не выбирает неправильные номера. Английские корабли изрыгают глубинные бомбы непрерывным потоком, но «Каппеллини» еще далеко, пока он еще не виден и устремляется прямо на них, как будто желает привлечь их внимание. Мы спускаемся в чрево лодки: сперва я, следом за мной Степович, потом Тодаро – он, как всегда, последний. Потом вдруг свист быстрого погружения – и меньше чем за минуту мы уходим под воду: недолгое время снаружи остается лишь глаз параноика-перископа, но и он вскоре запотевает, и чтобы знать, что происходит снаружи, мы доверяемся уху Миннити, полагающегося на мою расторопность.
Нас поглощает глубокая тишина, дизельные двигатели выключены, работают лишь электрические. Она поглощает и неутихающие взрывы бомб. Обшивка лодки дрожит, пол ходит под ногами, лодка опускается на глубину носом вниз. Отдыхавшие от вахты люди занимают посты маневрирования: их подняли по тревоге, их опухшие от сна лица уже растеряны и напуганы: я погибну? Погибну? Погибну?
Едва мы достигли глубины семьдесят пять метров, над нами с грохотом взорвалась бомба. Лодку как следует встряхнуло, она стала оседать на корму и погружаться на дно. Моряков откидывало к переборкам, они скатывались назад, падали и получали увечья. Несколько человек пронеслись передо мной, как велогонщики на финальном заезде чемпионата «Гонок Италии», который я ездил смотреть в прошлом году в Местре: Кьяппини, Ди Пако, Римольди. За ними пролетают Сирагуза, Трапé, Монтелеоне, завершающие свой полет столкновением с переборками. Помощник рулевого Боно ухватился за меня, я ухватился за Даликани, который держится за штурвал. Боно так вцепился в меня, что больно руке. Он спрашивает: нас взорвали? Я отвечаю ему, что нет, что это – ударная волна. Тодаро стоит на капитанском мостике спокойно и невозмутимо. Кажется, он ни за что не держится, но это не так, он держится за стальной косяк переборки. Кажется, что его лодка не тонет, но на самом деле это не так. «Все нормально», – раз за разом повторяет он твердым голосом. «Она взорвалась над лодкой и опускает нас на дно». Что означает: будь на его месте Фратернале, мы бы были уже покойниками. Потом приказывает Даликани стабилизировать судно, но оно не слушается и оседает, манометры не видят выхода из положения – мы погружаемся, погружаемся, погружаемся…