Не я успел вернуться в лагерь, как меня выловил старшина для серьёзного разговора. Притом настроен он был по-боевому, поэтому мне поневоле пришлось уделить ему толику времени. Чтобы остаться наедине, мы с ним отошли к берегу речушки, где старшина начал вообще без раскачки:
— Командир, я тут доработал структуру подразделения и накидал штатное расписание. У нас по количеству личного состава получается далеко не рота, даже если со средствами усиления. Более трехсот человек — это уже на батальон тянет. Поэтому я хочу спросить: тебе по шапке не на дают за такое формирование? Может, умерим аппетиты, а то как бы чего не вышло.
Да уж, я в принципе предполагал, что все у нас вышло с перебором, но почему-то не думал, что настолько. Немного подумал, напряженно прикинул варианты развития событий и решил в итоге ничего не менять. Конечно, риск попасть под раздачу есть, и немалый, но пофиг. Сами, как говорится, виноваты, позволив мне сформировать подразделение на моё усмотрение, а я его вижу именно таким. Авантюра, конечно, да и пофиг. Дадут по рукам, тогда и буду все переигрывать, но надежда ведь есть (и немалая), что меня могут просто не заметить. Бардак в армии никто не отменял. Поэтому старшине я ответил однозначно;
— Риск, что дадут по шапке, конечно, есть, но менять ничего не будем. Пока сидим в лесах и не мозолим глаза начальству, мы никому не интересны, а дальше больше.
— По бумагам все равно проводить придётся, по-любому возникнут вопросы, — парировал старшина. Но я не задумываясь ответил:
— Вот когда возникнут, тогда и будем думать, как их решать.
Собственно, на этом тему мы и закрыли. Поговорили ещё немного о текучке и разошлись по своим делам. Правда, не успел я вернуться в лагерь, как появился посыльный из УНКВД с просьбой начальника управления посетить его без промедлений. Пришлось возвращаться в город, досадуя по дороге, что меня уже прям реально задергали, отвлекая от службы. Никак не получается избавиться от сумбура и наладить наконец размеренное течение этой самой службы.
Начальник встретил меня взволнованным и прямо с порога напрочь ошарашил:
— Крепись, Сергей, у тебя мама умерла. Брат твой звонил, просил тебя перезвонить ему по возможности.
Хоть я и понимал, что это неизбежно, но эта новость меня будто пыльным мешком по голове прибила. На миг даже растерялся и вообще перестал понимать, что делать. Начальник, видя моё состояние, произнес:
— Сергей, соберись и не раскисай. Все мы смертны, и жизнь так устроена, что рано или поздно человек умирает.
Я только кивнул в ответ и спросил:
— Откуда можно позвонить?
Тот указал на стол со стоящим на нем телефоном.
— Звони прямо отсюда, я пока отлучусь.
С этими словами он покинул кабинет, а я не откладывая и не собравшись с мыслями взялся за трубку телефона.
Разговор с братом получился, что называется, в одну калитку. Как только получилось связаться с ним, он, едва мы поздоровались, начал говорить, не дав мне и слова вставить.
— Мама просила не говорить тебе о ее смерти, чтобы ты не сорвался на похороны, но я не смог с тобой так поступить. Не знаю, почему она не хотела, чтобы ты приезжал на её похороны, но я все равно решил поставить тебя в известность, а приезжать или нет — это ты сам решай. Если всё-таки надумаешь приехать, обратись к начальнику управления, он поможет попасть на самолёт, летящий в Москву. На этом все, извини, но мне бежать надо, дел слишком много. Да, похороны уже завтра.
Вот и весь разговор.
Я, положив трубку, подумал: «ну уж нет. Пошёл он нахрен, этот дядька. Не собираюсь я вести себя как страус и прятать голову в песок, тем более что проводить родного человека в последний путь — святое дело. И пофиг мне, что мама для меня, по сути, чужой человек, на сердце все равно тяжело, а значит, еду в Москву, без вариантов».
Приняв это решение, я сразу отправился на поиски начальника управления, без него мне вопрос с посадкой на самолёт не решить. Благо искать долго не пришлось, встретил его сразу на выходе из приёмной. Тот только глянул на меня и тут же спросил:
— Полетишь на похороны?
— Да, и хотел просить вас о помощи.
— Не надо просить, — невесело улыбнулся он. — Ввылететь сможешь завтра в четыре утра. Я позвоню на аэродром, переночевать тебе лучше там, чтобы не ездить по ночам. Документы сейчас подготовят. Перед отправлением на аэродром загляни ко мне, я кое-какие документы передам с тобой для твоего брата.
Я только и смог, что кивнуть ему на это и сказать короткое «спасибо».
Слишком я тут какой-то сентиментальный стал что ли, даже плакать хочется.
С трудом держа себя в руках, направился на квартиру, которую так и продолжал снимать несмотря на то, что по большей части там не жил. Только добравшись туда, я дал волю чувствам, которые, надо сказать, были довольно неоднозначные.
Я просто уселся на кровать и так просидел довольно долго, уставившись в окно и размышляя о том, что со мной на самом деле происходит. Чувство было такое, как будто я реально потерялся в жизни, непереносимая грусть и смятение. В очередной раз я отметил, что с этим переносом души явно что-то пошло не так и что это не совсем мои эмоции, а реакция самой сути доставшегося мне организма. Странное состояние, которое выбивает из колеи и заставляет чуть ли не страдать.
Довольно долго я просидел без движения, а потом, чтобы хоть как-то прийти в себя, начал перебирать вещи, прикидывая, что взять с собой в Москву.
Открыв чемодан, я практически сразу наткнулся на шкатулку, которую отдала мне мама и о которой я успел подзабыть. На автомате, действуя, можно сказать, бездумно, я зачем-то её открыл и реально офигел.
В шкатулке лежало не сказать, что много драгоценностей, но их качество и размеры камней, которыми были украшены эти изделия, поневоле заставили задуматься, кем на самом деле была моя мама. Просто колье, браслет, серьги и кольцо, которые я обнаружил в шкатулке, по определению не могли принадлежать простому человеку. Я даже в принципе не способен был представить, сколько может стоить этот, без сомнения, комплект драгоценностей. Мама акцентировала внимание на том, что это семейные реликвии, так что, конечно, не было ничего странного в том, что у меня появилась уйма вопросов, и главные были такие: кем на самом деле была моя мама и чего мне ждать от её гипотетических родственников. К бабке не ходи, а тут скрыта какая-то большая тайна, от которой не знаешь чего ждать. А ещё совсем не понятно, что с этими драгоценностями делать.
Таскать их за собой — плохая идея, да и в банк на хранение не отдашь, так что нужно придумать, где бы их спрятать до времени. Я отложил пока эту заботу, зарыв шкатулку среди вещей, которые останутся в квартире, отметив себе, что проблему хранения надо решить как можно быстрее. Может, если доживу, в будущем они мне ещё пригодятся.
Так вот, потихоньку, пребывая в размышлениях, я незаметно для себя я и собрался. А как закончил, сразу же направился на выход, решив прежде чем уехать, озадачить подчиненных по полной программе. Нефиг им расслабляться, пока меня не будет.
Первым делом заехал у Аарону Моисеевичу и уведомил, что пока по интенданту у нас пауза, как вернусь из Москвы, так и продолжим. Пока только наблюдение, а дальше — больше.
После этого поехал в лагерь и довольно долго беседовал с топтунами, как я их невольно прозвал про себя.
Им я велел перебираться в Минск, по сути, отправив их с задачей пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что. Шутка, конечно, но такая, не особо весёлая.
Я попросил ребят присмотреться к командирам реммастерских или, может, директорам заводов с подходящим для ремонта бронетехники оборудованием. Желательно нарыть на них серьезные компрометирующие сведения, чтобы в перспективе можно было прихватить их за жабры и заставить поработать на благо нашего подразделения.
После этого я устроил что-то вроде короткого совещания с командирами, накидав им задач, требующих решения, на время моего отсутствия. И только закончив с этим, со спокойной душой направился к зданию УНКВД.
Кое-каких документов от начальника управления для брата набралось на приличного размера саквояж, который при мне запечатали и передали под роспись.
Собственно, задерживаться здесь я не стал и отправился на аэродром, где и планировал ждать вылета, тем более что там меня ждало койко-место, на котором я смог бы отдохнуть.
Москва в этот раз встретила, хотя было ещё утро, солнцем и удушающей жарой.
Вроде бы температура почти как белорусская, но почему-то в городе жара переносится в разы тяжелее, чем на природе. Не знаю, почему так, но вот есть такое ощущение.
В этот раз меня здесь никто не встречал, поэтому до города пришлось добираться на попутке. При этом сразу домой я не поехал, вместо этого устроился в первой же попавшейся гостинице, благо нашлось место для командировочного. После чего, предварительно позвонив, я отправился на службу к брату. Повезло, что удалось застать его на месте. Просто оставлять саквояж с документами в гостиничном номере я не рискнул, а идти на похороны с саквояжем в руках — не очень хорошая идея.
Документы приняли без проблем, и мы уже вместе с братом отправились домой. Он, хоть с лица у него не сходило хмурое выражение, явно обрадовался моему появлению, да и словами это подтвердил. Обнимая меня при встрече, он произнес:
— Спасибо, что приехал.
На это я только плечами пожал, как бы обозначая, что я в принципе не мог поступить иначе.
Похороны были для этого времени пышными и многолюдными. Я даже не предполагал, что соберётся столько народа. Но отметил я все это краем сознания, потому что находился в непонятном состоянии и мало что замечал вокруг себя. У меня непроизвольно лились слезы, которых я совсем не стеснялся и не прятал, а сознание у меня как бы забилось в раковину и пряталось там от всего мира, переживая потерю по-настоящему близкого человека.
В общем, прошли эти похороны будто в тумане, и я хоть как-то пришёл в себя, только проглотив приличную дозу спиртного во время поминок.