– Штатный, положено.
Сергей продел шлёвки кобуры в ремень, опоясался.
Он не обходил комнаты в отделе. По традиции сотрудник, убывающий на другое место службы, прощался со знакомыми. Удастся ли им увидеться вновь?
Только близких знакомых в отделе не было. На базе были ребята из его группы, с кем он рисковал шкурой в зачистках и рейдах – так с ними он увидится, всё равно за своим «сидором» идти.
Сергей вышел на улицу, сплюнул. На душе осталась обида и горький осадок. Служил честно, за спины друзей под огнём не прятался, от смертельно рискованных операций не увиливал, и вот – нате, получите!
Он не спеша дошёл до базы, собрал немудрёные вещички в «сидор». Казарма была пустой. Чего теперь торопиться? Всё равно число убытия – сегодняшнее.
Он завалился на свою койку. В душе – пустота, как после пожара, и полная апатия. Он уснул.
Спал Сергей недолго, но сон освежил. Он поднялся, привёл себя в порядок. Сходил на рынок, купил сала, солёных огурцов. У старшины продсклада по продовольственному аттестату получил бутылку водки, хлеб, консервы. Чёрта с два он сегодня поедет – он устроит с парнями отходную. Наказания он не боялся – дальше фронта всё равно уже не пошлют.
Никифоров и Рушайло появились, когда уже начало темнеть. Лица у них были хмурые – они уже знали о новости. Каждый достал из кармана по бутылке водки и немудрёную закуску – селёдку в промасленной бумаге, яйца, немецкий шпик в целлофане. И где только они его взяли? Он же на снабжении немецких парашютистов.
Молча, не чокаясь – как на похоронах – выпили.
– Грёбаная жизнь! – вымолвил Рушайло.
После того как они выпили две бутылки водки, на душе у всех полегчало. Причём водка не брала, пьяным никто не был, видимо – настроение не то.
– Командир, – разгоряченно говорил Рушайло, поблёскивая чёрными глазами, – я тебе как боец, как «чистильщик» со стажем говорю – я тебя уважаю. В двух рейдах с тобою был, видел тебя в деле. Ты не «чистильщик», ты – волкодав.
Слышал Сергей о таком прозвище у «чистильщиков». Им называли «чистильщиков» – профессионалов высшей пробы. Но сам лично Сергей с такими не встречался. Отмахнулся рукой:
– Капитан, у нас пьяный разговор пошёл – вроде «ты меня уважаешь»?
– Нет, майор, – упорствовал Рушайло, – я от чистого сердца сказал, как на духу. Если такими кадрами раскидываться… – Он замысловато покрутил кистью руки в воздухе.
И Сергею было жаль с ними расставаться. Парни воевали хорошо, грамотно. На фронте после первого же боя человек раскрывается, виден становится, как на ладони. Либо он трус и мразь, либо человек, на которого можно положиться, которому можно доверять.
Достали ещё бутылку водки, дочиста подчистили закуску.
Мимо ходили офицеры опергруппы, но никто не бросил косого взгляда, никто не осудил. Уходит боевой товарищ, отходная – святое дело, может быть, уходит навсегда.
Утром Сергей встал рано – вместе со всеми. Все вместе позавтракали, потом Сергей обнял сослуживцев и отправился на железнодорожную станцию.
В сторону фронта шло немного эшелонов, и все были воинские, на которые пассажиров не брали. Однако удостоверение офицера СМЕРШа возымело действие, и Сергею разрешили сесть в теплушку. Маленький двухосный вагон с надписью «сорок человек или восемь лошадей» имел внутри нары, а посередине – печь-«буржуйку». Солдаты-новобранцы сначала молча глазели на Сергея, потом один осмелился:
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
– Валяй.
– Вы на фронте, на самой передовой были?
– И на передовой был, и за ней.
– За ней – это как?
– Разведчиком был, ходил в немецкие тылы.
Глаза у солдатиков округлились от удивления. Про разведчиков они только читали или видели кино, причём немцев там всегда показывали дураками. Только после просмотра возникал вопрос: если они такие, то почему мы тогда их до Москвы пустили и так долго, с множественными потерями, до сих пор не можем победить?
Новобранцы обступили Сергея и стали расспрашивать его о фронте. Один парнишка, набравшись смелости, спросил:
– А немцы – они какие?
– Да вот как любой из вас. Без рогов, без копыт, форму снять – не отличишь. Так же мёрзнут зимой, потеют летом. Бомбёжки боятся, артиллерийского огня, русских танков и штыковой атаки.
Они проговорили весь день, вконец замучив Сергея вопросами. Но и место на нарах выделили поближе к печке-«буржуйке» – уважили. Только на следующий день спросили:
– Если вы, товарищ майор, в разведке воевали, то почему наград нет?
– Как это нет? – Сергей сделал вид, что обиделся. – Не хуже, чем у других всяких.
Сергей полез в карман, достал тряпицу и развернул её. На сукне тускло блестели ордена и медали.
– Ух ты! – совсем по-мальчишески вырвалось у солдатиков. – А почему один орден – с отбитой эмалью и вмятиной?
– У него особая история. Утром командир повесил мне его на грудь, а в обед в него попала пуля. Если бы не этот орден, она бы попала прямиком в сердце.
– Можно посмотреть?
Солдаты стали передавать орден из рук в руки, внимательно его рассматривали. Потом вернули орден Сергею. Он завернул награды в тряпицу и убрал в карман.
– Товарищ майор, а почему вы их на груди не носите? Ведь заслужили.
– А зачем?
– Чтобы всем видно было – прославленный воин идёт, герой.
– А я разве за ордена воевал?
– Эх, а я бы обязательно носил, – вздохнул парень с конопушками по всему лицу.
– Послужите – узнаете, как они достаются. Столько сейчас солдат, которые медали и ордена заслужили, но так и не получили! Подвиг геройский никто не видел или представление на награду затерялось. На войне всякое бывает. Так что если на гимнастёрке у солдата даже медали нет, это ещё не значит, что он в тылу кашу ел. Просто обошла награда героя.
– Я обязательно получу! – воскликнул рыжий паренёк.
Сергей смотрел на них, а в душе нарастала жалость. Большая часть этих молодых, здоровых ребят с фронта не вернутся. Кое-кто домой инвалидом придёт. Фронт, как Молох, пожирает людей.
Поезд шёл до Жешува – это уже на польской земле. Солдатики из теплушки высадились, а вместе с ними – и Сергей. Теперь путь его лежал в Мелец, где дислоцировался штрафбат.
Штрафбаты были созданы в июле 1942 года, приказом Сталина № 227 от 28 июля 1942 года, положение утверждено Приказом наркома обороны № 298 от 28 сентября 1942 года. На каждом фронте создавалось от 1 до 3 батальонов, численностью по штабному расписанию 226 человек. Службу в них проходили офицеры по решению военных трибуналов. Были ещё штрафные роты для рядового и сержантского состава численностью 102 человека. В 1944 году на фронтах имелось 11 штрафных батальонов и 243 штрафные роты. Направлялись осуждённые офицеры и солдаты в штрафные формирования на срок от 1 до 3 месяцев и назывались переменным составом. Офицерам постоянного состава полагались льготы: 1 месяц службы шёл за 6 месяцев, они получали усиленное питание и несколько повышенное денежное довольствие. Освобождали из штрафных рот и батальонов при ранениях, при отбытии срока, а также досрочно – по ходатайству командиров за проявленное геройство в бою.
Штрафные части – не сталинское изобретение. В Германии они существовали с декабря 1940 года – так называемые «пятисотые батальоны»: 540, 550, 560 и 561-й в вермахте. Штрафной батальон для политически неблагонадёжных носил номер 999, была даже штрафная дивизия в «ваффен СС» «Дирлевангер». Ссылали в Германии в штрафные части без срока.
Последние три километра до расположения батальона Сергей шёл пешком.
Постоянный и переменный состав батальона располагался в больших брезентовых палатках. Всё, как в обычной части, – штаб, технические службы, полевая кухня. Только знамени у батальона не было, и военнослужащие переменного состава не носили погоны.
Сергей зашёл в штабную палатку и передал начальнику штаба свои документы.
– Давно вас ждём, товарищ майор. Из штаба армии звонили, предупредили. С постоянным составом знакомиться будете?
– Обязательно.
– Сейчас организую.
Через полчаса в штабную палатку собрались все офицеры и младший командный состав – старшины и сержанты. Начальник штаба представил им нового командира батальона. Оказалось, недавно прибыла новая партия штрафников, и завтра ожидалось новое пополнение. Движение личного состава в штрафбатах было постоянным. Люди убывали в свои части после отбытия срока, по ранению, по смерти. Приходило пополнение – целая круговерть, не характерная для обычных пехотных батальонов. После укомплектования и распределения по взводам предстояло наступление советских войск, и штрафбат должен был идти на самом тяжёлом участке.
После краткого знакомства к Сергею подошёл замкомбата по специальной работе:
– Старший лейтенант Смородин. С личными делами штрафников знакомиться будете?
– Зачем? Скоро наступление, вот и посмотрим, кто на что способен, сами сделаем выводы.
– Тяжко с ними первое время, товарищ майор. Многие в чинах были, командовали ротами, батальонами, а один у нас был – так даже полком. И здесь себе нельзя позволять вольности.
– Я читал положение. За неподчинение приказу командира в штрафбате – отправка в лагерь, а в условиях боя – расстрел на месте. Или не так?
– Всё оно так. Только попробуйте его на поле боя расстрелять! У вас оружие, и у него оружие. Может первым выстрелить он, а может – шальная немецкая пуля.
– М-да, непросто у вас.
– По-разному.
Старлей ушёл.
Уголовников в штрафбатах не было, имеется в виду – настоящих: бывших воров, насильников, убийц. Такие после отбытия своего срока попадали из лагерей в обычные части. Потому Сергей надеялся справиться со спецконтингентом – как называли штрафников в бумагах.
Офицеры, пусть и штрафники, с багажом знаний и фронтового опыта, понимали тактику боя не хуже, а иногда даже лучше офицеров постоянного состава. Причём штрафники были из разных родов войск – пехоты, артиллерии, танковых и инженерных войск.