Парень снова всхлипнул, перевел взгляд на Ларина, и вдруг в его глазах вспыхнуло понимание того, что Корн ни фига ни шутит.
Было заметно, как ему сразу поплохело.
Корн продолжал неспешно качать носком элегантного черного ботинка. Он явно никуда особо не торопился.
Мальчишка опустил лицо еще ниже и буркнул:
– Нормально разговаривают. Дай сигарету.
Андрей пожал плечами и бросил ему открытую пачку «Парламента».
– Дошло? Вот и хорошо.
Встал, чиркнул зажигалкой, поднес огонек к подрагивающему кончику незажженной сигареты.
– А теперь повторяю вопрос: какого хрена ты всю эту фигню затеял?
Глебу тоже неожиданно мучительно захотелось курить.
Он встал, взял у мальчишки пачку, небрежным движением выщелкнул белый цилиндрик, отобрал у Корна зажигалку, прикурил, мечтательно выпустив тонкую струйку легкого фиолетового дыма:
– Они у меня все про какую-то кассету спрашивали. И я так понял, что им не я был нужен, а именно она…
Корн резко развернулся:
– Какая еще кассета?
Ларин только плечами в ответ пожал.
– А хрен его знает. Знал бы, точно отдал. Я не герой, чтобы из-за какой-то непонятной записи яиц лишаться. Они мне еще пригодятся в личной жизни…
Парня будто подбросило.
– Так кассета не у вас? Так какого хрена?!!
Глеб в ответ только посмотрел внимательно:
– Вот и я думаю: какого хрена? Что хоть за кассета-то, скажи. Хоть знать, за что мучился…
Парень сполз спиной по стене, обхватил голову руками и мучительно простонал:
– Ой, бля…
Но похоже, было уже поздно.
Потому что прямо перед ним неожиданно соткался из воздуха сидящий на корточках Корн, и взгляд его был более чем нехорошим.
С таким время от времени убивают.
Легко.
– Так что за кассету ты хотел отнять у моего друга, мальчик?
Мальчик в ответ только мычал, подвывая и захлебываясь.
Корн поднялся.
Поморщился.
– Истеричка…
И неспешно повернулся к Ларину:
– А видать, важная кассетка, если наш малыш на такую фигню решился… Ладно, разберемся. – И снова развернулся к парню: – Отец в курсе твоих фортелей?
Тот продолжал монотонно подвывать, и Корн, снова приподняв за шиворот, еще раз влепил малолетнему придурку звучную оплеуху.
Мальчишка опять сел на жопу, но подвывать, тем не менее, перестал.
– Так в курсе или нет?
Парень всхлипнул:
– Не в курсе…
И снова тихонько завыл.
Андрей только плечами пожал.
– Вот ведь, бля… Отчизна требует героев, манда рождает дураков… Слышь, пень, дом не на тебя оформлен?
Пень отрицательно помотал головой, продолжая подвывать.
– Тебя здесь никто из знакомых не мог видеть?
Снова отрицательный жест головой.
– Точно?
– Точно… Его Арби через каких-то земляков снимал, через третьи руки, просил не светить… Я вообще в Сочи жил все это время…
И опять завыл.
Корн презрительно сплюнул.
– Ну, тряпка половая… Ладно, Глеб, пусть этот щенок поистерит пока, а нам с тобой, старик, ты уж извини, надо порядок тут наводить. Ты как сам-то, пришел в себя хоть чуть-чуть?
Ларин пожал плечами:
– Да вроде оклемался чуток. Только яйцо болит. И зубы вставлять придется…
– Где, покажи?
– Вот.
И открыл рот, демонстрируя сколотый резец и дырку на месте соседнего коренного.
Корн поморщился.
– Вот ведь, блин… Ладно, тебе Князь новый вставит. В самой лучшей клинике. Фарфоровый. И под цвет твоих прокуренных подгонит. Не отличишь.
Ларин хмыкнул:
– Пусть лучше остальные почистят. И эмалью заново покроют. Есть такая процедура, знаешь ли. И подгонять не надо.
Корна слегка передернуло.
– Знаю. Самому время от времени пользоваться приходится. Ненавижу. Эти стоматологи – самые настоящие садисты. Форменные. Ничего человеческого.
Глеб сплюнул набежавшую слюну, представил себе процедуру, и его тоже передернуло.
– Ой, и не говори… Ладно, что делать-то надо?
Корн тяжело вздохнул:
– Таскать. Но сначала…
И ловким, неуловимым движением застегнул браслет на руке парня.
Постоял, подумал, поднял продолжающее подвывать тело за шиворот, доволок до батареи и защелкнул второй браслет на крашеной металлической трубе.
Подергал для верности.
Хмыкнул:
– Теперь не сбежит. Пошли.
– Пошли…
И они спустились в подвал, прихватив по дороге какую-то здоровенную пластиковую канистру.
Литров эдак на сорок.
– Тут бензин, – доверительно бросил Глебу Корн, – я проверял. Ты облей там все, а я пока этих голубчиков еще разок прошмонаю, вдруг упустил чего. Всякое бывает…
Глеб кивнул и начал поливать подвал бензином.
– А потом что?
Корн пожал плечами.
– А что потом? Там таких канистр еще штук пятьдесят. Похоже, они не хотели слишком часто на заправках светиться. Да и ноги делать, если что, при полных баках куда сподручнее. Так что здесь закончим, поднимемся наверх и там все захерачим. Фигли его жалеть, этот бензин. В стране нефти навалом. А потом газ откроем, да и пойдем потихоньку. Клиент не засвечен, спишут на бандитскую разборку… И все дела… Ты не спрашивай, ты лей давай… И пообильнее, пообильнее…
И начал обыскивать трупы, стараясь не пропустить ни одного потайного кармашка, ни одной подозрительной складочки…
Когда они поднялись наверх, парень уже пришел в себя. Внимательно посмотрел на по-прежнему элегантного Корна, хлюпнул носом и угрюмо попросил сигарету.
Тот неожиданно отказал.
– Потерпишь.
И кивнул Глебу:
– Пошли, что ли…
Ворочать сорокалитровые канистры по всем комнатам оказалось занятием нешуточным. Они затаскивали емкость вдвоем на середину и опрокидывали.
Комнат в доме оказалось немерено.
К тому же имелся второй этаж.
Так что напыхтелись – мама не горюй.
Потом Корн аккуратно закрыл на щеколды все окна, кроме одного, самого дальнего, на подоконник которого зачем-то поставил незажженную стеариновую свечу.
После чего аккуратно отстегнул браслет наручника с трубы парового отопления и защелкнул его на разбитом в кровь аристократическом ларинском запястье.
Тот зашипел, и Корн тут же извинился.
Но отстегивать не стал.
– Во двор идите. Удержишь пенька?
Ларин хмыкнул, вынул из-за пояса большую страшную «Беретту» и сунул ее парню прямо в нос.
Тот заметно побледнел.
Корн усмехнулся и пошел на кухню открывать газ.
Потом они стояли во дворе и наблюдали, как Андрей поджег с улицы свечу и аккуратно, стараясь не погасить мерцающий огонек, плотно прикрыл последнее оставшееся окно.
А потом кивнул в их сторону – пойдем, мол.
– Минут двадцать у нас вроде как есть. Дом здоровый, да и сквозняков хватает. Пока газ с кухни до свечи дойдет, можно до канадской границы добежать. Легко. Но лучше все одно поторопиться. А то Князь волнуется.
Они вышли за калитку, плотно прикрыв ее за собой, и Корн аккуратно протер ее ручку носовым платком.
– «Гелендвагены» один хрен сгорят, – пояснил он, – так что пальчиков этого придурка, по идее, там ни в каком виде остаться не должно. А обувь, как в машину сядем – поменяем…
«Придурок» сразу приободрился, поняв, что убивать его, похоже, никто не собирается.
Глеб посмотрел на пацана, и ему вдруг стало его безумно жаль.
Сопляк.
Ничего ты не понимаешь…
Они не торопясь спустились по тихой горбатой, заросшей густой южной акацией улице метров на пятьсот вниз к такому же тихому перекрестку, и Корн, вынув из кармана маленькую портативную рацию, пару раз щелкнул по кнопке вызова.
Из приемника в ответ раздались три таких же сухих, негромких щелчка.
Андрей хмыкнул и повернул налево, к шоссе. Когда они подошли туда, им навстречу приглашающе открылись двери старой, в меру потрепанной и облупленной «четверки», которая, тем не менее, рванула с места так, что куда там всяким «поршам» да «феррари».
Когда отъехали километра два, сидящий на переднем сиденье рядом с водителем Корн дал знак остановиться, приоткрыл окошко и с наслаждением закурил.
Глеб тоже потянулся за сигаретами, непривычно серьезный водитель Игорек услужливо передал ему назад зажигалку. Под легкой летней курткой у него явственно прослеживались контуры чего-то большого и, видимо, достаточно громко стреляющего.
– Ну что, шеф, порядок?
Корн устало пожал плечами и посмотрел на часы.
– Сейчас услышим…
Они и вправду услышали.
И даже увидели.
– Твою мать! – Глаза у водителя были, что называется, как у какающей собачки, но в голосе звучало восхищение. – Что ты туда заложил, капитан? Атомную бомбу?!
Корн хмыкнул:
– Все наши лучшие бомбы сделаны из говна. Ладно, не щемись, сержант, поехали…
Глеб поймал себя на мысли, что ни о чем так не мечтает, как о нормальном человеческом душе.
А еще лучше – в ванну…
И – отмокать, отмокать, отмокать, потягивая «Ахтамар» и посасывая толстую душистую сигару.
В том, что Князь найдет ему по такому случаю сигару, он почему-то даже не сомневался.
Никуда не денется.
Он заслужил…
Глава 26
…Однако ванну принять ему не дали. Даже переодеться не разрешили. Некогда было.
Лобби-бар санатория напоминал самый настоящий штаб.
Тут и там курсировали крепкие ребята с кобурами под мышками.
У входа нервно покуривали двое с автоматами.
За столиками сидели несколько парней непотребно джинсового вида, и на их сосредоточенные лица падал неровный мерцающий синий свет работающих ноутбуков.
В углу за бутылкой коньяка нервно жались остатки съемочной группы, причем Художник был настолько перепуган, что хотя каждые пару минут опрокидывал для снятия стресса рюмочку-другую, выглядел совершенно трезвым.
Такого, кстати, за Сашкой вообще никогда не водилось. Он даже когда время от времени завязывал (надо сказать, больше чем на месяц его ни разу не хватило), выглядел все равно или прилично поддатым, или, в лучшем случае, с большого и серьезного бодуна.