Заниматься беглецом я не стал. Ребята были намного ближе к нему, мне же требовались драгоценные секунды, чтобы наверстать упущенное. Вместо этого я повернулся к последнему упавшему пирату, дал ему приподняться и уложил навсегда. Затем в кустах сухо треснули два пистолетных выстрела, и возвращающиеся ребята еще издали дали мне знать, что все кончено.
Победа была убедительной и полной. Пиратский отряд уничтожен целиком, а наши потери, если их можно так назвать, ограничились двумя легкоранеными. Одному из ополченцев ответная пуля слегка поцарапала руку, другому – голову.
Удивительно, насколько самый маленький успех поднимает настроение! Вчерашние беглецы, растерянные, потерявшие от страха голову, за несколько минут превратились в героев, и, подойди сейчас к пиратам запоздалое подкрепление, его бы встретили с уверенностью в новой победе. Наверное, очень немногие понимали, что случившееся – не более чем пролог. Рано или поздно на смену погибшим явятся другие, горящие желанием отомстить.
Можно было сразу покинуть вершину, однако я все еще не знал удобного места, а блуждать в лесу наугад со всей этой толпой не хотел. А день уже клонился к вечеру, на небе снова стали появляться облака, и ночь обещала быть темной.
Из предосторожности я велел стащить все трупы в укромное место. Еще лучше было бы закопать их, но у нас не было лопат, да и не стоил этот сброд нормального погребения. Мы забрали все оружие, пули и порох, нашли у убитых несколько бутылок рома, вяленое мясо, сухари – вот и вся добыча, не считая горстки золотых и серебряных монет. Может, когда-нибудь они и пригодятся, но пока от денег нам не было никакого проку.
К вечеру дала знать о себе усталость. Вчерашний день был перенасыщен событиями, ночь я провел в поиске, потом был вынужден решать целый ряд проблем, и такими темпами меня могло надолго не хватить. Предчувствие говорило, что наступающие сутки будут не менее бурными, чем предыдущие. Мне необходимы были все мои силы, и я решил поспать хотя бы часок-другой. Я приказал разбудить себя при малейшем намеке на опасность, в случае возвращения разведчиков или через сто двадцать минут в любом случае.
Разбудили меня через восемьдесят. Короткий сон не придал сил, лишь разморил, и минуты две я не соображал вообще ничего, в наступивших сумерках даже не поняв, вечер сейчас или утро. Затем я увидел рядом разведчиков, и мне сразу стало легче.
Принесенные новости взбодрили не хуже чашки крепчайшего кофе. Ребята не только обнаружили неплохое местечко для нового лагеря – в том, что эта часть задания окажется успешной, я не сомневался, – но и прошлись вдоль береговой линии, нашли парочку неплохих бухт, а под конец навестили стоянку пиратской эскадры. Они своими глазами видели, как два фрегата и бригантина снялись с якорей и ушли в открытое море.
Последняя новость показалась мне настолько важной, что я сразу устроил совещание со своими гвардейцами и командирами десяток. Я вкратце объяснил изменение ситуации. Теперь против нас остались только два корабля: фрегат с поломанной грот-мачтой в бухте и бригантина напротив нашего бывшего лагеря. Большая часть команд ночевала на берегу, кроме того, корабли разделяло немалое расстояние, и в моей голове родился дерзкий план.
Я хотел взять наиболее боевую и вооруженную часть отряда, добавить к ним моряков, тем или иным способом проникнуть на борт бригантины, перебить находящихся на ней флибустьеров и направиться к одной из обнаруженных разведчиками бухт. Там можно было забрать всех остальных современников и потихоньку убраться в море.
Я прекрасно сознавал, что мой план – чистейшей воды авантюра, но попробуйте предложить что-либо лучшее в той ситуации, в которую мы даже не попали – влипли! Наш конец был предрешен независимо от того, оставят нас пираты в покое или нет. Нам грозила смерть если не в бою, то от голода. Это герои Дефо и Верна благоустраивали свои острова, находили в карманах зерна, а в земле – руду. Новые робинзоны умели прекрасно делать деньги, некоторая часть умела воевать, но сельским хозяйством из нас всерьез не занимался никто. Я уже не говорю, что построить корабль своими силами не смогли даже герои популярных романов.
Захват бригантины был нашим единственным шансом на спасение. Я решил поставить на карту все, хотя проигрыш означал всеобщую гибель: и тех, кто пойдет на операцию, и тех, кто останется в лагере. Зато и выигрыш стоил любого риска. Шансов было не очень много: предстояло незаметно добраться до корабля, стоявшего в полутора сотнях метров от берега, перебить экипаж, разобраться в парусах, суметь обогнуть остров… Не стоило забывать и о том, что оставшиеся на берегу пираты вряд ли равнодушно отнесутся к угону своего корабля, а ведь возле острова стоит и фрегат…
С фрегатом было хуже всего. Двое из пассажиров служили срочную в артиллерии, однако этот факт не играл для нас никакой роли. Мы худо-бедно смогли освоить стрелковое оружие, но пушки всегда предъявляли повышенные требования к обслуживающим их людям. Приходилось считаться с фактом, что на бригантине мы окажемся почти безоружными.
И все-таки я предложил рискнуть. Терять нам все равно было нечего, к тому же военная мудрость гласит, что, обороняясь, войну не выиграешь. Все эти рассуждения я вынес на суд своих помощников и стал ждать ответа.
Бывшие спецназовцы согласились сразу. Перспектива гибели на острове никого не прельщала, и они были готовы рискнуть.
Рдецкий колебался недолго. Никакого другого плана он не предложил, но высказал свои опасения по поводу возможной неудачи. Он посоветовал придумать что-нибудь понадежнее и повернее, без схваток одного с десятью да еще на виду у пиратского лагеря. А еще он пожелал, чтобы мы заодно вырезали и находящихся на берегу пиратов, точно у меня было не девять человек, а как минимум тридцать.
Вторым колеблющимся оказался Ярцев. Он сомневался, что сумеет справиться с незнакомым кораблем, к тому же люди его под парусами никогда не ходили. Тут Рдецкий напомнил, что любителем этого вида спорта является Флейшман, и у нашего штурмана появился помощник.
В конце концов решение было принято. В рейд отправлялись я, семь ветеранов (кроме Славы), полдюжины моряков и Флейшман – итого пятнадцать человек. Позволить большего мы себе не могли. В лагере оставались все женщины, дети, ополченцы, Рдецкий (на правах старшего) и Слава Чертков. Последний в случае нашей неудачи должен был отвести всех на новое, им же обнаруженное место. Славику я оставлял автомат. Конечно, «калашников» нам необходим был позарез, но в случае нашей гибели у уцелевших остались бы одни мушкеты и кремневые пистолеты.
Ночь потихоньку приближалась к половине. Медлить было нельзя. Мой отряд наскоро собрался и выступил из лагеря, ни с кем не прощаясь…
32Ярцев. Захват бригантины
Похоже, тот, кто втянул нас в эту историю, всерьез желал нашей гибели. Но гибели, ядрен батон, не мгновенной – тогда ему достаточно было просто погубить корабль, – а медленной, дающей ему возможность вдоволь насладиться нашими предсмертными муками.
Едва прошел хмель от победы, как я подумал: а чему мы, собственно, радуемся? Тому, что перебили примерно пятидесятую часть нападающих? Но вчера они с гораздо меньшими усилиями уничтожили в двадцать раз больше народа, а в придачу к этому и наш корабль. Будь цел лайнер, мы бы имели нечто незыблемое, а так… Может, Кабанов и чувствует себя вольготно в любом веке, но я могу существовать только в одном, все прочие – не для меня. Зверю безразлично, в каком времени он живет, понятие эпох придумано людьми, и мы кровно связаны со своим столетием. А вот место не играет для нас никакой роли. Мало ли людей переселяется в другие города, страны, части света в силу обстоятельств или в поисках лучшей доли? Человек способен жить на севере и на юге, на западе и на востоке. Но он неспособен жить в чужом времени.
Правда, я недооценил предприимчивость нашего предводителя. Ночью он устроил совещание, на котором познакомил нас с результатами последней разведки. Там же он предложил авантюрный от начала и до конца план: воспользоваться разобщенностью оставшихся на острове пиратов и захватить у них бригантину.
Я не имел ни малейшего желания участвовать в этой авантюре, но на меня насели со всех сторон, и вскоре я уже шагал по ночному лесу вместе с группой захвата из пятнадцати человек. Ремень мушкета неприятно давил на плечо, два длинноствольных пистолета были заткнуты за трофейный пояс, сабля то и дело била по ногам, и я ощущал себя персонажем какой-то дурацкой комедии, в которую вдруг превратилась наша драма. Но от моих желаний уже ничего не зависело. Я был марионеткой в руках опытного кукловода, и мне оставалось одно: сыграть свою роль до близкого конца. В возможность успеха я не верил, не говоря уже о том, что любая победа станет лишь отсрочкой нашего не подлежащего обжалованию приговора.
Небо плотно затянуло тучами. Не знаю, как ориентировался Сергей, но после показавшейся бесконечной ходьбы он вывел нас на берег неподалеку от старого лагеря. До рассвета оставалось не более двух часов. Тьма стояла кромешная, и только несколько затухающих костров едва освещали пиратскую стоянку.
Стояли предутренние часы, те самые, когда даже самых стойких начинает клонить ко сну. По словам вернувшегося из разведки Кабанова, лишь пятеро часовых кое-как продолжали бодрствовать, да и те явно были не в лучшей форме. Остальные спали в наших шалашах или прямо под открытым небом. Кому из них могло прийти в голову, что мы, загнанные и обреченные, решимся на такой отчаянный шаг?
Кабанов о чем-то пошептался со своими ребятами, приказал нам подождать, а сам прихватил четверых и снова исчез в темноте. Они отсутствовали долго, или нам показалось, что долго. Мы невольно прислушивались, ожидая со стороны лагеря суматохи, выстрелов, криков. Но все было по-прежнему тихо. А потом Сергей бесшумно возник рядом с нами, шепнул, что все в порядке и повел нас на берег.
Я думал, что до бригантины нам придется добираться вплавь, но похоже, что Кабанов предусмотрел все. Повинуясь его жестам, мы осторожно спустили на воду шлюпку – не нашу, а пиратскую, весельную, – забрались в нее и отплыли в ночь. По спокойному морю грести было легко. Я стал направлять шлюпку на бригантину, но Сергей рукой указал мне в сторону. Мы описали полукруг и подошли к бригантине со стороны моря: Кабанов перестраховался и тут.