Так вы в очередной раз ушли от разоблачения, хотя всеми своими действиями подтверждали достоверность полученных из США сведений.
К слову, ваша столь явная двурушническая деятельность, отсутствие каких-либо опасений «засветиться», ваша наглая уверенность в абсолютной безнаказанности смущали и озадачивали нас. Но после консультаций с нашими коллегами, занимавшимися внутренней проблематикой, мы нашли объяснение вашему поведению. Вы испугались, но не разоблачений в работе на американцев, а ответственности перед зарождавшейся в стране демократией! Содействуя разложению КПСС и развалу СССР, вы, естественно, не могли знать, как будут развиваться события в такой непредсказуемой стране, как наша, куда заведет ее перестройка, что к власти придут ваши прежние «соратники» по ЦК КПСС, такие же перерожденцы и оборотни. А что если в итоге победят те, кого вы, будучи на партийной работе, преследовали за «идеологические диверсии», и напомнят вам, что вы были одним из тех, кто осуществлял пропагандистское обеспечение вторжения в Чехословакию, или «сценаристом» судебного процесса над Синявским и Даниэлем? Как после таких «эпизодов» перекраситься в демократа?
Что, если призовут вас к ответу? Не сможете же вы сказать им, что у вас большие заслуги перед ЦРУ, что по указке американцев вы осуществляли подрыв системы изнутри, и не где-нибудь, а в недрах политбюро!
Вот и решили (естественно, по совету ваших американских хозяев!) загодя реабилитировать себя в глазах диссидентов и прочих убежденных противников режима, стать одним из «отцов русской демократии», чтобы и при новом режиме быть на высоких должностях.
После публикации статьи В.А. Крючкова «После беды» некоторых из нас допрашивали в Генпрокуратуре России. Чтобы не подводить нашего бывшего шефа, мы подтвердили, что в КГБ действительно поступала информация о ваших связях с американскими спецслужбами, но не стали вдаваться в детали. Во-первых, политическая ситуация в стране явно не располагала к подобной откровенности, да и поезд, как говорится, уже ушел. К тому же у нас не было никаких сомнений, что под руководством Степанкова, многократно нарушавшего закон во время расследования «дела ГКЧП», Генпрокуратура будет делать только то, что ей прикажут ваши друзья и единомышленники в российском руководстве. Во-вторых, мы (и как оказалось, не зря!) опасались за судьбу тех агентов, которые сообщили нам информацию, и обязаны были позаботиться об их безопасности.
Но теперь ситуация существенно изменилась. Некоторых наших агентов сдали, кое-кто умер, кое-кого удалось надежно спрятать до лучших времен, и потому наша откровенность не может им повредить.
Что касается разоблачительной информации, можете не обольщаться: ваши коллеги по стажировке в США не сумели ее уничтожить. Давно известно: не горят не только рукописи, компроматы тоже не горят! Можете поверить нам на слово: в КГБ никогда и ничто не пропадало бесследно! Найти иногда бывало трудновато, особенно если не очень заинтересован в поисках, если не знаешь, где искать. А мы знаем! И заблаговременно позаботились о том, чтобы ничто не пропало. Не только ради наказания виновных в тяжких преступлениях перед Отечеством, но и из чувства самосохранения: пока существует подобная информация, жизни тех, кто ее когда-то добыл, ничто не угрожает!
Сейчас у нас появилась надежда, что справедливость все же восторжествует, что наконец-то власти проявят живой интерес к деятельности некоторых «архитекторов» и «прорабов» перестройки, а следственные органы выслушают нас по существу вашего дела. И не только выслушают, но и приобщат к делу собранные нами доказательства. А их количество за прошедшие годы, к вашему сведению, не только не убавилось, а, напротив, даже увеличилось, потому что в отставку ушли не только мы, но и многие сотрудники ЦРУ, имевшие доступ к материалам на вас и других «агентов влияния». Теперь мы с ними изредка встречаемся, вспоминаем былое.
Ряд бесед с ними мы сумели задокументировать, поэтому совсем необязательно просить их выступить в суде в качестве свидетелей, можно обойтись и видеозаписью. Так что приготовьтесь к серьезному разговору, Александр Николаевич!
До сих пор вы призывали к покаянию других, теперь наступило время и самому покаяться. Хотя одним раскаянием за содеянное вам не отделаться, слишком тяжела ваша вина перед Отечеством!
До встречи на суде!
И пусть свершится правосудие!
Закончив чтение, Иван Григорьевич некоторое время сидел неподвижно, осмысливая прочитанное. Все фамилии под письмом были ему знакомы. Одну из них в годы учебы в Высшей школе КГБ обычно называли в паре с другой, применяя сокращение: Ков и Кир. Ков и Кир часто выполняли одни и те же учебные задания. Кову давали данные на составление легенды разведчику, которому предстоит нелегалом поселиться, допустим, в штате Арканзас. Такое же задание давали и Киру. Товарищи как бы соревновались: у кого легенда получится удачней. Опытные разведчики знают, как важно иметь надежную легенду.
Вспоминая коллег и живых, и сгоревших на электрическом стуле, только сейчас доходило до сознания, что ЦРУ часто переигрывало КГБ. Переигрывало, пожалуй, в самом главном: в стране вероятного противника ставило своих людей у власти, делало их могучими «агентами влияния». Так получилось и в СССР.
Если врагу удалось пробраться на самую вершину власти, тут не обошлось без талантливых составителей легенды. А талантливо составленная легенда, что талантливо написанная книга: бездарный писатель глубокую и умную книгу не напишет.
Еще там, в Америке, яростно ненавидя врагов своего Отечества, Иван Григорьевич не однажды убеждался: ЦРУ умеет работать по высшему классу. Размышляя о бывшем члене политбюро, ставшим «агентом влияния», только теперь он узнал, что в ЦК были и другие агенты — целый змеиный клубок. Надо отдать им должное, они отличались необыкновенной активностью, и тем не менее это были куклы в руках искусного кукловода: где-то за бугром кукловод сочиняет им речи, а они их озвучивают, и народу — в политике наивному ребенку — все еще кажется, что куклы не только говорят, но и самостоятельно думают.
Из кухни Алексей Ярославович заметил, что его друг уже прочитал письмо, сидит в раздумье. Напомнил:
— Ужин готов.
— Тогда будем ужинать.
Ужинали на кухне. В однокомнатных квартирах, переоборудованных из коммуналок, кухня в четыре квадратных метра служит и столовой и почти всегда рабочим кабинетом, а, случается, — когда в доме гости, — и спальней хозяина.
Ужин был обычным: жареная картошка, квашеная капуста с луком, хлеб и чай с сахаром. От рюмки гость отказался. Хозяин выпил какую-то микстуру, сказав: «Гадость».
— Утешаю себя, — говорил он за ужином, — что подохну не скоро. Успею обнародовать правду, кто нами правил. Не ручаюсь, насколько точны мои цифры, но сегодня в одной только России на ЦРУ усердствует добрая сотня крупных чиновников. Да плюс несколько десятков генералов, в одночасье получивших это звание, не занимая соответствующих должностей. Так что, пока вольготно себя чувствуют мерзавцы и пока они будут продавать Отечество, России не выбраться из клоаки.
Хозяин изрекал известное.
— Неслучайно ликвидировали госбезопасность, — продолжал он запальчиво. — Побоялись чиновники, что долго продавать не смогут.
И это тоже было известно.
— Тебе, Ярославович, фамилия Ажипа о чем-нибудь говорит?
— Да, — ответил тот. — Был такой неистовый чекист.
— Он жив. И я с ним встречался.
— И как он?
— Ум ясный.
— И все такой же неистовый?
— Пожалуй, да. Знаешь, в чем он мне признался? Сказал: «Не тех мы отстреливали».
Бахмутенко оторвался от еды, на его морщинистом лице чуть заметно обозначилась улыбка.
— Это так и мы с тобой попытаемся оправдаться. Он сожалеет, что не тех отстреливал, а мы — что допустили к власти сомнительных людей по их безукоризненным анкетным данным. Коль пролетарского происхождения, дескать, значит, наш. А то, что он пьяница и неуч, падкий до баб и жадный до денег, прощали: ведь пролетарского корня. Да и как не прощать, ведь на торжественных собраниях громче других пел Михалкова: «Мы делу Ленина и Сталина верны». А что у рвущегося к власти внутри, было только Богу известно. На Востоке я присматривался к институту старейшин. Мудрые старцы, входя в могилу, никогда не кривили душой: говорили то, что есть и что может случиться. Мы, к нашему несчастью, пророков отстреливали или же загоняли в психушку — это правда, но никогда им не позволяли изрекать истину. Как же: мы смотрим только вперед, а они то и дело назад оглядываются. Умели бы мы осмысливать прошлое, гляди, в любом деятеле безошибочно увидели бы, чем он кончит. Мудрые старцы все это видели, но им не позволяли высказываться. А мудрых в России, не знаю, как на Украине, давно презирают. Пока еще держится Кавказ, отчасти Средняя Азия, но и там уже аксакалам затыкают глотки, в частности, скудной пенсией: молчи, старик, ты свое отговорил. А он лишь свое отмолчал. Это относится и к нашему брату-чекисту. Отмолчались мы, Григорович, вот нас и разогнали. Так когда-то случилось и с большевистским институтом старейшин. Было такое общество — старых большевиков. Уж больно язвительно эти старцы критиковали товарища Сталина. Спасибо, большинству из них дали умереть естественной смертью, хотя и под домашним арестом. Как сейчас дают некоторым маршалам. А вот вздумал Верховный Совет покритиковать президента, тот предоставил слово своим защитникам — танковым пушкам.
— На то было указание Госдепа, — заметил гость.
— Сути не меняет, — сказал хозяин. — И все же нашлись мудрые, сказали: не глупи. Не послушался. Теперь имеем Чечню.
Что-то подобное Иван Григорьевич уже слышал, но не от разведчиков, не от профессиональных аналитиков, а от чиновника средней руки — от мэра города областного подчинения. И этот мэр толковал, что самая действенная критика — критика оружием. И пока в обществе будут силы, критикующие друг друга, будут и отстрелы. Этот процесс — вечный…