О каких конкурентах в ходе поиска и вывоза самолетных движков мы переживали? Да они тут в болт никому не уперлись!
Мы можем бесконечно удивляться, однако все закономерно.
В чем беда? Беда в том, что реально Сотниковых среди людей мало. Их было много в Интернете, в блогерном звездобольстве, в понтах и пустых обещаниях. А как дошло до дела — куда только все мудрые да красноречивые прогнозисты и футурологи подевались! Скурвились, спрятались сетевые воины и стратеги по многоэтажкам, замерли в страхе за спинками диванов… Тут же нужно не просто выйти во двор, а в уже другой двор, страшный, беспредельный, дикий.
Так что Сотниковы — супердефицит. Суперништяк.
Конечно, когда-то эта расслабуха должна закончиться.
Протухнут консервы, станут химическим ядом лекарства, взятые из аптек.
Износится одежда, сломаются машины — жизнь заставит что-то делать. Вопрос один: останутся ли к тому времени кадры, способные на это?
В Октябрьском не было ни души, это чувствуется сразу, даже осматривать не стали.
Здесь, как и в Горячем Ключе, взрывная волна прошла верхом, не причинив строениям повреждений, однако вид был тот еще. После взрыва краше бывает.
Если в селениях вдоль дороги мало жителей, то нет и ухода за магистралью — с какого перепугу администрация будет тратить на эту блажь остатки не откачанных в личный карман денег? Правда, надо признать, местами попадались участки постепенно разрушающейся асфальтированной трассы.
Дорога в меру ровна, хотя в дождь наверняка очень скользкая и грязная. Вскоре начались действительно хреновые для пузотерок с обрезанными пружинами участки. «Егерю» же хоть бы хны, для такой зверь-машины здесь чисто автобан, похоже, местные мифологемы завели старлея в блуд. Где-то дорога просела, но ехать можно даже на паркетнике.
— Знакомец рассказывал, что незадолго до катастрофы менты народ приезжий спецом заворачивали на Шаумян! Чтобы сюда не лезли. Щас же все умные стали, прям по навигатору с Хадыжей на Горячий Ключ хотели пройти! — возмущался дед. — В выходные дни до сотни машин единомоментно на участке ехало. Туристы!
Кутаис тоже вымирал.
Нет, меня эти брошенные домики просто ушибают! Гоблин тоже не выдержал.
— Сука, да если любой из них перенести на Платформу… Зажрались!
— Ты не путай, условия разные, — заметил я.
Чуприн, каждый раз с особым интересом прислушивающийся к нашим упоминаниям другого мира, свое вставить и сейчас не забыл:
— Я пока не совсем хорошо понимаю ваши слова, однако Михаил прав — нормальное жилье. Немного ремонта, и пользуйся! Во времена моей молодости иметь такой за счастье посчитали бы.
А ведь нормальный поселок был. Дома в зелени. И виды на предгорья красивые, своя автостанция есть, поликлиника, школа… Даже памятник какой-то успел заметить. Все бы хорошо, если бы не постоянные оползни, с которыми никто не может справиться, оттого и проблема с дорогой.
Вроде бы чувствуешь, что кто-то за тобой наблюдает из-за задернутых штор, но никто не вышел поинтересоваться новостями, никто не попросил подкинуть.
— Ну, где эти тихие местные? — спросил я у нашего проводника.
Тот пожал плечами:
— Сам не понимаю. Где-то прячутся…
Мы их встретили в хуторе Веселом. Через пять километров.
Григорий Петрович говорит, что участок от Кутаиса да поселка Кура-Транспортный практически весь некогда имел относительно неплохое асфальтовое покрытие, только после Кутаиса земля вечно плыла из-за рельефа и характера грунтов, в городке метров четыреста так вообще без следов асфальта, даже старого. Впрочем, его не было даже перед автостанцией возле школы. От Широкой балки почти до Хадыженска — чистая грунтовка, то и дело по обочинам стоит брошенная дорожная техника, часто все перекопано: незадолго до катастрофы дорожные службы затеяли ремонт полотна.
В разговорах неожиданно всплыло новое обстоятельство: оказывается, рядом есть небольшие месторождения — в шестидесятые и семидесятые Кутаис был центром добычи нефти, и жизнь тут кипела полным ходом!
Это способно изменить расклады, ведь странность местных жителей вполне может определяться не банальной травкой-веселухой, которую отныне каждый желающий может выращивать в своем огороде, а кустарной нефтедобычей с последующей перегонкой сырья в самоварах, с получением примитивного бензина.
Черт, если бы я знал об этом раньше, то трижды подумал бы, прежде чем сунуться на горячий маршрут. Вероятность связи местных с хадыженскими резко возрастает, топливо — это очень серьезный ресурс. Стратегический, за такой можно и повоевать.
— Вижу! — сказал Гоблин. — Пацан. Странный.
Мальчишка стоял возле остановки, на перекрестке с ответвлением в сторону поселка Кура-Цеце. Я тоже заметил, что странный. Охренеть, насколько странный!
Чернявый мальчишка лет двенадцати, вставший при виде машины с белого пластикового ящика, выглядел воинственно. Черная рубашка с закатанными рукавами. На ремне новеньких джинсов висел кавказский кинжал средних размеров. В руке — черный прямоугольник простенькой рации. Под мышкой на ремне — обрез горизонталки.
— Балкарец, — уверенно сказал Чуприн.
Ему видней, я бы не взялся определять с ходу.
— Сиди тут, слушай сканер, смотри назад с винтом, крикнешь.
Мы с Мишкой выскочили одновременно.
Пацан глядел на нас не то чтобы без испуга — спокойно и с откровенной наглостью. Я, не задерживаясь, сразу прошел мимо, к бетонному остову автобусной остановки. Мальчишка на секунду с удивлением проводил меня взглядом карих глаз — и тут же с прежней безмятежностью уставился на напарника.
Остановка пуста, поблизости никого не видно. Рядом с ним стоит пластиковая бутыль с водой, значит, смена долгая.
Гоблин, как он обычно и делает при встрече с детьми, подошел вплотную и присел на корточки. Я все слышал.
— Уши сюда! — молвило стандартное это борзое до предела дитя, в точности копируя интонации и манеру старших, которые его и воспитывают. С протяжкой и расстановочкой. — Нармально делай, нармально будет! Рассказываете, что везете, потом по десятке маслят с носа. Есть — есть, нет — нет, соскакивайте отсюда, понял? Жду недолго, я занят. Борзанете или замутите — останетесь голыми.
Падла, на нем уже и кровь лежит, точно говорю.
Ствола не сдергивает, кинжала не трогает, уверен в себе и банде на все сто.
После революции появлялись такие парнишки. Зарежут человека на улице — и бровь не дрогнет. Даже не за ништяк и не для понтов, а просто оттого, что не знает, чем заняться в эту минуту. Парочка лет — и из киндера вырастет настоящий монстр, справиться с которым в былом могли лишь редкие уникумы типа Макаренко. А сейчас кто потянет?
Гоблин слушал молча, пристально глядя в глаза верхушки айсберга.
Деток убивать нельзя. Русские сталкеры на такое пойти не могут.
Вы ведь так думаете, угадал?
Да вот болт вам всем! Вы действительно считаете, что я позволю такому зверьку выстрелить в сталкера и сорвать задание Замка? Только потому, что он еще юн годами, убил немногих и «вдруг перевоспитается»?
— Конфетку хочешь? — тихо спросил Гоблин.
— В задницу себе засунь, — посоветовал парнишка. — Ты уаще меня слышал жи, так? Че уходишь? Плату гони! И лицо попроще сделай, не люблю.
Сомов тяжко вздохнул.
Как все запущено… Парень сидит один у развилки, непосредственное прикрытие отсутствует, крыши ближайших домишек довольно далеко — еле проглядывают среди деревьев садовых участков. Старшие посадили его, не сомневаясь, что он справится. И наверняка ведь справляется — местные расклады знают, а чужие здесь не ходят! Выдрессировали всю округу так, что хватает детеныша! А ведь это не фишка, это настоящий таможенный пункт!
Убедившись, что сюрпризов нет, я подошел со спины.
— Слышь, бодрый, тебе сколько годков будет? Порядки знаешь, как разговоры со взрослыми разговаривать, масти видишь? Оттянул по малолетке или понтуешься тут по-пустому?
Пацан резко обернулся, оглядел меня пристально, затем, все-таки почувствовав что-то необычное, несколько смутился. Но из роли не вышел.
— Я сказал — вы выполнили! Дорога под нами, значит, вы тоже под нами.
Это капец. Я не Макаренко, педагогического дара не имею. Рывком сняв с наглеца обрез, тут же выдернул и кинжал: нечего баловаться с оружием. Сомов сразу все понял, поднимая руку.
— Костя, ну на фига ломать? Сбереги!
Брысь! Злость залила глаза красным. Мля, как можно с ребенком такое сотворить? Кто теперь будет корректировать? Некому. Значит, через годик максимум он умрет по дурости на большой дороге.
Под ударом ботинка клинок лопнул у основания рукояти. Без романтического звона, тупой мусорный треск.
Обломок, брошенный мной с такой силой, что способен был долететь до берега моря, со свистом умчался в сторону гор.
Хрясь! Обрез развалился на части, встретившись с бетонным углом остановки.
— Ты че творишь, козлина!
Бумц! Крепкий щелбан посадил юнца на тощую попку. Аж палец заболел.
— Ну, ты ответишь!
Бумц! Второй щелбан опять усадил его в пыль. Мало тебе? Свирепея, я начал расстегивать брючный ремень. Теперь мальчишка реально испугался и пополз по земле задом, елозя по грязи боками дорогих кроссовок. Гоблин встал передо мной, разводя руки в стороны.
— Кастет, прекрати, ты ему мозги вышибешь!
— Наоборот, назад вкину, — задыхаясь, прошипел я.
Из кабины выскочил Чуприн, оценил ситуацию и испуганно крикнул:
— Константин, тут все спокойно!
— Назад, я сказал! — тебя мне еще не хватало!
Трахома, да что же такое творится?!
— А теперь впитывай, мальчик. — В моем голосе было столько же ласки, сколько ее в речах сержанта молодого взвода. — Я поеду быстро, дела у меня в Хадыжах, не до вашего гадюшника. Так что если твои учителя захотят догонять, пусть поторопятся. Только передай братьям, или кто там вокруг тебя ходит, что в таком случае они умрут. Сам не езди, будь умней.
Все молчали. Мишка стоял рядом, боясь, что я все-таки накинусь на ребенка.