Демонстрировать неумение в службе своему командиру Клюгенау не желал. Пусть не сразу, но он сумел оценить методы Кабанова, а в походе – увидеть результаты трудов. Сразу после завтрака погнал полк в поле за городом, дабы потренировать людей в совершении разнообразных воинских эволюций. Вернется командир и увидит: с полком полный порядок. Не подвел заместитель, не поддался настроению ни солдат, ни собственному.
Помимо карьерных соображений Дитрихом двигала профессиональная гордость за порученное дело. Он был доволен, что попал не куда-нибудь, а к Командору. Еще год-два походить в больших полковых поручиках, и можно смело принимать полк. Хоть здесь, хоть в Европе. Там таких войск и приемов никто в глаза не видел. Хотя войны идут сплошной чередой.
Если бы еще голова не побаливала после вчерашнего! Не сильно, в меру, но все равно приходилось прилагать усилия, дабы бодрым видом служить примером подчиненным.
Роты маршировали и перестраивались под руководством своих командиров. Несколько в стороне охотничья команда отрабатывала приемы рукопашного боя. С оружием и без него, один на один и один против двоих, а то и троих.
На правах официального заместителя Клюгенау знал о задачах охотников и хоть не вполне одобрял, осуждал тоже не слишком. На войне зачастую не до рыцарства, а подготовленные люди не помешают.
И отдельно возились у пушек, вытащенных в поле, канониры Гранье. Жан-Жак спуска им вообще не давал, зато нигде таких артиллеристов не видели.
Карету генералиссимуса в окружении конной свиты заметили издалека. Как и то, что направляется воевода прямо сюда. В визите не было ничего необычного. Шеин посещал иногда какую-нибудь часть. До солдат не снисходил, но офицерам делал замечания, порой просто интересовался, как идут дела, или отдавал распоряжения. Сидеть безвылазно во дворце скучно, а тут – занятие, вполне достойное полководца. Как Шеин представлял себе эту роль.
Пышные церемониалы встречи не стали обязательностью. Фон Клюгенау никаких распоряжений отдавать не стал. Все-таки заместитель – не командир. Ротным же это требовалось еще меньше. Занятия продолжались своим чередом, и егеря гораздо больше думали о скором обеде, чем о приближении начальства.
Карета, покачиваясь на неровностях почвы, словно корабль на волнах, приблизилась к Дитриху, стоявшему в окружении нескольких офицеров. Слуга подобострастно открыл дверь, и Шеин важно выбрался наружу. На его лице, как почти всегда, читалось привычное высокомерие в сочетании с некоторой брезгливостью. Мол, снисходи тут до безродных. Притом что за плечами Клюгенау выстроилась длинная череда благородных предков. Да и многие не то что офицеры – рядовые солдаты происходили из хороших семей.
– Соберите полк, – объявил воевода.
В ответ на приветствие временного командира он соизволил важно кивнуть, но никаких подобающих слов произносить не стал. Так, сделал распоряжение, вот и пусть выполняют.
Затрещал полковой барабан. По привычному сигналу егеря торопливо оставляли занятия. Застыли ориентирами грядущего строя унтер-офицеры, ряды наполнились солдатами, на положенные места встали ротные капитаны со своими заместителями.
Прошло не так много времени, и перед лицом военачальника выросли стройные колонны пехоты. Все десять рот с охотничьей командой, да в придачу на фланге бомбардиры Гранье.
Все-таки Шеин был приятно удивлен. Подчиненные ему части если в таких случаях строились, то чуть ли не часами. Чаще же представляли толпу. А тут – идеальная линия. Единственное – офицеры без протазанов, и черта лысого сразу разберешь, кто есть кто. Но Кабанов с самого начала сумел убедить Петра, что вводить холодное оружие в подразделения, созданные для огневого боя, по меньшей мере глупо. Да и строй – строем, помимо прочего егерей учили действовать россыпью, а смыкаться в основном перед атакой вражеской кавалерии или перед рукопашной схваткой с пехотой.
Или – при встрече с начальством. Что в солдатском представлении мало чем отличается от встречи с неприятелем.
Кое-кто из свиты покачивал головой. А то и втихомолку обменивались замечаниями. В армии всегда есть нечто от театра, и именно театрализованность воинского представления затрагивает вольных и невольных зрителей.
Хвалить Шеин не стал. Раз уж за проделанный поход не снизошел, то встречу вообще посчитал вполне закономерной своему положению и заслугам. Хотя умелой, тут ничего не скажешь.
Прошелся чуть вдоль строя. Позади вышагивали Клюгенау и спешившаяся часть свиты. Туда, обратно, как цыплята за наседкой.
Шеин вернулся поближе к карете и какое-то время стоял молча. Ширяеву пришло на ум, что так всегда и бывает. На одном конце – солдаты с офицерами, а напротив – грозным ворогом начальство с неизбежными штабными подхалимами.
– Егеря! – Показалось ли, нет, генералиссимус не сразу решил, как обратиться. – Представляю вам вашего нового полковника. Слушаться словно меня или самого государя. Послужили Петру Алексеевичу вы хорошо, надеюсь, теперь послужите еще лучше.
Из кареты вылез Олсуфьев. С перекинутым через плечо офицерским шарфом, словно не было недавнего разжалования.
Лицо нового полковника светилось плохо скрытым торжеством.
– Знакомиться не будем, – без приветствий заявил Олсуфьев. – Но через час всех старших офицеров прошу к себе на обед. Посидим, поговорим. Вспомним наш славный поход.
Шеин согласно кивнул и повернулся к карете, однако на его пути вырос фон Клюгенау:
– Прошу прощений. Где есть полковник Кабанофф?
Шеин скривился, словно услышал нечто весьма неприличное.
– Кабанов занят на строительстве Таганрога. Поэтому полком командовать больше не может, – отрезал воевода.
Клюгенау продолжал неподвижно стоять у него на дороге, и генералиссимусу пришлось обойти препятствие.
Следом за воеводой в карету запрыгнул его родственник.
Начальственный кортеж направился прочь, и только тогда в строю послышался глухой рокот. До этого изумление было настолько велико, что люди словно онемели.
Они ничего не имели против недавнего ротного. Просто в роли полковника его не представляли.
– Разойтись! Продолжаль занятий по ротам! – Клюгенау, может, и посматривал на солдат несколько свысока, однако настроение подчиненных чувствовать умел.
Послышались команды капитанов, и монолитный строй распался. Егеря потянулись прочь, только ропот не прекращался и даже становился громче.
– Позвольте обратиться, Дитрих Иоганович! – Ширяев не ушел вместе со всеми. – Как это понимать?
– Я есть сам ничего не знай. – Клюгенау выглядел, как всегда, бесстрастным, и только усилившийся акцент свидетельствовал о буре в душе подполковника. – Какой-то интрига.
– Дитрих! – В отличие от Ширяева, когда-то прошедшего армейскую школу, Гранье никаких чинопочитаний не признавал. – Я послан Петером в помощь Командору. Нет Командора, я возвращаюсь назад. Буду делать… как их?.. изобретений.
– Какой изобретений? – не понял Клюгенау.
– Не знаю. Исчо не вечер, – Гранье говорил по-русски почти грамотно. Хотя акцент все-таки был.
– Точно. Надо написать Петру, – загорелся Григорий. Но почти сразу угас. – Хотя пока дойдет… Тогда хоть Гордону. Пусть разберется, что тут происходит.
Гордон не был главой вооруженных сил. У них вообще не было номинального главы. Хотя авторитет бывалого шотландца стоял весьма высоко.
Клюгенау в подобные сферы был не вхож. Потому не знал, что предпринять. И вообще, допустимо ли офицеру протестовать против назначенного начальника?
Остальные ротные тоже подтянулись помаленьку.
– Господа! Я есть просиль вас продолжайт занятий, – напомнил фон Клюгенау. – Хотя скоро есть обед.
– Обед есть, да есть не хочется, – бросил Ширяев.
– Сегодня вообще постный день, – поддержал его один из капитанов.
Посты в походе не соблюдались.
– А ведь точно. Как я мог забыть? – поддержал его другой.
– Я буду готовиться к… как правильно?.. к отъезду. – В своей жизни Жан-Жак гораздо больше времени провел на море, чем на суше. Да и по суше гораздо чаще ходил в составе десантов, чем ездил. Это лишь в последнее время пришлось поколесить по бескрайней стране. – Исчо надо навестить Сорокина.
Клюгенау переводил взгляд с одного офицера на другого.
– Мы обязаны выполняй приказ. Но обед есть не приказ, – принял решение Дитрих. – Я есть послать гонца в Таганрог. Командор просить – что случиться, извещай его.
– Давайте я смотаюсь. Все равно не могу нести службу по болезни. Петрович выпишет освидетельствование, – предложил Ширяев. – В Крыму такой плохой климат.
На него посмотрели с завистью, а потом Клюгенау неожиданно для всех попросил:
– Пусть Петрович меня осмо… посмотреть. Так плохо себя чувствоваль. Их бин больной.
Он не понял, почему Ширяев улыбнулся последней фразе. А тот объяснять ничего не стал. Да и как объяснишь?
13. Флейшман. Брожение
Город бурлил. Я помнил его прошлогодним, только что взятым, когда часть домов была разрушена. На улицах кое-где еще лежали неубранные трупы турок, а уж всевозможного имущества, вернее, его недорасхищенных остатков, было разбросано столько, что пройти местами было почти невозможно.
Тогда я уехал довольно быстро и не видел дальнейших метаморфоз. Теперь Азов был отстроен. Дома стояли если не аккуратные, то целые. Крепостные стены больше не зияли прорехами. Только населения было маловато. Один гарнизон да те, кто решил попробовать счастья на новом месте. Торговцы, их семьи и прочий народ, готовый удовлетворить основные потребности служивого люда.
Теперь этот люд высыпал на узкие улочки, заполонил собой торговую площадь, даже местами выплеснулся за пределы крепостных стен. Доминировали стрельцы в разнообразных кафтанах, попадались и невзрачные мундиры городовых солдат. И только знакомых егерей нигде было не видать.
Еще перед Азовом мне рассказали об очередной истории, приключившейся с Командором. Включая его малопонятное отстранение от командования и назначение в Таганрог. Скорее всего, некто, не будем называть имени, решил присвоить себе лавры удачного предприятия. Вот Сергея и убрали, как говорится, с глаз долой.