Рэм вздохнул и написал Ули, который бегал сейчас с поручениями Ченича, что скоро улетает, но обязательно зайдёт попрощаться.
Ведь думал же, что проведут пару вечеров вместе, что времени ещё навалом, а вот так вышло. Приказ по крейсеру — и срочно надо лететь.
Зато завёл новых друзей. И можно будет познакомить потом Ули и Мартина. Вывести приятеля на чистую воду. Надо же, встретил на Асконе юриста и хотел отомстить…
— А ты бывал на Кьясне? — спросил Мартина Анка, закрывая коммуникатор.
Он просто лучился от удовольствия. Брат похвалил, наконец. Новость того стоила.
— Не-а, — откликнулся тот. — Но там всяко лучше, чем здесь.
— Я бывал, — сказал Рэм. — Жив буду — искупаемся вместе. Там скучновато, но девушки — самые красивые. Факт.
— Девушка у меня с собой, — рассмеялся Мартин и притиснул Майле.
Блондинка вжалась в приятеля, и Рэм заметил в уголках её глаз слёзы. Наверное, она любила Аскону, да и с Сайко они сдружились.
Но с Мартином Майле не спорила. Она обрела в нём защитника, и это казалось ей сейчас важнее всего остального.
Рэм её понимал. Мартин оказался смелым парнем. Очень. Ведь он рисковал гораздо больше остальных, да ещё и девчонку оберегал.
Пилот встал. С сожалением оглядел недоеденные вкусности. На «Персефоне» кормили хорошо, но всё же не так разнообразно.
— Ты в торгпредство? — спросил Анка Рэма. — Вернёшься потом?
— Вряд ли, — дёрнул плечом Рэм. — Хантер написал, что прямо там меня и подхватит. Всё, наотдыхался я, парни. Покой нам только снится, да и то, наверное, врут.
— Надо прощаться тогда, — сказал Мартин. — Дэпами мы обменялись, не потеряемся. Анка, наверное, переедет, а ты? — спросил он Тима. — Переезжать будешь к наследнице?
Тот захлопал глазами.
— Вообще-то, я только что документы послал в институт Гремеля.
— Да ну? — удивился Мартин. — Там дорого и без экзаменов не берут.
— Я буду готовиться летом. Хватит уже болтаться. Сниму в городе комнату…
— Я тоже буду готовиться, — поддержал его Анка. — Может, переедешь всё-таки? Будем готовиться вместе. Да и Сайко тоже готовиться собиралась.
Тим неуверенно пожал плечами, потом кивнул.
— А следующим летом давайте встретимся где-нибудь? — робко сказала Майле.
— Тут без вариантов — только на Кьясне, — откликнулся Рэм и посмотрел вверх.
Время вышло.
— Ты ж сказал — там скучно, на Кьясне?
— Это без меня там скучно, — рассмеялся Рэм. — Там за храмом — заросли скании. И в дэле кое-чего покажу интересного. Вам понравится!
Он обнял Мартина, Тима, Анку, потом смутившуюся Майле.
На площадку перед усадьбой уже опускался катер, и Рэм сначала решил, что это Хантер за ним прилетел.
Но потом разглядел, что катер хоть и военный, но с эмблемой Торгового альянса.
И точно — из катера выбрался глава Торгового альянса, Рюк Хилинг, высокий, рыжий и бравый, и, чуть прихрамывая, заспешил к дому.
А на крыльцо усадьбы вдруг выпорхнула леди Антарайн.
Лицо у неё было, как у Майле, такое же потрясённое, а рыжий капитан был чем-то похож на Мартина — сияющий и немного придурковатый.
Рэм фыркнул, оглянулся на свист разрезаемого воздуха и побежал к снижающемуся катеру Хантера.
Глава 42Сайко
Воздушная резиденция «Патти»
Сайко проснулась от шороха: незнакомая служанка слишком шумно открыла упаковку с платьем.
Платье шурша полезло из тесного пакета, расправляя кружева и воланы, словно живое. Оно было такое яркое, такое длинное…
«Какая тоска, — подумала наследница. — Опять платья…»
Ей снился вожак-айю: пушистый и тёплый. А потом пришёл Дерен и сказал, что пора лететь. А она так и не спросила его, куда. Только марево отдалённой тревоги багровым отблеском окрасило сон.
Служанка вопросительно вытаращила глаза, и Сайко поднялась с постели. Она так и спала — в кожаных штанах и расшитой грантским бисером рубашке. Только меховые сапожки стояли рядом с кроватью. Она подняла их и прижала к груди.
Эту одежду она будет хранить, пока снова не отправится в снежные горы. Она обязательно вернётся на Грану! У наследницы тоже должны быть командировки!
А ещё она позаботится, чтобы бедных больных жителей резервации расселили на более гостеприимной земле. Она сумеет, там есть изгои и из её Дома.
Горы — место для айю и страшных вайшугов. Их Сайко тоже сумеет приручить — ведь Извар же смог! У вайшугов, наверное, рождаются маленькие вайшугятки. И можно будет подкармливать их, пока не вырастут. И тискать.
Улыбаясь во весь рот, Сайко отправилась умываться. Она хотела принять душ, но не выдержала и забралась в капсульную ванну. Пар обволок её тело со всех сторон, защекотал. Но наследница не собиралась разлёживаться.
Она решительно выбралась из пенно-паровой нежности, высушила волосы и позволила служанке помочь с надеванием платья. Одного из самых противных и протокольных — в цветах Дома Оникса.
Уже по платью было понятно, что планируется торжественное возвращение «наследницы». И когда служанка, всё так же странно таращась, сообщила, что регент ждёт в малом зале возле оранжереи, Сайко безропотно пошла за этой пучеглазой особой, привычно цокая каблуками.
Их звук успокаивал. Жизнь снова стала прежней. Вернулась на круги своя: без крови, криков и угроз. Наверное, это было хорошо, вот только на сердце стало больно и тускло, словно что-то ушло из жизни. Очень ценное и неуловимо-прекрасное.
Двери в малый зал открылись беззвучно. Они были здесь шлюзовые, как на крейсере, но какой-то иной системы — расходились красиво и бесшумно, будто распускающийся цветок.
Прямо напротив двери, в глубине зала переливалась всеми цветами радуги клепсидра — огромные водяные часы. Вода взлетала и падала вниз в вихрях магнитного поля, и светящиеся капли складывались в цифры.
Было восемь часов вечера. Сайко ужасно долго спала.
Зал был большим и полупустым — лишь плавали кое-где столики с напитками и водяными картинами.
—… Проблема человечества в том, что нет метода бескровно назначать правителей, кроме как по наследству! — Донёсся голос регента.
Девушка огляделась и заметила возле одного из столиков спорящих мужчин: регента Линнервальда и брата Ове. То есть теперь — тоже регента, брата Александра, так он просил себя называть.
Оба они переоделись. Брат Александр весь сиял родовыми камнями: два перстня, тяжёлая брошь строгих очертаний, похожая на орден…
Оказывается, он сохранил родовые драгоценности, а камни, которые истники используют при медитации, собрал в чётки. Их было не девять… а не менее двух десятков!
Поражённая Сайко замерла на пороге, пытаясь пересчитать камни, которые брат Александр машинально перебирал, слушая регента.
—… Если дело идёт о наследовании власти, — витийствовал Линнервальд. — То тут решение принимает не человек, а природа. И тогда чернь молчит. Но стоит дать людям право определять, пригоден ли мозг наследника для правления, как выборы потонут в коррупции.
— Ты противоречишь сам себе, Реге, — мягко улыбнулся старик, по-свойски называя Линнервальда «домашним» вторым именем. — Говоришь, что люди не способны объективно решать, кто достоин. И отказываешься смириться с тем, что именно хатты могли бы предоставить правителям независимые услуги по оценке их интеллекта и ментального потенциала.
Сайко вздрогнула: регенты говорили ужасное. Оправдание машин было страшным преступлением. Её учили, что слово на «хэ» в приличном обществе вообще не стоит произносить.
Хатты мечтали именно о том, о чём говорил брат Александр — о меритократии. Особенной власти меньшинства интеллектуально развитых и высококвалифицированных правителей-людей, потенциал которых определяют машины.
Впервые эти принципы власти были претворены в жизнь на древней Земле. Но власть квалифицированных быстро превратилась во власть сисадминов, которые контролировали результаты машинной переэкзаменовки.
Линнервальд тоже был возмущён. Наверное, он думал о том же самом: что хаттскую тему вообще не принято обсуждать в обществе.
Он уже открыл было рот, но брат Александр поднял ладонь, не допуская возражений:
— Ты сам сказал — природа отдыхает на детях эрцогов. И нам не следует по-детски закрывать глаза на запретные темы.
— Если возобновятся разговоры о хаттской системе по искусственному отбору — не миновать новой войны, — нахмурился Линнервальд. — Люди желают пребывать в иллюзиях относительно своих возможностей и талантов. Они готовы считать, что знать разленилась и зажралась. А вот признать её биологическую несостоятельность — неспособны.
— Здесь я с тобой соглашусь. — Брат Александр прошёлся чуткими пальцами по чёткам из ониксов. — Люди пока не готовы к меритократии. Но это не значит, что хаттская система плоха.
— Она привела к трагедии, — парировал Линнервальд. — Согласись, что идея наследной власти — единственно разумная при нашем развитии общества.
— Ты забываешь Империю с её опытом, — улыбнулся брат Александр.
— Опытом игры в демократию? — осклабился Линнервальд. — Это смешно, Александр! Властителя нельзя выбирать, как павлина на племя — по длине распущенного перед чернью хвоста! Да, я знаю, что власть аристократии в сути своей порочна. Это клановая власть, основанная на биологических уязвимостях в природе людей. Точно так же эта власть устроена у бандитов и таггеров! Но клановая наследная власть — привычна для человеческой стаи. И мы бьёмся над качеством родовой знати, потому что иных путей нет!
— Содружество едва не проиграло Империи в войне, Реге, — сухо и коротко рассмеялся старик. — Нам ещё повезло, что нашёлся аристократ, способный командовать армией. Но Локьё очень стар. Молодой лидер — вот кого не хватает сейчас Содружеству. Эрцога, что станет над кланами, как вставали Локьё и Эрэзиамо, когда были молоды. Всё остальное — только слова.
Линнервальд взял со столика бокал с минеральной водой. Он не знал, что ответить.