Динамика нашей игры была ошеломительной: мы эффектно блокировали броски, создавали моменты, контролировали шайбу в зоне атаки, а когда противник прорывался, наш голкипер Медведев совершал немыслимые сейвы. Мы выкладывались на полную, действовали слаженно, расчетливо и агрессивно, не оставляя говнюкам из «Нью-Джерси» ни единого шанса. Наша энергия превосходства была заразительна. Зрители на трибунах буквально сходили с ума. Они были счастливы видеть, что «Денверские Дьяволы» снова побеждают.
До конца третьего периода оставалось две минуты. Кей послал мне шайбу, и я буквально почувствовал, как на арене возросло напряжение. Так выглядит подмоченная репутация. В прошлом сезоне шайба под моей клюшкой приводила болельщиков в неистовство, теперь все будто только и ждали, когда я снова облажаюсь. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Быть центром одной из самых несносных хоккейных команд лиги – все равно что быть хедлайнером эпического шоу: все взгляды в первую очередь нацелены на тебя.
Я стиснул зубы, крепче сжимая клюшку. Внезапный прилив энергии пронесся сверху вниз по моим венам и сконцентрировался в ногах. Бес снял с меня последнего защитника, яростно сбив его с ног. Толпа загудела в предвкушении, и мои мрачные мысли рассеялись.
Звук удара моей клюшки по шайбе эхом разнесся по арене и утонул в реве трибун. Шайба рассекла воздух и попала в верхний левый угол сетки. Прозвучал сигнал о взятии ворот. Стадион взорвался оглушительными криками и аплодисментами. На краткий миг я закрыл глаза ожидая, когда мир перестанет вращаться.
Это был он.
Один из тех моментов, ради которых я хотел жить.
Один из тех моментов, ради которых я был готов умереть.
Только когда на лед полетели бейсболки, я осознал, что оформил хет-трик. Первый в этом сезоне. Пятнадцатый в моей карьере.
Итоговый счет 4:0. Чистая победа.
Полное, мать вашу, доминирование.
Пока парни радостно врезались в меня, хлопая по спине и плечам, я искал глазами Мэдди. Но ее место уже пустовало. Проклятие. Я не заметил, когда она ушла, потому что был сосредоточен на игре. Но я бы солгал, если бы сказал, что не пялился на нее при каждом удобном случае.
– Кому нужна хренова кроличья лапка, когда есть целая волшебная зайка, а? – Постучал по моему шлему Бес.
Я попытался сдержать эмоции, которые просто зашкаливали, но проиграл эту битву и громко рассмеялся. Черт, я был так счастлив. Счастлив до безумия.
Раньше я считал подобные вещи простым совпадением или сюжетом для канала Syfy, но после сегодняшней игры ритуалы, которые перед каждой игрой проводили парни, перестали казаться мне глупыми суевериями. Медведев не наступает на логотип нашей команды в центре раздевалки, считая это дурным знаком. Флэш, он же Майкл Бойер, целует перед игрой свою первую забитую шайбу. Ландри задерживает дыхание, пока идет по тоннелю. Бес со своей счастливой кельтской монеткой, или Кей с его сраными шелковыми носками… Вся эта хрень внезапно обрела какой-то смысл. И если бы прямо сейчас мне кто-нибудь сказал, что гребаный Санта существует, клянусь богом, я бы купился и на это.
Радостные болельщики трясли самодельными плакатами, топали, обнимались и кричали, толпясь по бокам тоннеля, ведущего в нашу раздевалку. Я подмигнул горячей блондиночке, громче всех скандирующей мою фамилию, и переключил внимание на шум в коридоре, где столпился весь наш персонал. Все аплодировали нам. Мне.
В последнее время я старался убраться из раздевалки так быстро, как только мог, но сегодня торопиться совершенно не хотелось. Я был рад разделить всеобщее праздничное настроение. Я снова чувствовал себя королем вечеринки, и мне дьявольски нравилось это ощущение.
Немного неприглядной правды: хоккеисты – тщеславные ублюдки.
Первое, что я сделал, когда вошел в раздевалку, – проверил свой телефон. Пока парни громко спорили о том, в каком баре отмечать победу, я с улыбкой идиота пялился в экран, где было открыто сообщение от Мэдди.
Глава 12Мэдди
Из зеркала в лифте на меня смотрело самое унылое существо на свете: волосы в беспорядке, лицо бледное, круги под глазами размером с луну, которые я зачем-то подчеркнула темно-фиолетовым свитером, купленным в прошлую «черную пятницу» и оказавшимся самой ненужной вещью в гардеробе. Он пригодился мне лишь однажды, полгода назад на похоронах мистера Стивенсона, бывшего верстальщика «БЛАЙМИ!». После чего был спрятан в шкаф так глубоко, что я благополучно о нем забыла. А сегодня, поддавшись мрачному настроению, зачем-то его нашла. Впрочем, какая разница, как я выгляжу, если в офисе меня замечают лишь тогда, когда кому-то требуется кофе…
Кстати, о кофе.
Отказаться от утренней чашки двойного эспрессо было плохой идеей. Я чувствовала себя роботом на автопилоте. Но стоило только остановиться у кофейни, как перед глазами всплыло убийственное выражение лица Вивьен, когда я по ошибке купила ей тыквенный латте вместо классического. Поэтому я развернулась и пошла дальше. Подумаешь, горечи в моей жизни и без того было предостаточно. Ничего не случится, если сегодня обойдусь без нее.
Двери лифта любезно распахнулись на нужном этаже, открывая вид на лучший офис в штате. Светлый от бьющих в панорамные окна солнечных лучей и уютный благодаря удачно подобранному интерьеру – начиная с дубового паркета и заканчивая развешанными на кирпичных стенах обложками с нашими самыми известными выпусками. В тонких рамках и под матовыми стеклами они напоминали уникальные произведения современного искусства. Еще вчера я бы с гордостью смотрела на них, преисполняясь всепоглощающим чувством сопричастности, а сейчас даже взгляд не подняла. Полнейшая апатия. Наверное, стоило почитать утренние сводки. Вдруг на солнце сильные магнитные бури? Или на меня так влияют лунные приливы?
Жизнь в офисе бурлила как извергающийся вулкан. Суета, звонки, жужжание в копировальной комнате, жаркие споры, доносящиеся из приоткрытых дверей конференц-зала. Обычно в такие моменты я ощущала себя частью чего-то большего. Но сегодня мир журналистики отталкивал меня, словно мы с ним были двумя магнитами, обращенными друг к другу одноименными полюсами. Ничего из окружающего не внушало оптимизм. Мне просто хотелось спрятаться на своем рабочем месте и не высовываться до конца дня. Но в офисе открытой планировки сделать это было фактически невозможно.
Медленно пересекая зону отдыха, я чувствовала себя так, словно шла на эшафот, где топор палача – почему-то, представляя его, я отчетливо видела взбешенное лицо нашего главного редактора – вот-вот обрушится на мою шею.
– Что здесь происходит? – спросила я, подходя к своему столу, вокруг которого столпились коллеги.
Первой повернулась ко мне Тара:
– Мэдс, наконец-то ты пришла…
– Признавайся, кто ОН! – перебил ее Энди.
Ребята немного расступились, открывая обзор на ярко-желтый горшок с лимонным деревом, который стоял на столешнице. Три крупных, созревших плода свисали с веток, так и маня их сорвать. Из кроны блестящих зеленых листьев торчала маленькая открытка. Сгорая от любопытства, я вытащила ее и взглянула на обратную сторону. Подписи не было. Вместо нее отправитель изобразил скорпиона, все восемь конечностей которого были обуты в коньки, а хелицеры сжимали хоккейную клюшку.
Впервые за утро мои губы растянула улыбка. На душе потеплело, а настроение взмыло вверх.
Черт, это так мило!
Еще пару дней назад я сказала бы, что фамилия «Харди» и слово «мило» принадлежат разным вселенным, но вчера во время матча, когда Рид забросил решающую шайбу и его лицо озарилось неприкрытой, искренней радостью, мое мнение о нем претерпело некоторые изменения. Ликующего Харди следовало бы объявить вне закона. Он был абсолютно катастрофичным для женских гормонов.
Именно на них я списала внезапный порыв набрать ему короткое сообщение с благодарностью за растение. Но быстро передумала. Еще решит, что я флиртую. Самомнения ему не занимать.
– Земля вызывает Мэдисон, – помахал ладонью перед моим лицом Энди. – Мы все еще ждем ответа. У тебя появился тайный воздыхатель?
– Кто он? – потребовала Парсон.
Несколько пар глаз, жаждущие откровений, уставились на меня в упор.
– Скажете тоже, никакой это не воздыхатель. Это… – Мысли забегали с утроенной скоростью в попытке придумать что-нибудь правдоподобное, потому что имя Харди непременно вызовет миллион новых вопросов, домыслов и сплетен, и я не собиралась его называть. – Это Калеб, мой кузен. Мы вчера ужинали вместе. Кажется, я упомянула о своем желании приобрести лимонное дерево, и… вуаля. Как видите, ничего интересного.
– А открытка? – подозрительно прищурился Родригес.
– Просто забавный рисунок, – махнула я рукой. – Он у нас большой шутник.
Всеобщий ажиотаж вокруг моей личной жизни резко сошел на нет. Потерявшие интерес коллеги принялись расходиться по местам. Все, кроме Тары. Когда мы остались вдвоем, ее длинные пальцы больно обхватили мой локоть.
– Какой еще кузен Калеб? – свистящим шепотом выдохнула она мне прямо в ухо. – Ты издеваешься?
– Горшок прислал Харди, – честно призналась я. – Но мне бы не хотелось, чтобы в офисе знали об этом. Все станут сплетничать, что у нас отношения, а это совсем не так.
– Харди? Рид Харди? – Ее лохматые искусственные ресницы поползли к бровям, как пауки.
– Ну да. Он предложил мне обнимать его. Типа на постоянной основе. Перед каждой игрой. На удачу.
– Он… что? – Глаза Тары округлились, как у дикой кошки. Кажется, она даже перестала дышать. – Ты что, сделала ему королевский минет?
Я поморщилась. Почему, когда дело касается красивого мужчины, то мысли большинства женщин сразу сводятся к сексу?
Не успела я и рта открыть для ответа, как дверь кабинета главного редактора распахнулась и в проеме показалась Вивьен Чжоу. Строгий брючный костюм кроваво-красного цвета идеально сидел на изящной фигуре. На ногах классические лодочки из черной замши. Прическа – волосок к волоску. Филиппинская версия Миранды Пристли. Пристальный взгляд, от которого мурашки побежали по телу, медленно прошелся по рядам, задержался на горшке с лимонным деревом, затем ее рука поднялась, и палец с острым, как у вампирши, красным ногтем указал на меня: