— За кем следить будем?
Видя, что я не отвечаю (я в это время пытался для себя понять, с кем в принципе имею дело), он после паузы добавил:
— Вы не думайте, молодой человек, моя семья испокон веков занимается добычей нужной информации для некоторых кругов. Сделаем все в лучшем виде, если, конечно, договоримся об оплате.
— Хорошо, что Вы хотите получить в качестве оплаты?
— Это зависит от того, за кем придётся наблюдать, и только ли одним наблюдением мы ограничимся?
Ну, еврей не был бы евреем, если бы не оговорил мельчайших подробности сделки, поэтому я только хмыкнул на это и ответил:
— Наблюдение нужно установить за двумя командирами. Один из них — командир саперного батальона, второй имеет довольно немалый чин в интендантской службе.
Дедок хитро улыбнулся и прокомментировал:
— Не самая сложная работа. Неудобная, но не сложная. Мы возьмемся. Что вы можете предложить по оплате? Можно деньгами или материальными ценностями. На крайний случай, устроит определённое покровительство.
Я, немного подумав, спросил в ответ неожиданно даже для себя:
— А не подойдет Вам в качестве оплаты жизнь вашей семьи?
— Молодой человек угрожать изволит? — невесело улыбнулся еврей.
— Да боже упаси. Я, наверное, неправильно сформулировал вопрос о возможном способе оплаты. Я имею в виду некую информацию, которая способна будет сохранить вашу семью от огромных неприятностей. Тем более, что эта информация, полученная сильно заранее, поможет избежать большей части неприятностей без особых потерь.
В этот раз старик, глядя на меня внимательным взглядом, ответил очень серьезно:
— Если эта информация действительно настолько значима, то она подойдёт в качестве оплаты и даже загонит нас в долги. Только каким образом определить её значимость?
— Знаете, Аарон Моисеевич, я сейчас поделюсь этой самой информацией, не требуя от вас ничего взамен, а вы сами определите, стоит она того или нет. Вашу работу я оплачу продуктами длительного хранения, о количестве которых мы договоримся отдельно, но информацией все равно поделюсь. Только давайте договоримся следующим образом. Когда вы убедитесь в правдивости этой информации, продукты вернёте в точно таком же объеме, как я передам вам в качестве оплаты.
Дождавшись от собеседника утвердительного кивка, я начал говорить:
— Вы, наверняка, осведомлены о судьбе ваших соплеменников, проживавших в Германии и Польше. Так вот, через год начнется большая война, и мы на первом её этапе вынуждены будем отступать до определённого предела. Белосток окажется в зоне оккупации немцами и выжить здесь евреям будет невероятно сложно. Стоят ли эти сведения чего-либо, решайте сами. Но как по мне, зная за год о том, что может случиться, можно совершенно безболезненно и без потерь избежать большой беды. Разве нет?
Задумавшийся старик не торопился отвечать, вместо этого спросил:
— Вы можете предсказать этот самый предел, на который придётся отступать?
— Нет конечно, я же не господь бог. Но я бы на вашем месте увёз семью куда-нибудь восточнее Москвы.
— Даже так? — Без всякой иронии спросил старик и без паузы добавил: — Сомневаюсь, что кто-либо из моих соплеменников счел бы эту информацию достойной платой. Но я почему-то думаю, что это выгодная сделка. Поэтому, да. Мы возьмемся за работу и сделаем её на совесть. Мне от вас нужны данные людей, с которыми надо работать. И да, если информация подтвердится, я гарантирую возврат оплаты продуктами.
Умный всё-таки старик, все он понял, как надо. Да и на первый взгляд нежадный в отличие от своих соплеменников. Может быть, и в дальнейшем с ним ещё поработаем. Жизнь она ведь может выдаться длинной, и мало ли как все сложится в дальнейшем?
Об этом я и сказал старику прежде, чем озвучить, за кем ему предстоит следить, и каких результатов этой слежки я жду. Также попросил не распространяться о моих предсказаниях или, по крайней мере, не рассказывать об источнике, откуда получены сведения о будущей войне.
На вопрос, не боюсь ли я делиться подобными сведениями, я ответил с улыбкой и тонким намеком:
— Нет не боюсь. Многим ведь хочется оклеветать командира НКВД. Чего только не придумают, чтобы кинуть грязь на кристально чистую репутацию.
Старик согласно покивал головой и ответил, внимательно глядя мне в глаза:
— Приятно иметь дело с понимающим человеком. В принципе, я хоть и по-любому не прогадал, заключая эту сделку, но чувствую, что оплата продуктами в ней не главное.
— Не прогадал, и жизнь покажет, чего стоят мои предсказания.
Старик встряхнул головой, как будто прогоняя наваждение, и произнес:
— Хорошо, поживём — увидим.
Собственно, на этом разговор мы и закончили. Я озвучил ФИО и места службы интересующих меня людей. На этом мы распрощались, предварительно договорившись о вариантах связи на случай, если срочно понадобится друг друга найти.
Распрощавшись, я, глядя на уходящего еврея, задумался, пытаясь понять, что это было.
— Какого хрена я вообще начал распинаться о будущей войне? Тем более перед посторонним человеком, которого впервые вижу? Что это вообще было, и как это понимать? Нет, сейчас как-бы ничего страшного не произошло. Нет пока истерики с небезызвестным «не поддаваться на провокации», пока немцы не начали сосредотачивать у границы свои полчища. Соответственно, и переживать за сказанное нечего. Но сам факт наличия такого неразумного, да и не свойственного мне поведения, навевает на нехорошие мысли. Мне сейчас только юношеской порывистости не хватает. И так веду себя на грани разумного, а тут ещё и это.
Ещё довольно долго я сам себя напропалую песочил, а когда чуть успокоился, махнул рукой и отправился трудиться. Известно же, что работа и труд все перетрут.
Если бы я знал, чем закончится этот незапланированный вброс информации евреям, то, наверное, потерял бы всякий покой.
Глава 6
Уже направляясь обратно в здание УНКВД, я чуть не расшибся. Не заметил на дороге камешек, о который споткнулся. Засмотрелся на шикарную корму женщины, склонившейся над корзиной.
Когда до меня дошло, на какое счастье, сейчас пялился, я, честно сказать, слегка потерялся.
Сука, да никогда мне не нравились большие женские жопы! Я тростинок люблю, а тут такое. Всё-таки накосячила где-то Афродитка с этим переносом души. Ну не могу я сознательно на это пялиться, потому что не могу в принципе.
В кабинет вернулся в полном раздрае чувств и, наверное, из-за этого не смог работать дальше. Не то, чтобы я перестал соображать или не мог сосредоточиться, просто поймал себя на мысли, что меня все бесит, вообще все.
Поэтому сказал старшине, что мне нужно уйти по делам. Сегодня меня можно не ждать, вернусь только завтра, и от греха ушёл к себе на квартиру.
Никогда в прошлой жизни я не страдал подобными перепадами настроения, и происходящее меня изрядно напугало. А ещё больше напрягла эта непонятная реакция на широкую женскую корму. Нет, конечно, хорошо, что реагирую на женщин. Плохо то, что когда это происходит неосознанно, я засматриваюсь совсем даже не на то, о чем можно мечтать.
Дома, завалившись на кровать прямо в одежде, я собрался было проанализировать происходящее, но не срослось.
Как-то сегодня я так заработался, что даже об обеде забыл. Да и старшине я похоже не дал возможности перекусить. А организм ведь молодой, вот он и не дал предаваться самокопаниям, напомнил, да так, что стало не до размышлений. Благо, хоть дома пусть и небогато с едой, но нашлось чем перекусить. Открыл банку рыбных консервов и проглотил содержимое вприкуску с остатками маленько зачерствевшего хлеба.
А когда поел, как-то сразу и мысли потекли более спокойно, и понимание произошедшего незнамо откуда появилось. Да, собственно, и искать причину не нужно. Скорее всего это снова организм чудит из-за приживления души, как и предупреждала Афродита. Только в этот раз это выразилась в виде резкого перепада настроения.
В итоге я так и забил до конца дня на службу, просто валяясь в кровати.
Зато на следующий день снова был, как огурчик, и по новой окунулся в рутину нескончаемых дел.
Вникая в происходящее, первое на что я обратил внимание, на ошибку, которую совершил, заставив заниматься хозяйственной частью политрука. Всё-таки он для этого не предназначен. То, что он не подходит, я сообразил не сразу. Только когда стал разбираться с организацией полевого лагеря до меня дошло, что на этом поле деятельности надо срочно что-то менять.
Политрук, на самом деле, подошёл к порученному заданию, что называется, с энтузиазмом.
Хапал на складах подобно хомяку все, к чему только мог дотянуться. Беда только в том, что делал он это бессистемно и непонятно чем руководствуясь. Как итог, на выбранном старшиной месте образовались горы снаряжения. На вопрос, каким образом мы будем кормить бойцов, ответа не нашлось. Почему-то политрук не подумал не то что о полевой кухне, а не вспомнил даже об элементарных котлах и о провианте.
Да и в целом организация лагеря, как по мне, была безобразной, о чем я не преминул указать всем подчиненным.
Складывалось впечатление, что народ вообще отнесся к этому, как к какому-то пикнику, рассчитывая пожить денёк-другой на природе.
Пришлось вправлять мозги и с самого начала вбивать им в головы прописные истины. Сам лагерь перенесли с берега речушки на опушку леса, устанавливая палатки под кронами деревьев. Навели толковую маскировку и организовали охрану. В общем, привели все в относительно приемлемый вид и с особенным рвением взялись за дело после того, как я пообещал жизнь в отрыве от цивилизации на ближайший год.
Сразу появились полезные идеи оборудования лагеря, и родился список всего необходимого, учитывающий все до мельчайших подробностей.
В итоге, после всего вышеописанного, мне пришлось назначать ответственным за хозяйство и обеспечение всем необходимым старшину. Политрука же я подключил к решению проблемы с пополнением личного состава, и не прогадал.