Посреди прямоугольного двора с настоящим жилым домом в дальнем конце мы сразу увидели убежище. На невысоком насыпном конусе, забетонированном со всех сторон, стояла встревоженная коротковолосая брюнетка в джинсовом комбинезоне, придерживающая обеими руками тяжелую стальную створку, вторая уже была закрыта.
— Быстрей, Степа! — крикнула она тонким срывающимся голосом, осторожно делая шаг вниз.
Хозяин быстро перехватил крышку сильной рукой, похожей на толстое полено, тут же оглянулся — кому передать? Нашел взглядом Гоба и сноровисто прыгнул вниз первым, стекая, как в подводную лодку, за ним сиганул протянувший руку Сомов, а следом и я. Задержавшись на мгновенье наверху с приспущенной на плечо тяжелой створкой, я успел увидеть призрачную линию надвигающейся ударной волны. Не могу сказать, сильна она была или не очень: вот уж в чем опыта маловато! Скорее, не очень. Хотя куски шифера и палки летели по воздуху, как снаряды!
Хлоп! Бряк! Дзинь!
— Крюки ставь!
— Гоб, стволы прими!
Подскочив ко мне, хозяин быстро накинул три крюка, пока я возился с первым.
— Притягивай крепче! — обдав меня жарким дыханием, приказал он, протягивая короткий железный штырь. — Кстати, Степан меня зовут! Кизим фамилия!
Зашибца ты время для знакомства выбрал, чувак!
— Да я уже понял… Костя. Внизу — Михаил.
Ага, тут талрепы! Крутим! Сообща мы быстро накрепко притянули последнюю створку, после чего подняли еще одну стальную плиту, с утеплителем понизу, закрепили и ее. Затягивая очередной талреп, я обратил внимание на мощные гайки боковых металлических уголков. Разумно. Если сверху на крышки упадет что-то габаритное, можно будет отвернуть, и тогда придавленные крышки откинутся вниз, открывая возможность для маневра при аварийных работах. Для работы бензорезом или бензопилой.
Внизу со щелчком загорелся электрический свет, где-то уютно жужжал электрогенератор.
Фух, на! Теперь можно и оглядеться…
Все то время, пока мы возились с запорами, Гоблин стоял в стороне и, не особо выпячиваясь, аккуратно поддерживал на прицеле потенциальные цели. Грозный такой, весь увешанный трофейным оружием, словно стенд вовремя выставки-«стрелковки», ценники можно лепить. Чужое за спиной, а руки баюкают свои стволы, бережно поддерживая их снизу. Как бы нейтрально, как бы невзначай. Это правильно, это никогда не лишнее. Если Мишган что-то почувствует, погасит сразу всех находящихся в бункере.
Наверху загудело — ударная волна проходит! Ожидаемой киношно-торнадной тряски тверди земной, как и вибрации крышки подземной банки, в которую мы торопливо свалились, опять не случилось. И это очень хорошо.
— Враги не набегут, пока мы тут в схрон слитые? — буркнул Сомов.
— Да кто же во время звездопада на улицу высунется? — удивленно спросил Степан, вытирая руки тряпицей, и тут же широко улыбнулся. — Дураки давно перевелись! Выкосило дураков.
Так, помещение большое, просторное. Похоже, и еще одна комната есть, вижу дверь.
Что сказать: нашему взору открылся типичный бункер выживальщика.
Не так много я их видел, признаюсь, но доводилось, в Нижнем прибитых на эту тему всегда хватало. Обстановочка в бункере была соответствующая. Рациональная. Жизненная, а не мечтательная. Мечтательность остается в сладких первых днях владения. Поначалу каждый выживальщик мечтает навесить на стены любимого бункера легальные и притыренные стволы, а также побольше всеразличного длинномерного холодняка. Однако на поздней стадии подготовки такой выпендреж ни у кого не ладится: стены убежища, начиная неукоснительно диктовать свои условия и вообще жить своей жизнью, безжалостно захватывают ниши и стеллажи. Вот так и здесь — широкие полки протянулись по всему периметру главного помещения бункера, от пола и до самого потолка! И на полу припас стоит. Ящики, коробки, пакеты, мешки бумажные и матерчатые, стопки, свертки, бутыли… Есть старые, это специально припасенная еще в мирное время тара, другие упаковки — фабричные, новые, яркие, притащенные позже из разграбленных оптовушек или торговых центров. Шикарно! Я бы тоже такой ништяк хотел заиметь.
Показной аскезы не чувствуется. Проектировщик изначально запланировал жесткие деревянные скамьи по длинным стенам, однако быстро понял все неудобство такого класса мебели и сменил подход к организации пространства — на фига мучиться, если можно поставить обычные удобные диваны?
А хозяин крут! Здравствуй, Судный День, мы готовы!
То, что раньше мной воспринималось с пренебрежительным стебом, что в мирное время виделось как игра взрослых недослуживших мальчиков, понтовое инфантильное извращение, сейчас, в горькое лихолетье, оценивалось по-другому, совершенно серьезно!
Вот результат: не зря готовился человек. Предусмотрел.
А это что за баклажки стоят? Топливо в канистрах? Ничего себе запасы! Капитальный ресурс тут накоплен. Не за тем ли бандюки так настойчиво рвались? Да ну, ерунда, чувствую, продовольствие и без того на брошенных складах найдется.
Кроме Степана, в помещении было еще двое домочадцев: жена, та самая худенькая женщина лет на десять моложе его (как она только тяжеленную крышку держала!), и сын, бойкий вихрастый парнишка лет тринадцати. В отца, светленький, конопатый, коренастый. И уши так же торчат. Фамилия Кизим — вероятно, тюркского происхождения? Ничего татарского в нем не вижу. Впрочем, если поскрести…
— Это были метеориты? — спросил Сомов, забирая мафиозный «спектр» под мышку. Суперпомпу напарник оставил в руках. Правильно, бетон кругом, а рикошеты — они такие.
— Метеороиды! — строго поправил его пацан, явно не дурак поболтать.
— О как! И в чем разница?
— Согласно официальному определению Международной метеорной организации, — заученно начал барабанить мальчишка, — метеороид есть твердый объект, движущийся в межпланетном пространстве, размером значительно меньше астероида, но значительно больше атома. Влетая в атмосферу, метеороид из-за трения сильно нагревается и сгорает. Видимый след метеороида, вошедшего в атмосферу, называется метеором или болидом, и только упав на Землю, метеороид становится метеоритом.
— Ух ты, мальчик-то у вас какой умный! Отличник небось! — восхитился Сомов, несмотря на старание докладчика, уже определив пацана в дети. А к детям, напомню, у моего напарника отношение особое. Гораздо более нежное, нежели к бандюкам и проходимцам всех мастей.
— Да какой он отличник! Оболтус! — привычно ворчливо произнес папаша. — Жизнь заставила, вот и выучил.
— Степа-ан! — тут же предупредила его жена строгим голосом, потрогав рукой симпатичную родинку с левой стороны губы.
— Жена моя, Людмила! — гордо сказал хозяин, осторожно обнимая супругу за худенькие плечи. — Детский врач, окулист. Кому сейчас нужны окулисты… И наследник, Лешка.
Настало время поздороваться за руки. Есть нечто правильное в этом древнем ритуале, в острой обстановке многое по рукопожатию почувствовать можно.
— Сам строил? — с нотками восхищения в голосе спросил Гоблин.
— Да ну! Это прошлый хозяин фанател, да не дофанател мальца, на полпути забросил. Я так, от скуки повозился немного, как только купил, для романтики. А уж как началось, подошел к делу по-взрослому.
Ствол у семьи не один. Кроме итальянского полуавтомата отца, имеется двуствольный обрез у жены и малокалиберная БИ-5 у сынули. Арсенал, между прочим! Авторемонтники оказались не так просты, как это мнилось нападавшим! Глядишь, и без нас бы выстояли. Биатлонка при верной руке и точном прицеле много бед натворить может. Привыкший к реалиям фронтира, я легко допускал, что Лешка биатлонит нормальком.
Никто не садился и не торопился рассказывать.
Тем временем шум наверху стих.
— Выглянуть бы надо, — предложил я.
— Это непременно, — согласился хозяин и направился в дальний угол, где у него был оборудован самый настоящий пост управления. Панель с тумблерами, электрощит, пакетники, рубильники… Сунув руку внутрь жестяного короба, он вытащил за ручки самый настоящий перископ! Самодельный, конечно, не с подлодки же спер. Или?..
— В подплаве служил? — поинтересовался я, не сомневаясь в ответе.
— Никак нет! Антиподплав… БПК «Адмирал Юмашев», Северный флот. Мичман я. В запасе. БЧ-5,[6] электромеханики.
Он перекинул быстро пару тумблеров, характерно зажужжали сервоприводы, перископ чуть дернулся и начал медленно подниматься.
— Посмотрим… Похоже, опять пронесло, ничего серьезного, — сообщил он, прильнув к окулярам и двигаясь вокруг вертикальной оси прибора. — Я же что? Всю службу мечтал жить на юге, как и многие наши. Накопил деньжат, как положено, потом продал однокомнатную квартиру в Москве — и после банкета купил этот автосервис с домом. И баркас — бизнес мне убитый достался, а судно ничего, нормальное, турецкой постройки. Хотел заняться рыбной ловлей, глупый был! Какая сейчас в Черном море рыба, одна мелочь позорная. Раньше на промысле числились двадцать семь видов — белуга, осетр, севрюга, пеламида, тунец, скумбрия… Еще недавно промысловых пород было одиннадцать видов: килька, или шпрот, хамса — анчоусы любите, поди? Тюлька, барабуля, мерланг, ставрида, кефаль, камбала, окунь, скумбрия, скат, катранчики, тунец. Хамса… Сейчас — всего три вида! Три, представляете? Все сожрали или угробили! Какой тут, в задницу, бизнес? После Арктики смотреть на такое безобразие не хочется… Оставался, правда, вариант катать по морю отдыхающих, но это уж точно не мое. Водителей обслуживать могу, все же техника, а вот бздыхов не смог.
— Баркас продал, как я понимаю, — с утверждением поинтересовался Гоблин.
— Не успел продать, — посетовал Степан, оторвавшись от прибора. — На приколе стоит мальчик, теперь, похоже, вечном — сейчас его даже на иголки никто не возьмет. А вы тут как и откуда?
Настало время говорить нам. Точнее — мне, как комсталку.
Гоблин еле заметно подобрался, пальцы на стволе чуть сжались.
— Чай не предлагаю, — помог мне глава выживальческого семейства, предоставив лишнее время, — сейчас пойдем в дом, там и посидим — чего под землей торчать, правильно?