За неимением снарядов и патронов русская армия, неся чудовищные потери, отступала все дальше и дальше на восток. Чтобы ускорить развязку и облегчить своим войскам взятие Риги, германское командование решило создать угрозу крайнему правому флангу русских армий и 21 мая/3 июня 1915 года бросило флот на Рижский залив.
Однако судьбе было угодно, чтобы в движении к Ирбенскому проливу германская эскадра встретилась со старой, выслужившей уже все сроки русской подводной лодкой «Окунь», и все повернулось иначе.
Атакованная в Балтийском море вдали от берегов, имея выведенным из строя броненосец «Виттельсбах», немецкая эскадра, не произведя ни одного выстрела и не показавшись даже в виду русского побережья, ушла в свои порты…
21 мая/3 июня 1915 г. в 4 ч. 15 м. утра, получив приказание начальника Минной дивизии идти к Михайловскому маяку за инструкциями, подводные лодки «Окунь» и «Минога» вышли из Аренсбурга (остров Эзель). Дав полный ход 12 узлов, «Минога» скоро скрылась из виду.
Утро было чудесное. Яркое солнце заливало море и землю. Легкая зыбь волновала пустынную поверхность Рижского залива…
В 9 ч. 55 м. утра ошвартовался к борту миноносца «Эмир Бухарский», где получил предписание: «„Окуню“ надлежит выйти на параллель Люзерорта в двадцати милях от маяка. Держаться двое суток, после чего возвращаться в Аренсбург. Проходя обратно Люзерорт, дать о себе знать. Капитан 1 ранга Трухачев».[59]
От командира миноносца капитана 2 ранга Андрея Владимировича Никитина[60], бывшего моего сослуживца по Владивостоку, где он командовал подводной лодкой «Щука», узнал, что в ночь с 21 на 22 мая предполагается произвести обстрел занятого неприятелем побережья у мызы Земпунен (севернее Либавы). «Окунь» и «Минога» заранее высылаются в море для защиты миноносцев от возможного преследования крейсерами противника.
Подводной лодке «Минога», более быстроходной и обладающей надежными механизмами, приказано идти на норд-вест 65 градусов от маяка Стейнорт в 13 милях от него…
У «Окуня» перед походом к «Эмиру Бухарскому» сломался валик масляной помпочки дизель-мотора, поэтому пришлось заняться установкой запасной. В 12 ч. 25 м. помпочка была поставлена на место, и лодка пошла по назначению.
В 13 ч. 05 м., находясь на отмели между маяками Михайловским и Люзерорт, увидел на горизонте, примерно севернее Петропавловской банки, дымы неприятельских судов. Продолжал идти вперед в надежде, что под берегом лодку не заметят, а когда увидят, буду уже на глубоком месте и, погрузившись, можно будет пойти в атаку.
В 18 ч. 45 м. безо всяких приключений вышел в Балтийское море. День ясный, солнечный, отличная видимость. В море легкая зыбь.
Из опыта похода 8/21 мая выяснилось, что неприятельские корабли держатся далеко от берега, потому решил отойти на десять миль дальше, чем указано в предписании (на тридцать миль вместо двадцати), и не на вест от Люзерорта, а на норд-вест 80 градусов. Я считал, что там больше надежды встретить противника. Конечно, в случае пропуска неприятеля меня наверняка отдали бы под суд за неисполнение письменного приказания, от которого никак нельзя было отвертеться, зато, если бы расчеты оказались верными, а сама атака – удачной, об этом не было бы и речи, так как «победителей не судят».
Я всегда считал, что уставы необходимы для внесения порядка в службу, но они не должны становиться уложением о наказаниях и связывать свободу действий подчиненных. Всякий офицер, в особенности командир корабля, обязан работать собственной головой, а не скрываться за спиной начальства, уверяя, что оно лучше знает, что и как нужно делать.
Всего предусмотреть невозможно, потому подчиненные должны проявлять инициативу, то есть, применяясь к обстановке, действовать не по букве, но в духе полученных приказаний и не бояться брать ответственность на себя.
От кого-кого, но от командира корабля требуется умение разбираться в обстановке и тут же принимать соответствующее решение, а не искусство избежания ответственности под видом точного исполнения приказаний и инструкций.
В 14 ч. 45 м., идя на позицию в том же направлении на Петропавловскую банку, на расстоянии 12 миль, кроме дымов, увидел две трубы и мачты германского крейсера, в сопровождении двух миноносцев шедшего на зюйд-вест 40–60 градусов. Застопорил дизель-мотор в ожидании, что будет дальше. За первым крейсером показались мачты второго. В 15 часов, видя, что крейсера повернули на норд-вест и не приближаются, снова дал ход, по-прежнему находясь в полном надводном положении, хотя на погружение требовалось всего пять минут времени.
Первый крейсер, судя по всему, типа «Нимфа», стал описывать круги, очень резко меняя курсы. Продолжал идти в том же направлении, считая, что крейсера не останутся на ночь у берега и на пути в открытое море мне удастся их атаковать.
В 17 ч. 55 м., придя на избранное место, застопорил дизель-мотор. В 19 ч. 15 м. увидел четыре германских крейсера, идущих от маяка Церель курсом зюйд-вест на расстоянии 10–12 миль. Благодаря освещению корабли казались выкрашенными в белую краску, борта их сильно блестели – впереди шел четырехтрубный крейсер типа «Роон».
В 19 ч. 19 м. погрузился до боевого положения (крышка рубки и наблюдательный колпак торчали из воды) и стал следить за неприятелем. В 19 ч. 27 м. пошел в атаку, но подойти ближе 7–8 миль не удалось, так как в 19 ч. 50 м. крейсера повернули на норд-вест и скрылись из виду[61].
В 20 ч. 10 м. на зюйд увидел в перископ большое облако дыма. Расстояние около 16 миль. Пошел на него в боевом положении.
Через десять минут показались мачты и трубы кораблей. Расстояние было около 12 миль, потому ни курса, ни числа судов разобрать не смог. Погрузился на 15 футов, имея перископ на 10 футов выше поверхности воды.
В 20 ч. 30 м. мог сосчитать, что идет эскадра в составе десяти линейных кораблей – впереди трехтрубные, сзади двухтрубные – и миноносцы. Расстояние было около 10 миль. Линейные корабли шли одной кильватерной колонной, миноносцы же, как мне показалось сначала, шли впереди с тралами. Эскадра шла постоянным курсом на норд и никаких зигзагов не делала.
Так как неприятельские корабли закрывали один другого и сосчитать их было довольно трудно, для проверки своих наблюдений вызвал вахтенного начальника мичмана Лисса[62] и двух матросов, которые были счастливы посмотреть на противника.
Разойдясь по своим местам, они, конечно, рассказали о виденном остальной команде, что способствовало укреплению того бодрого и уверенного настроения, которое царило среди личного состава «Окуня». Идти «втемную», доверяясь только опыту и знаниям командира, или же своими глазами видеть обстановку, в которой протекает атака, конечно, не одно и то же.
Компас в боевой рубке под действием электрического тока от батареи аккумуляторов, как и в мирные времена, застаивался и не действовал[63], потому решил вести атаку, не скрывая перископа под воду, но держа его как можно ближе к поверхности. А чтобы противнику было труднее обнаружить лодку, решил перейти на левую сторону эскадры, дабы иметь заходящее солнце у себя за спиной, и неприятельским наблюдателям пришлось бы тогда смотреть против солнца.
В 20 ч. 50 м., выйдя на створ мачт головного корабля, увидел, что перед эскадрой миноносцев нет. Они шли по обеим ее сторонам, неся охрану от подводных лодок.
Расстояние до них было около пяти с половиной миль. Вспомнив о предупреждении не резать корму неприятельских миноносцев, ибо они буксируют за собой подрывные патроны для уничтожения подводных лодок, счел за лучшее атаковать эскадру в лоб, то есть пройти между миноносцами и линейными кораблями противника, чтобы, развернувшись между ними, стрелять минами в любой из броненосцев, который будет на прицеле.
Проще всего было бы идти контр-курсом и выпустить мины по траверзу, но все четыре минных аппарата Джевецкого-Подгорного поставлены на носовой залп веером в пять градусов, и, чтобы стрелять, необходимо было обязательно повернуться носом к противнику, так как изменить установку невозможно.
Обе передние мины Уайтхеда стояли на нуле, из кормовых – одна установлена на два с половиной градуса вправо, другая – на столько же влево. На каждой мине заряд пироксилина шесть пудов.
Изменил курс на правый головной миноносец. «Аппараты, товсь!» Перископ от полутора до полуфута торчит над поверхностью воды, причем легкая зыбь сама то покрывает, то открывает его, затрудняя противнику обнаружение подводной лодки.
Эскадра состояла из пяти линейных кораблей типа «Брауншвейг» (трехтрубные), шедших впереди, и пяти типа «Виттельсбах» (двухтрубные), шедших им в кильватер; миноносцы шли по сторонам.
Скорость эскадры 13–14 узлов, «Окуня» – около 2 узлов.
Не зная, на каком расстоянии держатся миноносцы от линейных кораблей, и желая оставить себе как можно больше места для разворачивания на боевой курс между судами, в 21 ч. 05 м. подошел вплотную к головному миноносцу правой колонны и прошел у него вдоль левого борта на расстоянии 15–20 саженей, имея перископ на пол фута над водой и не скрывая его.
Расстояние было настолько мало, что на палубе отлично были видны минные аппараты, люди и прочее. Миноносец либо совсем не заметил «Окуня», либо же заметил слишком поздно (когда лодка была внутри его циркуляции), так как курса не менял.
Подойдя к нему, увидел, что охранная цепь миноносцев выдвинута вперед примерно на одну милю. До линейных кораблей – далеко, потому ложиться на боевой курс слишком рано.
Опасаясь, что расстояние между миноносцами и броненосцами может оказаться меньше четырех кабельтовых (наименьшая допустимая дистанция, ибо диаметр циркуляции «Окуня» равнялся двум кабельтовым), и видя, что все равно надо ждать, пока эскадра подойдет к подводной лодке, решил уйти влево, прорезав строй миноносцев, чтобы, развернувшись на свободе, подходить к эскадре не контркурсом, а под неко