ом пониже. Ну и, разумеется, депутаты всяческие. Эта дрянь везде пролезет. Сейчас, слава Богу, тихо – не сезон. А вот летом начнется… Туда в июле-августе путевку ни за какие деньги не купишь – престиж экс-коммунистический. Плюс возможность с о-о-очень нужными и большими людьми на пляжике позагорать, пивка в кафешке летней попить. Бизнес, итить его за ногу…
Глеб поморщился, обронил:
– Знакомо…
И замолчал, уткнувшись в окно.
Море просто пугало своим совершенно летним синим сиянием.
Зато неожиданно очнулся Художник.
– Скажите, Дмитрий… а как там… э-э-э… с другим сервисом… ну, скажем, с пчелами?
Тот удивленно наморщил лоб, наклонил голову влево:
– С какими такими пчелами? – Потом расхохотался и хлопнул себя по голове. – А-а-а… Господи, да с этим добром у нас в стране везде – полный порядок. К тому же сейчас не сезон, только свистните – целый улей слетится, еще замучаетесь отбиваться…
Художник удовлетворенно гугукнул:
– Эт гуд. Просто зер гуд. Вино веритус в наличии, море – синее, пальмы – зеленые, пчелы – толпами. Войны – нет. Что еще крестьянину, блин, потребно от этой жизни? А скажите, Дмитрий… Я это… того… не сильно вас напрягу, если мы на «ты» перейдем?.. А то как-то неудобно, вроде все приблизительно одного возраста…
– Всенепременнейше, Саша. Сам хотел предложить. – Князь полез во внутренний карман плаща, вынул оттуда плоскую металлическую фляжку. – А вот этим скрепим. Правда, банальный односолодовый «Уокер», но что уж тут поделаешь…
Глеб на правах начальника хотел что-то вякнуть против, но было уже поздно.
Пошло братание.
А это процесс самовоспроизводящийся.
Только начни…
Через десять минут стало ясно, что у Князя с Художником есть общие знакомые газетчики, что Корн умеет рассказывать очень смешные анекдоты, причем с совершенно невозмутимым выражением лица, а водитель Игорек, одновременно оказавшийся еще и охранником, по причине командировочного холостякования и бешеной внесезонной скукотищи уже наизусть изучил все местные «пасеки» и некоторых девочек может даже и порекомендовать.
Так сказать, на основе личных наблюдений.
Словом, к моменту регистрации за мраморной стойкой насквозь «заповедно-цэкашного», как его немедленно определил Художник, санатория народ уже успел выпить, разговориться и понравиться друг другу. Договорились, что новоприбывшие сходят на полчаса в номера, приведут себя в порядок, а по истечении указанного срока подгребут в небольшой, но весьма привлекательный лобби-бар, где и воссоединятся с Князем.
На предмет выпить еще и познакомиться поближе, так сказать.
А потом отправятся обедать в любимый Князев ресторанчик на побережье, где, по его словам, прямо-таки изумительная и, что самое главное, настоящая кавказская кухня.
Князь так расписывал ее достоинства, что Глеб понял, почему Корн отказался от аэрофлотовского питания.
Мог бы и предупредить.
Сволочь.
Глава 12
Ресторанчик и вправду был очень хорош, к тому же совершенно пустынен. Несмотря на заверения официантов, что лучше бы дорогим гостям сесть внутри, у камина, Князь решительно направился на расположенную метрах в сорока от моря летнюю веранду.
Глеб, кстати, был с ним абсолютно солидарен: на улице было довольно тепло, градусов эдак пятнадцать, дул легкий ветерок и совсем рядом рокотало, набрасываясь на берег и отползая обратно в глубину, ослепительно синее Черное море.
Какой уж тут, к чертям собачьим, камин.
На улице радостнее.
Как только все, включая Игорька, расселись, Князь хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание:
– Так. Если никто не возражает, заказывать буду я. Меню в подобного рода местах, господа, это не более чем способ введения в заблуждение доверчивых туристов.
Никто, естественно, не возражал, и Князь махнул рукой, подзывая официанта, который подлетел с пачкой охаянных меню наперевес. Выглядел, стервец, при этом до того вальяжно, что Глебу почему-то искренне захотелось проверить его лицо на предмет знакомства с крюком справа, – когда Ларин в юности всерьез занимался боксом, этот удар числился у него в числе самых любимых.
– Здравствуй, Миша, – Князь несколько высокомерно кивнул лощеному халдею. – Ты что, забыл меня совсем?
Тот, казалось, от такой несправедливости аж язык проглотил. Ан нет, выдавил:
– Да… да что вы, Дмитрий Александрович! Как можно! Ваха Георгиевич еще вчера говорил, что вы приехали, а значит, непременно появитесь! Он вам, кстати, вина просил передать… и сыру вашего любимого…
Князь в ответ холодно блеснул на него стеклами зеркальных очков. Официант попятился.
– А какого хрена ты тогда мне эту лабуду приволок?
Халдей окончательно смешался:
– Так ведь это… ну… гости…
– Ты, кажется, не понял, Мишенька, – взгляд Князя тяжелел с каждой секундой, казалось, еще мгновение, и халдей Миша переломится под ним пополам. – Это мои гости. Понимаешь?
Официант быстро-быстро закивал головой и вихрем унесся в сторону кухни.
Глеб прижал правое ухо к плечу и выгнул левую бровь домиком.
– Сурово ты с ним, однако. Что он тебе плохого-то сделал?
– Ты не понимаешь, Глеб, – буркнул тот в ответ, успокаиваясь. – Эту дрянь надо постоянно ставить на место. Иначе оглянутся не успеешь – они у тебя на шее сидят. Или забыл восьмидесятые? Халдей, шлюха, таксист и мясник – белая кость, блин… Не-еет!!! Если уж, сука, ворует у меня, обсчитать пытается – так пусть знает! И дрожит!!! Иначе нельзя…
Глеб хмыкнул, достал сигарету, чиркнул зажигалкой, прикуривая:
– А как же проблема маленького человека, Дим?
Князь хмыкнул в ответ, остро глянул поверх очков:
– Вот пусть ее маленькие человеки и решают. А мне-то до нее какое дело? Я-то – большой, и у меня, знаешь ли, своих проблем достаточно… Выше крыши. Голова скоро станет красная, как огнетушитель, от боли. Ношусь, понимаешь, как в жопу заведенный… А тут еще этот… маленький… со своими вечными проблемами… типа, как у меня, большого, что-нибудь скоммуниздить из того, что не приколочено… Не-е-ет, господа-товарищи. Хватит. Нарешались уже их проблем на свою голову.
Потом помолчал и добавил уже совершенно другим тоном:
– Против водки, надеюсь, никто не возражает? Я сам предпочитаю «Гжелку», уж простите за некоторое плебейство, но она здесь и вправду неплохая.
Против «Гжелки» возражения, и то довольно робкие, нашлись только у Ларина. Он уже давно понял, к чему все идет и, решив оттянуть момент потери чувства реальности, стыдливо заметил, что где-то читал: под настоящую кавказскую кухню вроде бы полагается пить настоящее грузинское вино.
После чего был примерно жестоко отчитан Князем.
Обидно, блин…
– Знаешь, Глеб, – Князь витийствовал легко, свободно жестикулируя зажатой меж тонких сильных пальцев сигаретой, – ты меня постоянно удивляешь. Вроде бы умный человек, а читаешь всякое говно. Тьфу, аж противно. Да будет тебе известно, настоящая кавказская кухня – штука довольно жирная и острая, сдобренная пресной мамалыгой и такими же пресными лепешками, и вином такой пожар погасить… э-э-э… затруднительно. Особенно для наших российских желудков. Даже в Грузии, где настоящий культ вина, его пьют по-другому и под другую закуску: нежирное, лучше всего копченое и порезанное тонкими ломтиками мясо, сыр, пресные лепешки, зелень, фрукты. И под длинные, мудрые тосты, под долгие песни. А попробуй-ка ты пить вино под хинкали. Да у тебя уже вторая хинкалина комом встанет! Или под настоящий, жирный чанахи, да под то же правильно сваренное харчо. Про хашлому я вообще лучше промолчу. Поэтому на Кавказе – особенно в холодное, по их меркам, разумеется, время года – пьют водку. Или свою, виноградную чачу, или нашу родную, пшеничную. В которой вполне разбираются. Не хуже русских помещиков. Вот такая вот фигня, уважаемый. Хреновые ты книги читаешь, право слово. Лучше Искандера почитай – вот кто велик…
Глеб пристыжено молчал.
Что-то такое он, в принципе, и предполагал, – доводилось сиживать за кавказским столом, доводилось.
Только ему почему-то казалось, что водку пьют эти ребята больше из вежливости, чтобы не обидеть русского гостя.
А оно эвон как получается…
Стыдно, батенька…
Но Князь к тому времени, как он сообразил, что ответить, кажется, забыл про него. Потому как к столу летел уже не один, а аж трое официантов, сгибающихся под тяжестью уставленных снедью подносов.
И понеслась.
Сыр простой.
Сыр жареный.
Сыр копченый.
Острые грузинские соленья.
Волшебный в своей неповторимости аджапсандал.
Баклажаны с чесноком.
Баклажаны с орехом.
Исходящее немыслимым духом горячее красное лобио.
Одуряюще пахнущие настоящие грунтовые – не тепличные! – овощи, синий кавказский базилик, хрустящие на зубах побеги кинзы и петрушки, острые, похожие на тонкие клинки молодые стебли зеленого лука и чеснока с нежными белыми головками.
Маленькие, чуть больше чайных чашек, мисочки с густым, на крутом бараньем бульоне сваренным шулюмом.
Долма.
Потрошки по-каракалпакски.
Истекающие горячим мясным духом хинкали.
Истекающая ледяной слезой водка в хрустальных графинчиках (когда один из халдеев попытался водрузить на стол бутылку, Князь глянул на него так, что бедолага чуть сквозь землю не провалился).
И, наконец, венец творенья – мясо.
Не какой-нибудь банальный шашлык, а настоящая парная шейка, промаринованная в собственном соку с луком и чуть-чуть обжаренная на душистом живом огне.
И – тосты, тосты, тосты.
За тех, кого сейчас с нами нет.
За тех, кто скоро обязательно будет с нами.
За тех, кого с нами уже никогда не будет, – молча, тихо, играя желваками и не чокаясь…
За старых и новых друзей.
За встречу.
За знакомство.
За землю, на которой сидим.
Дальше Глеб уже ничего не помнил…
Только – смутно! – как грузились в минивэн, как искал забытые сигареты, как долго и неуклюже пытался попасть ключом в замочную скважину двери номера.