При этом только и подумал, что подобное почему-то случается при посещении Москвы. Правда, если раньше я попадал в это состояние из-за полной расслабленности и чувства безопасности, то сейчас моё состояние было каким угодно, но не расслабленным.
Долго раздумывать над этим я не стал, внезапно пришла бредовая идея рвануть, находясь в этом состоянии, к Насте. Конечно, расстояние большое. Километра, наверное, три, если по прямой. Но, когда-то же надо проверить, как далеко я вообще могу удаляться от тела. Так почему бы не сейчас?
Какие-то сомнения, конечно, были, но не в моем состоянии было обращать на них внимание. Идея захватила, и я без раздумий рванул в сторону, где по моим прикидкам находится больница. Передвигаться получалось стремительно, я добирался довольно долго только из-за своей тупости. Не сразу сообразил подняться выше домов и рвануть действительно напрямую. А когда додумался, то добрался за какую-то минуту. Дольше искал палату, в которой лежит Настя.
Она, кстати, не лежала, а сидела на кровати, читая какую-то книгу. В принципе, если бы не ярко выраженная бледность, то, на первый взгляд, и не скажешь, что она болеет. Вроде, как и нормальная на вид. Только, когда, переворачивая страницу книги, она чуть поморщилась и непроизвольно дотронулась рукой до правого виска, можно было увидеть, что с ней что-то не так.
На автомате проследив за этим её движением, я каким-то образом, если можно так сказать, краем глаза увидел в месте, к которому она прикоснулась подобие тёмного пятнышка, висевшего в каких-то миллиметрах от виска. Присмотревшись повнимательней, я даже немного растерялся. Будто через мутное стекло, мне удалось лицезреть еле видимую, чуть светящуюся желто-зеленую дымку, окутывающую Настю со всех сторон, копируя все изгибы её тела.
Других вариантов, кроме как обозвать эту дымку аурой, я не придумал. С интересом какое-то время понаблюдал за этим образованием, которое совсем даже не было статичным. Чем дольше я это разглядывал, тем больше замечал разных, еле видимых всполохов, в тех или иных местах. Они были чуть ярче в районе головы и более тусклые по всему остальному телу. Чуть ярче сверкнуло у колена, когда Настя двинула ногой.
Было очень интересно за этим наблюдать, но долго это делать не получится. Я ведь ограничен во времени пребывания в этом состоянии. Да и неизвестно, как на продолжительность влияет столь удаленное нахождение меня от моего тела.
Поэтому секунду подумав, я сосредоточил все свое внимание в место, где изначально заметил тёмное образование. Обнаружил его мгновенно. Присмотревшись внимательнее, приблизившись к этому пятну максимально близко, насколько это возможно, я смог разглядеть это «нечто» получше. Более всего это непонятное образование на ауре Насти напоминает обычную кляксу, которая появляется, если капнуть чернилами. Глядя на это пятно, у меня откуда-то появилась полная уверенность в том, что эта клякса здесь явно лишняя. Вообще непонятно, откуда она взялась. Не должно на ауре быть ничего подобного, и все тут. Почему я так в этом уверился, не знаю. Будто изнутри кто-то нашептал, но действовать я стал, не раздумывая. Просто потянулся к этой самой кляксе и попытался её как бы схватить.
Сложно объяснить, что я при этом почувствовал. Соприкоснувшись с аурой Насти, я испытал ни с чем несравнимое удовольствие. Его, при всем желании, не передать словами. Это будто прикоснуться к незамутненному концентрированному счастью. По-другому я не знаю, как это объяснить. Но вот все эти ощущения портила поганая клякса, которую схватить не получалось. А ощутить мерзость, исходящую от неё, пришлось в полной мере. У меня сразу всплыло известное изречение о ложке дегтя в бочке с мёдом.
Здесь все очень похоже.
В попытках схватить эту черноту прошло какое-то количество времени, и я вдруг чётко понял, что меня вот-вот вернёт обратно в моё тело. Наверное, от отчаяния, понимая, что теперь непонятно, когда снова получится войти в это состояние, и от запредельного желания любым путем помочь любимому человеку, я всей своей сущностью пожелал схватить эту кляксу и убрать её из ауры любимой.
Осознавал ли я все риски, связанные с этим действием? Не смогу сказать и под дулом пистолета. Скорее да, чем нет. Во всяком случае, я точно готов был забрать всю боль, испытываемую Настей, себе. Ведь нет ничего страшнее понимания своего бессилия от невозможности помочь любимому человеку. Гораздо проще в таком случае самому терпеть эту боль, чем смотреть на страдание близких.
Трудно сказать, что произошло в следующее мгновение. Было ощущение, как будто я схватился голыми руками за раскаленный добела кусок металла, приваренный к нерушимому основанию. Мало того, что боль была резкая, обжигающая, так ещё и с привкусом гнили. Странно звучит, но это так. Сам не понимаю, как я это терпел. И тем более не понимаю, как смог рвануть эту черноту на себя, отделяя её от ауры Насти с такой силой, что по инерции вылетел вместе с этим сгустком аж на улицу. Только и успел напоследок услышать громкий, наполненный болью, вскрик любимой. Дальше все слилось из фрагментов, подобных картинкам в калейдоскопе.
Миг, и у меня появляется чёткое понимание, что, если я немедленно не избавлюсь от этой кляксы, то мне очень быстро придёт полный и бесповоротный трындец.
Ещё миг — попытка стряхнуть эту гадость не увенчалась успехом, ещё мгновение— и приходит понимание, что от этой кляксы иначе не избавиться, кроме как прилепить её к чужой ауре. Прошло меньше секунды, и я нашёл кандидата, которому сделать пакость сам бог велел.
В одном из переулков рядом с больницей здоровенный бугай в присутствии двух своих подельников смертным боем бил ногами милиционера, пытавшегося прикрыться руками. Вот этому бугаю я и влепил со всей дури кляксу в лобешник, приблизившись к нему на сумасшедшей скорости. Эффект поразил даже меня. Казалось, что в бугая КАМАЗ врезался. Настолько эффектно он вдруг отлетел от милиционера на пару метров, взмахнув ногами выше головы, со страшным криком.
Я успел ещё заметить милиционера, встающего на ноги, и осознать, что мне получилось избавиться от кляксы, когда меня с совсем уж запредельной скоростью потянуло в сторону гостиницы.
Возвращение в тело на этот раз кардинально отличалось от предыдущих. Оно произошло очень стремительно, но не мгновенно, как это было ранее. По крайней мере, пусть дорога обратно и слилась в одно длинное мгновение, но непосредственно перед возвращением в тело я успел заметить, в каком оно находится состоянии, а потом и ощутить.
Тело билось в судорогах, из носа ручьем лилась кровь, а рядом с кроватью стоял насмерть перепуганный, упитанный мужик. Как я понял, сосед по номеру.
Когда я открыл глаза, судороги уже затихли, сойдя на нет. По телу разлилась страшная непреодолимая слабость. Я только и смог прошептать мужику прежде, чем отключиться:
— Все хорошо, не волнуйтесь.
Очнулся я утром, ощущая страшную слабость во всем теле, явно в больничной палате. Как меня сюда доставляли, я вообще без понятия. По иронии судьбы привезли меня в ту же больницу, где лежала Настя. И что самое невероятное, при поступлении я попался на глаза её маме.
Все получилось интересно ещё и потому, что я, в принципе, не мог объяснить врачам, что со мной случилось. Ничего другого не оставалось кроме, как нагло врать. Дескать, нечаянно ударился носом и, чтобы остановить кровь, лег на спину, да так и уснул. Не верили, конечно, но и не могли понять, что происходит. Я же с мыслью, что «не дай Бог ещё комиссуют» стоял на своём. В общем, до вечера пришлось валяться в больнице. Отпустили меня только после того, как я пригрозил, что сбегу отсюда в чем мать родила.
Но это все прошло мимо меня как бы фоном. Главное, это новости от мамы Насти, зашедшей меня навестить. Она сказала, что дочери резко стало лучше, и она даже рвётся домой. А ещё я вдруг понял, что в любой момент снова могу покинуть тело по своему желанию. Правда, проверять, так ли это, естественно я не стал. Будет ещё время поэкспериментировать. Главное, в чём я практически на сто процентов теперь уверен, это то, что с Настей все будет в порядке. Ещё чуть грела душу мысль, что приобретенная способность покидать тело в виде непонятной, невидимой другим людям дымки, может неслабо пригодиться в будущем.
До награждения встретиться с Настей так и не получилось. Её, в отличие от меня, домой отпускать не спешили, несмотря на то, что от головных болей не осталось и следа. Более того, никого, кроме родителей к ней не пускали, поэтому увидеться нам не получилось.
На награждении я встретил того, кого увидеть там ожидал в последнюю очередь, дядьку. Более того, этого скунса ещё и награждали передо мной таким же орденом с формулировкой «За значимый вклад в подготовку операции по очистке присоединенных территорий от враждебного Советской власти элемента». Вместе с ним такими же орденами наградили и двух прихлебателей, сопровождающих его во время наблюдения за ходом операции.
— Умеют, суки, устроиться, — подумал я про себя.
В этот момент дядька, будто услышав мои мысли, внимательно посмотрел в мою сторону.
Мы встретились с ним глазами. Я чётко понял, что злее врага у меня в этом мире нет. Очень уж выразительным был его взгляд. Да и у меня, скорее всего, все, что я о нем думаю, было написано на лице. На миг мелькнула мысль:
— Может быть не стоит ждать от него очередной пакости и по-тихому его прибить?
Эта мысль только окрепла ближе к концу награждения, когда дядька, поздравляя, по-дружески обнял Хрущева. Он тоже был среди награждаемых. Правда, за какие-то другие дела, не связанные с моим подразделением.
Глава 20
После награждения я, наконец, смог встретиться с Настей и был ошарашен первым же её вопросом.
— Это ведь ты избавил меня от болезни? — Спросила она, чуть отстранившись, и обвиняюще ткнув пальчиком мне в грудь.
Это смотрелось забавно, учитывая, что я её в этот момент обнимал. Она, между тем, продолжила говорить: