— И в чем Джери признался?
— Сказал, что по заданию своего командования они ищут припрятанные ядерные боеприпасы.
— Ядерные? — Иван Григорьевич разыграл изумление. Славко Тарасович посмотрел на школьного товарища как на недоросля:
— Был бы ты, Ваня, разведчик, сообразил бы: ну на кой хрен составителям атласа грунтов дозиметрическая аппаратура? А этот, брат, компас, все, что альфа, бета, гамму излучает, фиксирует.
— И зафиксировали?
— Зафиксировали и на карте показали.
— Теперь они знают?
— Знают, сволочи, — и усластил это слово матерком. — В нашей державе, Ваня, ничего нельзя спрятать… Думали, будем суверенными, убежали от России. А нас, оказывается, Горбачев передал пастухам заокеанским.
Славко Тарасович еще выпил. Его речь по стилю и словарному богатству напоминала экспромты бывшего секретаря обкома (в Прикордонном о нем ходили анекдоты, его речь всегда была пересыпана матерком, как сало перцем).
Не кто иной, как сам Славко Тарасович, еще при первой встрече пародировал последнего единоличного хозяина области: «Иду я, бля, а навстречу моя мать, бля. Она, бля, говорит мне, бля: твоя жена, бля, с твоей сестрой, бля, заняли очередь и на тебя, бля. А то продавщица, бля, в одни руки, бля, дает одну бутылку, бля».
Вроде и не пьянел Славко Тарасович, а ругался как неостограммленный алкаш у закрытого магазина. Секретарю обкома было простительно, он был хозяином области, но Славко Тарасович был только мэром.
Удивляло, что у пьяного мэра речь была трезвой, обдуманной, как у тертого дипломата.
— Ну, так как, Ваня, выручим наших дуболомов? Это Витины хлопчики. В случае чего, они тебя тоже выручат. Как о наших предках писал наш любимый классик: нет уз святее товарищества. Эти узы в наших генах. Согласен?
— Согласен, — кивнул Иван Григорьевич. — Но ты сначала ответь мне на один вопрос: что с патронным? Кто его покупает или перекупает?
— Один кавказец.
— И вы, акционеры, продадите?
— Сделка заманчива.
— И опасна?
Mэp скрывать не стал:
— Лично для нас, главных акционеров, да. Рабочие зверем смотрят. Это же бочка с порохом. Спичку им давать нельзя… А ты, Ваня, можешь своих друзей успокоить: мы не русские, кавказцев над собой не потерпим. Мы, брат, блюдем национальный интерес.
— А при чем тут мои друзья?
— Тогда зачем спрашиваешь?
Нет, Славко был трезв, как старообрядец, и, как лиса, хитер: при любой власти он будет в руководящем кресле.
— Ну, так как, выручим?
Ответ он требовал, как сдачу с крупной купюры. Положительный ответ давать не хотелось.
— Славко, — сказал Иван Григорьевич. — Ты меня пойми правильно. Когда я лежал в больнице, кто-то хотел меня нашпиговать лекарствами, чтобы я ничего не помнил. Ты об этом слышал?
— Слышал. Но уже после того, как придушили Паперного… Ты не делился с ним соображениями, что ищут американцы?
— Нет.
— А может, он и без тебя знал?
Славко Тарасович выжидательно смотрел в непроницаемо голубые глаза собеседника, на поднятой вилке, как точку сосредоточенности, держал соленый грибок. Так неврапатолог держит перед взором пациента никелированный молоточек.
Иван Григорьевич выдержал взгляд. Прежде чем ответить, спросил:
— Кто к ним приезжал на похороны? Я имею в виду из Тель-Авива.
— Сын. Остап.
— А где Остап служит?
— В армии.
— В МОССАДЕ. Он мог с отцом толковать по делам своей службы?
— Мог.
— Таким образом, это если не его заработок, то заработок его сына.
— Вполне возможно… Но зачем ему это? Можно же влипнуть. А у него был крепкий заработок на проститутках. Мы ему не мешали… Впрочем, на подобных заработках держится вся наша медицина… Не пойму, зачем Рувиму Туловичу нужно было трепаться о деятельности «Экотерры»?
— А кто сказал, что он трепался? — высказал свое сомнение Иван Григорьевич. — Причина для расправы могла быть иная… Ты, Славко, прав, конечно, в главном: в нашем городе, о чем ты прекрасно осведомлен, пересекаются интересы многих разведок. Продукцией Прикордонного пользуются арабы. Поэтому Тель-Авив здесь особенно усердствует. Кстати, мне кажется, МОССАД следит за «Экотеррой».
— Тебе что — эту информацию сорока на хвосте принесла? — вдруг с подозрением спросил Славко Тарасович.
— Может, и на хвосте.
— Ну, брат, у тебя интуиция! Тель-Авив не хочет, чтобы американцы здесь были главными. Они многое упустят. Тель-Авив уже давно торгуется с Киевом. Израильтяне опасаются, что если ядерные боеголовки не вывезут в Россию, их купят арабы. Базу, которую нашли американцы, построила Москва. И вообще нашей украинской державе почти все вооружение досталось на халяву. Израильтяне готовы все вернуть Москве, лишь бы мы втихаря свое главное оружие не продали арабам. Они уверены, что нам в данный момент нужны не принципы, а гроши. Да и принципы не грех продавать, если это выгодно. Тель-Авив ведет себя по-местечковому: нет у сеседа топора — и я спокоен. Американцы же мыслят стратегически: они стремятся к тому, чтобы на Украину накинуть налыгач и привести ее в НАТО. Ну и все, что для ведения войны построила Москва и в первую очередь неуязвимые базы, досталось бы им с минимальными расходами. Вот и не желают американцы, чтобы об этих их замыслах знали такие, как ты, простые обыватели.
Хотелось верить, Славко Тарасович не догадывался, что полковник госбезопасности Коваль, бывший полковник армии США Джон Смит, мешал не просто «Экотерре», куда попал благодаря мэру, мешал Пентагону как носитель тайны, которую, если предать огласке, человечество еще раз убедится, откуда ему ждать смертельной опасности.
Слушая мэра, который, чем больше наливался коньяком, тем энергичней был в разговоре, Иван Григорьевич тешил себя мыслью, что главный факт из своей биографии — о том, что он советский разведчик, работавший в Соединенных Штатах, мэру не был известен.
— Я так полагаю, — вел свою мысль Иван Григорьевич, — инофирм, подобных «Экотерре», в Прикордонном несколько.
Этот главный вопрос был задан мэру как бы между прочим, и так как мэр был под градусом, то он не должен был насторожиться.
Славко Тарасович ответил неопределенно:
— Несколько.
— А чем они занимаются, тебе докладывают?
— Я читаю их уставы.
— И что — их деятельность соответствует букве устава?
— Если бы… Это же сволочье! Для них мы папуасы…
— Они только разваливают или что-то созидают?
— В основном скупают. Технологии. Патенты. Разработки. Особо ценный металл. Ну и, само собой, вербуют спецов. И лишь две фирмы — одна американская, другая португальская — строят: американцы — завод по производству дрожжей, португальцы — хлебокомбинат. Обещают весь наш край обеспечить выпечкой.
И опять замолк, наполняя рюмку. Иван Григорьевич оглянулся на входную дверь: там, на кухне, готовили шашлыки Витя Кувалда и дворник, — шепотом спросил:
— Как ты думаешь, я устарел для бизнеса?
— Сейчас выпью. Скажу.
Выпил. Сказал:
— У тебя, Ваня, мозги молодые. Для бизнеса — это дар божий. Так что благословляю… И на чем ты хочешь гроши выращивать?
— Хочу создать фирму по определению качества продуктов питания.
— Дело говоришь. — И Славко Тарасович кивнул тяжелым дойным подбородком. — Мэрия тебя поддержит. А при надобности и финансирует.
— Идея такова, — продолжил Иван Григорьевич, удостоверившись, что мысль принята. — Будем производить лабораторный анализ всего, что поступает на продовольственный рынок города. Предпочтение отдадим отечественному производителю.
Славко Тарасович отложил вилку с надкушенным грибком, через стол протянул пятерню. Она была горячей, мягкой и влажной.
— Вот моя рука, Ваня! Да я таких людей ищу повсюду! Поднимем нашу нэньку! Не дадим ей здохнуть! А то распелись сволочи «Щэ нэ вмэрла Украина»… А что такое «щэ»? По смыслу получается, что если еще не умерла, то обязательно умрет? Не позволим!..
Отвлекаться от главной мысли было нельзя, но реплика напрашивалась, притом с подначкой:
— А может, автор гимна имел в виду, что Украина станет штатом каких-либо Штатов?
В словах друга Славко Тарасович уловил иронию и тут же по-ребячьи на нее отреагировал. Положив ладонь левой руки ребром на сгиб локтя правой, и над столом покачал кулак:
— А этого они не хотели? Если в Киеве наши главные паны продадутся каким-либо штатам, мы возродим ядерную державу. Вот, скажем, Франция — не больше Украины, а с ядерным боезапасом. А какой тон задает!.. Скажи, Ваня, наш украинский народ талантлив?
— Что за вопрос? — удивился Иван Григорьевич, соображая, куда клонит пан Ажипа.
А пан Ажипа клонил прямо:
— Тут на твоем месте недавно сидел один великий человек. Профессор!..
«Чтит ученость»… — подумал Иван Григорьевич и невольно улыбнулся.
— Ты не лыбся, — мягко заметил Славко Тарасович. — Я к чему… Если мы опять пустим все заводы и конструкторские бюро нашего города, остальная Украина может круглый год ничего не производить, только наяривать «гопака» и горланить на попойках «Ой, ты гарный Семене»… отмечать все праздники, начиная от Дня незалежности до Дня ассенизатора. А валюта с рынков вооружений потечет полноводной рекой, как, скажем, наш Днепро течет от истока до устья.
— Исток Днепра, Славко, в России.
— Ну, это еще как посмотреть… Этот профессор мне выложил обалденнейшие расчеты. Нищих на Украине не будет. По благосостоянию мы сравнимся с Арабскими Эмиратами… Ты видел, как они живут? У каждого по три-четыре жены.
— Не видел.
— Много потерял… Недавно один наш мастер спорта возил туда юных повий под видом волейбольной команды. Как же он восторгался! Кругом пустыня, говорил, а в столице — рай… Я к чему. Если наши доброхоты вынудят Украину превратиться в пустыню, Прикордонный мы сохраним и реконструируем, — и вся остальная Украина от закарпатских русинов до воронежских кацапов в ножки нам поклонится… Ну, давай, еще по махонькой.
Славко Тарасович по привычке налил себе полную, гостю капнул — для порядка.