— Я ведь чувствовала твоё присутствие в больнице, хоть и не видела. Только тогда, когда ты рядом, мне так хорошо и спокойно.
Я начал было говорить, что меня не пустили к ней в палату, но она перебила и произнесла:
— Не надо. Никогда не говори мне неправду, я чувствую, когда мне врут. Если не можешь что-то сказать, лучше помолчи.
Ну, было бы сказано, и я демонстративно замолчал. Правда, надолго меня не хватило. Я наклонился к её уху и тихонько прошептал-спросил:
— Так ты значит у меня маленькая ведьмочка?
Она попыталась отстраниться, но я не позволил, прижав её к себе покрепче. Она только и пропищала, практически сразу прекратив всяческое сопротивление:
— И ничего я не ведьма.
— Конечно, не ведьма. — Согласился я и добавил:
— Это шутка такая.
Про себя же подумал:
— Ещё какая ведьма! Обычный человек не может быть таким прекрасным и так быстро меня приворожить.
Отпуск у меня не прошёл, а промелькнул мимо, подобно видению. Собственно, провел я его практически полностью в компании Насти под неусыпным контролем её родных. Её семейство ни на секунду не оставляло её без присмотра, и мы даже гуляли в сопровождении кого-нибудь из детей.
Родные Насти, конечно же, объясняли подобную опеку боязнью рецидива. Дескать, вдруг болезнь вернется в самый неподходящий момент. При этом наши с Настей аргументы, что я буду рядом, во внимание не принимались. Кто-то из родных должен постоянно сопровождать её и никаких гвоздей.
В общем, не сразу, но до меня дошло, что все это делалось для того, чтобы мы с Настей не смогли остаться наедине и не натворили глупостей. Даже целовались мы и то украдкой, ловя каждое мгновение, когда получалось хоть на минутку избавиться от этого тотального надзора.
В общем, обложили нас и даже не позволяли спокойно вздохнуть. Понятно, что меня это бесило и раздражало до невозможности. Но я терпел, деваться-то некуда. Ведь все равно кайфовал от одного только присутствия Насти. Так, собственно, и пролетел отпуск. За время, проведённое в Москве, я только и смог, что вырваться на пару часов за город, чтобы спрятать оставшиеся мне в наследство драгоценности, которые в этот раз я привёз с собой. Решил таким образом сделать заначку на будущее. Ну, и что называется, освободить себе руки. Плохая ведь идея таскать шкатулку за собой во время войны.
Почему спрятал именно рядом с Москвой, сам не знаю. Просто решил, что так будет лучше, и сделал.
Отправляясь обратно на службу, устраиваясь в купе поезда я с грустью подумал: «Сам себе накаркал про постоянные перелеты, и вот результат». Отпуск пришлось закруглить на целые сутки раньше, чтобы успеть вовремя вернуться. Как-то заранее обратиться с этим вопросом к брату ума не хватило, а когда кинулся попросить помощи с устройством меня на попутный борт, было уже поздно. Брат умотал куда-то в затяжную командировку, а больше обратиться и не к кому. Не идти же с этим к начальству?
Кстати сказать, за время моего пребывания в Москве брат как-то не изъявил особого желания встретиться, и я тоже решил не мозолить ему глаза. Вот такие вот у нас высокие отношения.
На самом деле, после встречи дядьки на награждении, особого желания видеть кого-либо из родни у меня, в принципе, не было. Наоборот, хотелось, чтобы обо мне забыли и не вспоминали.
Смешно сказать, но провожали меня на вокзале все представители Настиной семьи, за исключением её папы. Он как бы из-за занятости вырваться не смог. Именно перед посадкой в вагон наше с Настей терпение лопнуло. Мы, просто забив на всех, самозабвенно целовались, не обращая внимания на покашливания её мамы и комментарии вредной сестры вместе с пристальным интересом малолетнего брата.
Уже, находясь на ступенях вагона тронувшегося поезда, я про себя подумал:
— Все, это крайний раз, когда я не добрался до «вожделенного», надоели мне все эти игры.
В купе со мной ехали три командира званиями помладше меня. Они хоть и бухали большую часть пути, но вели себя тихо и меня особо не беспокоили.
Вначале я даже немного с ними посидел за разговорами о всяком-разном. Но потом завалился на верхнюю полку, чтобы не мешать празднику. Поменялся местами с одним из командиров и занялся своими делами, делая вид, что отдыхаю.
Ещё после излечения Насти, сразу после того, как прошла непонятная слабость, а вернее уже после награждения, я мало-помалу начал разбираться со своей способностью покидать тело в виде непонятной дымки.
Сильно я этим не увлекался. Всё-таки, какой-никакой инстинкт самосохранения у меня присутствует. Но тренировался каждую ночь.
К этому моменту удалось выяснить, что удаляться от места нахождения тела в этом состоянии я могу приблизительно километров на пять и без последствий покидать тело минут на двадцать. Можно и дольше, но потом последствия очень хреновые. Дикая слабость, тошнота и даже кровотечения из носа.
Понятно, что слишком далеко в экспериментах я старался не заходить, но одну штуку мне все равно удалось заметить. Чем чаще я пользовался этой способностью, тем легче мне это удавалось. Продолжительнее становилось пребывание в этом состоянии без последствий. С расстоянием оно увеличивается или нет, выяснить не удалось, потому что очень уж всё относительно определялось. Точно замерить пока не было возможности.
Собственно, понимая всю важность этой плюшки, а по-другому назвать подобную способность трудно, я и стараюсь использовать каждую свободную минуту для тренировок.
Вот и сейчас, развалившись на верхней полке, я носился в состоянии дымки над поездом и недалеко от него по пути следования. Интересное, на самом деле занятие, до невозможности. Ещё и потому, что можно было отыскать по ходу дела что-нибудь полезное.
Особенно много интересного я находил, когда поезд шёл уже по территории Белоруссии. Нет, не в плане чего-то ценного. К примеру, меня заинтересовала избушка, стоявшая посреди непроходимых болот, на небольшом островке, поросшем густой растительностью, или подобие отстойника для захваченных бандитами автомобилей, в котором их стояло без присмотра девять штук.
Не стоит думать, что я всю дорогу находился в подобном состоянии. Надеюсь, что пока, в принципе, это невозможно.
Из-за возможности перемещения в состоянии дымки очень быстро, если не стремительно, у меня получалось за несколько минут подниматься повыше и осматривать по пути следования приличные по размеру территории. Я старался делать это с перерывами, но таким образом, чтобы не было разрывов в этом своеобразном изучении местности.
Говоря проще, переходил я в это состояние раз, максимум два раза в час, делая перерыв ночью. И даже так все равно чувствовалась какая-то усталость, может быть даже из-за перенасыщения впечатлениями.
По прибытии в Минск несмотря на то, что я брал билет до Бреста, мне пришлось задержаться в этом городе. Все потому, что с вокзала позвонил Цанаве, чтобы уведомить его о своём возвращении на службу. Моё подразделение ведь так и не выводили из его оперативного подчинения. Поэтому, как не крути, а он — мой непосредственный начальник. Он приказал прибыть к нему, не откладывая.
Я, честно сказать, даже запереживал, не случилось ли чего за время моего отсутствия. Но Цанава позвал для того, чтобы ненавязчиво обозначить, что к средине лета неплохо было бы ещё раз повторить чистку подобную той, которую сделали недавно. По эго словам, очень уж значимо изменилась обстановка на присоединенных землях в плане бандитизма и вредительства.
К слову сказать, на Украине и в Прибалтике сейчас начали формировать ещё по одному отдельному батальону осназа, в точности копируя структуру моего подразделения, и комплектуя штаты, стараясь повторить все даже в мелочах.
Для меня это ничего не значащая ерунда, а все равно приятно. Значит, поневоле признали эффективность работы моего подразделения.
Естественно, я пообещал приложить все возможные усилия для организации ещё одной операции по поимке и уничтожению бандитов, прекрасно понимая, что этому желанию Цанавы не осуществиться.
Я воспользовался моментом и попросил Цанаву поспособствовать небольшому увеличению численности личного состава батальона, сформировав в его структуре ещё один снайперский взвод. Аргументировал это тем, что батальон все равно будет реорганизован в бригаду. Так почему бы не начать готовиться к этому заранее? Тем более, что такой взвод очень пригодится в проведении будущей операции.
Тот поначалу было возмутился, высказавшись, что у меня, дескать, и так в подразделении снайперов чуть ли не больше, чем в каком-нибудь корпусе РККА. Но потом махнул рукой и пробормотал:
— Тебя не переделать, — и пообещал помочь, хитро улыбнувшись. Наверняка какую-нибудь пакость задумал, но пофиг. Времени до начала войны осталось не так много, а там мне все его пакости станут параллельными.
По возвращении в подразделение меня снова закрутила лавина дел, которая уже воспринимается, как рутина.
Правда, покой мне только снился. И совсем даже не из-за этих самых дел, а потому что в части началось какое-то паломничество всяких проверяющих. Главным образом, со стороны полит управления.
По большому счету, работать они особо не мешали. Так, вынюхивали непонятно что, устраивая попутно подобия политинформаций и иногда ведя всякие душещипательные беседы с отдельными красноармейцам того или иного подразделения батальона.
Понятно, что без присмотра я их не оставлял. Ребятам Беликова с Рудым подвалило работы. К бабке не ходи, а эти деятели искали себе в моем батальоне осведомителей, в особенности это стало ясно, когда в подразделение зачастили гости из особого списка.
Беликов с Рудым отследили во время проведения прошлой операции все телодвижения дядьки и взяли на карандаш его людей. Когда эти люди зачастили посещать подразделение, ребятам пришлось отслеживать буквально каждый их шаг, что, в свою очередь, помогло избежать большой беды.
Один из подобных деятелей притащил и попытался подбросить в мою землянку целый саквояж, с так называемой, запрещённой литературой.