– Ну так что? Есть среди вас такие, кто решил изменить свою судьбу? И доказать самому себе, что он не «баран», которого ведут на заклание; доказать, что он – мужчина! Что если ему и доведется умереть… хотя это и не обязательно случится… да, если доведется умереть, то умрет он не как падаль! А сражаясь за правое дело – с оружием в руках!
Вновь установилась тяжелая тишина. Никто не внял речи старшего отряда «воинов ислама». Никто даже в этой драматической ситуации не воспринял его аргументов.
Хотя… один человек все же поднялся.
– Ты кто такой? – крикнул Ахъяд. – Можешь подойти ближе!
Парень, которому с виду было лет двадцать, покачиваясь – руки у него были связаны за спиной, – направился к сцене.
– Ты собираешься присоединиться к нам?
– Да, собираюсь. – Парень, облизнув губы и спросил: – А что надо делать?
– Развяжи его, Ахъяд! – скомандовал старший. – Что делать, спрашиваешь? В мой отряд просто так со стороны не принимают. Надо стать «своим».
– Как тебя зовут? – спросил Ахъяд. – Ты ведь нохча? Чеченец?
– Не важно, как его звали в прежней жизни, – вновь подал реплику амир. – Он получит новое имя. Но сначала он должен сделать кое-что…
– Что я должен сделать? – потирая затекшие руки, спросил парень. – Скажите.
– Ты должен заполучить пропуск.
– Пропуск?
– Да. Надо заплатить. В нашем случае, цена вопроса – чужая жизнь.
Амир некоторое время высматривал среди заложников подходящий для задуманного экземпляр. Анохина видела, как он подходил все ближе… ближе… Остановился всего в шаге от нее.
– Встать! – скомандовал Сайтиев.
У Светланы все оборвалось внутри. Она, опираясь на кисти рук, стала медленно подниматься.
– Нет, не ты! – сердито сказал амир. – Другая!.. Да, ты!
Ахъяд, зайдя сбоку, заставил вторую русскую девушку подняться. По лицу молоденькой администраторши разлилась мертвенная синева…
Анохина, хотя и понимала краем души, что так нельзя, все же обрадовалась, что звери выбрали для своих «экспериментов» не ее, Светлану Анохину, а другую девушку.
Выбранную из числа заложников жертву отвели в сторонку и поставили с таким расчетом, чтобы при стрельбе не задело самих боевиков и тех, кто будет наблюдать за действом.
– Ну? – поторопил Ахъяд парня (тот, зябко поводя плечами, разминал затекшие руки). – Чего мнешься?! Бери автомат! Раз уж решился, делай!
Парень взял АКСУ. Уже по тому, как он взял оружие, было видно, что ему и прежде доводилось держать автомат в руках. Впрочем, в тех местах, откуда он родом, даже подростки умеют обращаться с оружием…
Ахъяд встал сбоку. Амир отошел к сцене, и уже оттуда, в компании с еще тремя бойцами, наблюдал за происходящим.
– Флажок на «одиночный»!
Парень, сняв автомат с предохранителя, перевел флажок в нижнее положение «ОД». Передернул затвор. Девушка, в которую он целился, стояла к ним спиной всего в каких-то пяти шагах. Было видно, что ее трясло, что у нее подгибались ноги. Кажется, она вот-вот, потеряв силы и рассудок, рухнет на мокрую плитку…
– Целься меж лопаток! – скомандовал Ахъяд. – Или в затылок! Короче, завали ее с одного выстрела!
Парень перевел флажок в среднее положение «АВ». Никто не успел понять, что происходит, как юноша, разворачивая корпус влево, оскалив зубы в беззвучном крике, нажал на спусковой крючок. Он метился в амира и расположившихся рядом со старшим бойцов! Но звуков стрельбы не последовало…
Ахъяд, отступив на шаг, в свою очередь, выбросил вперед руку. Звонко треснул выстрел одиночным из «стечкина».
– Ах ты, шайтан! – процедил боевик, поднимая с плитки выпавшую из рук безумца «сучку» (он предусмотрительно извлек из рожка патроны). – Обмануть решил?! – Переступив через труп – пуля угодила юнцу в затылок, – направился к амиру и тем братьям, кто наблюдали за «спектаклем». – Вот же бар-ран! Видели? Я его одним выстрелом завалил!
Умара Вахаева держали связанным в одном из помещений третьего корпуса. Заперли в какой-то кладовке, предварительно связав ноги и руки. Причем вязали Умара не так, как девочек, а по серьезному, по-мужски, со знанием дела.
Ближе к рассвету к нему наведались Алгереев и его телохранитель Ваха. Салман, младший брат Ахъяда, отпер одну из дверей. Ключами от большинства помещений всех трех корпусов разжились у местных администраторов, которые, когда их «попросили», указали, где именно в главном корпусе хранятся ключи и дубликаты.
Свет включать не стали. Алгереев посветил в лицо человеку, лежащему на полу, на площадке перед металлической лестницей.
– Ну так что, Умар? Предложение тебе было сделано, не так ли? Время для раздумий у тебя тоже имелось. Что скажешь? Вернешься к нам? Будешь вместе с нами бок о бок сражаться, как это было когда-то в прошлом? Или…
– Я еще не решил, – процедил Вахаев. – Веревки на руках и ногах мешают думать…
– А как ты хотел? Доверие надо будет заново завоевать. Если, конечно, примешь верное решение.
– Я еще ничего не решил.
– Ну, и как долго ты будешь предаваться мыслям? Откажись от слова, данного центороевским! Ну а слово, данное федералам, не стоит и куска навоза. Разве не так?
Вахаев промолчал.
– Мы же знаем, Умар, под каким давлением держали твою семью, чтобы ты вышел из леса. И чтобы потом, когда прошел через амнистию, стал служить кремлевским марионеткам.
– Я не служу «кремлевским марионеткам», – произнес Вахаев. – Мне не стыдно ни перед семьей, ни перед всевышним за то, как живу и что делаю.
– Нам была бы не лишней сейчас пара рук… В сочетании с такой головой, как у тебя. Да еще с твоим опытом…
– Вы можете меня убить, – угрюмо сказал Вахаев, – но не сможете заставить делать того, что не захочу.
– Мы можем сделать кое-что похуже, чем взять и просто пристрелить Умара Вахаева…
– Например?
– Наши люди запустят слух, что именно от тебя получили информацию об этом лагере. И что ты помог нашему отряду захватить санаторий!
Умар промолчал. Но было заметно, как он напрягся, как круглятся желваки на его скулах.
– Тогда твоих родственников накажут либо сами федералы, либо это сделают центороевские. Ну а твой труп найдут здесь… убьют тебя из оружия одного из сотрудников охраны. Чтобы уже однозначно пошел слух, что ты был тут с нами заодно.
Ваха, перешагнув через лежащего на полу человека, спустился по металлической лестнице. Подергал ручку люковой двери. Потом попытался выкрутить «штурвал». Тщетно. Дверь то ли заперта изнутри, то ли наглухо заварена.
– Тут какая-то дверь! – крикнул он. – Эй, Салман! Вы проверяли ее? Пробовали открыть?
– Да, пробовали. Но не смогли…
Ваха на короткое время застыл у этой двери. Если по уму, то надо бы здесь хотя бы растяжку оставить… Но ему самому не хотелось заниматься этим. Да и пленника придется перекантовывать в другое помещение.
Он еще размышлял над посетившей его мыслью, когда его окликнул старший.
– Ваха, чего там застрял? Поднимайся!
Умар, догадываясь, что эти двое сейчас уйдут, вновь оставив его наедине с невеселыми мыслями, счел нужным сказать им напоследок то, что считал самым важным.
– Не трогайте чеченских ребят! Предупреждаю… Чтоб потом не было сложностей.
– Нохчей мы не трогаем… – сказал Алгереев (на деле все обстояло иначе – кровь уже пролилась, потому что одного парня только что застрелили у сцены). – От тебя, Умар, тоже во многом будут зависеть их судьбы.
– Вот и оставьте их в покое! Я отвечаю за безопасность этих парней и девушек.
– Тех, что приехали из Грозного? И только лишь их одних?
– Да.
– А остальные?
– Все прочие меня не особо интересуют.
Алгереев задумчиво покачал головой.
– Ладно, Умар. Ты тут побудь еще, подумай. Утром еще раз приду к тебе… И ты мне скажешь простую вещь: ты – с нами, или ты такой же баран, как и те, кого мы тут держим в заложниках.
Алгереев и его нукер выбрались из третьего корпуса на свежий воздух. Тамерлан поднял глаза к набухшему влагой темному небу. Все идет пока по плану; сам всевышний, кажется, гневаясь на неверных, направляет действия амира и его воинов самым наилучшим образом… Ну и его, Алгереева, опыт командира тоже не стоит сбрасывать со счетов.
Понемногу рассветает. В природе чувствуется напряжение; похоже, близится гроза. Уже сейчас понятно, что штурма до утра не будет. И утром его тоже не будет, не будет и днем, в светлое время суток. А вечером, если не случится чего-то экстраординарного, он, Тамерлан Адгереев, и еще несколько его соратников будут уже в другом месте – еще до конца нынешних суток в нескольких сотнях километров отсюда, от этого города, от пригородного поселка и санатория, где с наступлением часа икс начнется кровавый ужас и кошмар.
Глава 24
Умар передвинулся поближе к стенке, попытался устроиться поудобней, если это вообще было возможно в его положении. Спиной он ощущал холодящую поверхность стены. Голова раскалывалась от тяжелых мыслей. Салман, перед тем как запереть пленника в этом закутке, проверил, а затем заново перевязал путы на руках. Конечности затекли, в кожу вгрызлись туго затянутые шнуры… Но более всего у него сейчас саднила, болела душа.
Умар, прикусив губу, попытался, двигая за спиной кистями рук, на которых и без того уже содрана кожа, ослабить узлы… Он не знал, как поступит в том случае, если ему удастся избавиться от пут. Вряд ли эти дадут ему шанс. Но и сидеть просто так, бездействуя, думая о том, как все плохо, какая безвыходная ситуация, он тоже не мог.
Прошло всего каких две минуты, как его покинули, заперев, двое его знакомых из прежней жизни. И тут послышался странный звук – металлический, царапающий. И, что самое странное, звук этот исходил не от той двери, которая вела в коридор первого этажа корпуса № 3, а от другой. Той, которую только что дергал за ручку, пытаясь открыть, помощник Алгереева…
Волков остановился на пороге, держа люковую дверь приоткрытой. Прежде чем убрать фомку, при помощи которой он на время заклинил изнутри запирающее устройство, выключил свет в мастерской. Открыл… Темно хоть глаз выколи.