Это было уже другое. Петр усиленно пропагандировал учебу, посылал молодежь для стажировки на заграничные флоты и, следовательно, возразить тут ничего не мог.
– Государь, можно на два слова?
Может, и не дело отвлекаться перед важной задачей, но откладывать на потом мне не хотелось.
Мы отошли в сторонку. Меншиков попробовал увязаться за нами, но Петр так посмотрел на фаворита, что Алексашка счел за благо отправиться распоряжаться причальными командами.
– Я подумал, что надо привести в порядок все основные законы. Сейчас одновременно действуют и старые уложения, и новые указы, а это дает право подьячим трактовать любое дело в желаемом русле. Иначе говоря, создает простор для злоупотреблений. Нужен свод основных положений.
– Хорошо, – кивнул государь. – Но кто этим займется?
Людей не хватало настолько, что каждый более-менее способный человек совмещал по нескольку должностей. Я сам умудрялся числиться и по армии, и по флоту, и по воздушным силам. Помимо командных функций на мне лежали вопросы комплектования, обучения, усовершенствования организационной структуры и многое в том же духе. В ближайшее время я должен был войти в создающуюся комиссию по составлению Военного и Морского Уставов. Это если не считать наших общих с Флейшманом дел по производству, возни с новыми изобретениями и многое другое. Вплоть до дипломатии, хотя никакого поста в ней я не занимал.
Что говорить? В своих вотчинах я так и не побывал, сына видел урывками, и вообще, даже на отдых порою не мог выкроить достаточно времени.
– Тот, кто хорошо разбирается во всем этом. Не может не найтись нужного человека. – Я сразу дал понять, что эта область не для меня. – Могу лишь подсказать, что необходим четкий закон о престолонаследии.
– Это еще зачем? – Петр был недоволен подобным вмешательством в его жизнь. Начисто забывая, что жизнь монарха частной быть не может по определению.
Или в его отношении к сыну сказывалось отношение к бывшей жене? У мужчин нет инстинкта отцовства. В разное время мне доводилось слышать от многих, кто, разведясь, начисто забывал о детях. Петр, похоже, был из таких.
– Чтобы в дальнейшем избежать всяких смут.
Государь посмотрел на меня таким взглядом, словно заподозрил во мне грядущего зачинщика одной из них.
Но в отличие от монарха я помнил все последствия отсутствия подобного закона. Недаром последующее время окрестили эпохой дворцовых переворотов. В каких-то случаях Россия, возможно, и выиграла, но полагаться на случай…
– Кто?!. – прохрипел Петр.
Его с детства преследовал страх перед вполне возможным бунтом. Порою ожидание становилось навязчивым, а поиск возможных злоумышленников принимал вполне маниакальные формы.
– Никого, государь. Но царь должен мыслить веками. Без четкого закона в дальнейшем наверняка найдутся люди, которые заходят при смене властителей возвести на трон удобного им кандидата. Жену ли правителя, кого-то из ближайших родственников. А тут все заранее будет обговорено, и это сразу выбьет у возможных заговорщиков почву из-под ног.
Петр покосился в сторону наследника. В ангар уже торопливо входили шеренги солдат, чьей обязанностью было осторожно вывести дирижабли и подвести к причальным мачтам. Оба наших корабля, «Святой Петр» и «Святой Павел», были уже нагружены топливом и бомбами, поэтому излишек подъемной силы был невелик.
– И еще. Надо как можно тщательнее подходить к воспитанию наследника. Я несколько раз говорил с царевичем. Мальчик любознательный, многое схватывает на лету, однако ему не привита любовь к труду, к военному делу. И вообще, наставники отнеслись к порученному делу спустя рукава. Надо исправлять, пока не поздно, чтобы был еще один помощник и продолжатель дела.
В двадцать восемь лет трудно думать категориями эпох. А именно столько было государю. Он и реформы-то свои затеял, не имея малейшего плана, насколько могу судить – вначале из-за одного желания устроить дела как в Европе. Тоже мне, нашел образец для подражания!
Но учился Петр быстро. Буквально взрослел на глазах. По крайней мере, я чувствовал разницу между тем царем, с которым познакомился четыре года назад, и нынешним повелителем одной шестой части суши. Или одной седьмой, учитывая, что земель в составе России намного меньше, чем во времена моего детства.
– Я подумаю, – буркнул Петр. И вдруг без перехода сообщил: – Будешь сам старшим наставником моего сына. Но смотри, если что не так…
Вот уж не было печали! Я и своего-то практически не вижу!
Хотя есть надежда, что после победы какое-то время появится. Или даже не время – дел по горло, – но хоть дорог будет меньше, и я ненадолго смогу осесть на одном месте.
– Взяли! – послышался голос Ширяева.
И сразу стало не до отвлеченных проблем. Недоглядишь – еще попортят оболочку. Но и держать корабли на открытом воздухе рискованно. Парусность у корпусов большая, а Прибалтика всегда славилась своими ветрами. Мало ли что?
Первый налет прошел как по маслу. Ни сучка ни задоринки. Моя крохотная флотилия появилась над Нарвой незадолго до полудня. Я вместе с царем был на «Петре», Ширяев с Меншиковым – на «Павле». Роль механиков исполняли лучшие ученики Ардылова. Между прочим, из дворян. Но не разорваться же моей небольшой команде, стремясь успеть сделать все и сразу! Благо помощь со стороны получить легко. Петр решает такие вопросы в приказном порядке. Взял два десятка недорослей и в приказном порядке приказал им учить матчасть. Кто-то не справился, зато теперь у нас была полудюжина довольно неплохих механиков из числа тех, у кого душа лежала к этому делу. Да и престиж. Это в пехоте надо отслужить солдатом и только потом получить шанс выйти в люди. Здесь после экзамена сразу давался чин поручика воздушного флота. Если же учесть личный состав, который до сих пор нетрудно пересчитать по памяти, причем с перечнем не только фамилий, но и всех личных данных, то недоросли только выиграли. Теперь это были приближенные государя. Жалованье, красивая форма, вес в обществе…
С высоты Нарва была видна как на ладони. Этакий игрушечный городок, покорно ждущий своей участи. Было видно, что гарнизон постарался как-то защититься от егерей. Вдоль стен, там, где стояли многочисленные орудия, торчали щиты, очевидно деревянные. Другие пушки прикрывались мешками с песком.
Но чем они могли помочь в данном случае? Вот именно, ничем.
Мы сделали круг над городскими стенами. Что ж, каждый сам выбирает свою судьбу. А этих храбрецов еще по-хорошему предупреждали!
Ветер был, как по заказу, слабенький. Удерживать дирижабль над целью было легко. Да и цели определены заранее.
Мы обменялись с Петром знаками, выбирая конкретное место, и я, на правах командующего, махнул рукой:
– Начали!
Три пары глаз проводили падающую бомбу. Внизу рвануло пламя.
– Есть! – восторженно выкрикнул Петр, разглядывая разнесенное орудие.
В стороне от находящегося пониже «Павла» отделился темный предмет. Было видно, как дирижабль качнуло и стало поднимать вверх. И новый взрыв предупредил шведов об ожидавшей их участи.
Вот только пушек многовато, часто придется летать. Для тренировки полезно, хотя и утомительно. Зато без потерь.
– Пошла вторая!
Взрыв. Взрыв. Взрыв.
16. Последние дни
Город горел. Не весь, все же дома были каменными, да и пожарные команды старались погасить любой огонь. Тем не менее то один дом, то другой вспыхивал от попавшей ракеты, и горе было тем, кто его населяет.
Кто-то из жильцов погибал при взрыве. Большинство спасалось. Им в чем-то было даже хуже. Хорошо, если взрывом дело и обошлось. По возможности залатаешь крышу или дыру в стене, а нет – постараешься заткнуть ее всеми имеющимися тряпками. А если дом загорелся? Тогда вообще погибнет часть имущества, и дальше живи как знаешь. А на дворе, между прочим, поздняя осень, фактически – зима.
Горн попытался запретить жителям разжигать в домах огонь. Да где там? Пусть печи и камины, разрушаясь, влекли за собой пожары, но и сидеть в холоде никто не хотел.
Зато сколько было криков! Женщины буквально не давали коменданту дороги, окружали его, требовали немедленной сдачи. Приходилось повсюду ходить с охраной, но и лица солдат были недовольными. Хотя они пока молчали.
То и дело над Нарвой появлялись дирижабли. Зависали над стеной, сбрасывали бомбы, расчетливо уничтожая орудия. Не было никаких средств бороться с воздушной напастью. Нервы у людей не выдерживали. Стыдно сказать – храбрейшие солдаты при пролете дирижаблей торопливо бежали прочь от стен, не дожидаясь сброса бомб. Хоть штурмуй в это время – некому будет встать грудью на защиту твердыни.
Но на штурм русские упорно не шли. Они вновь и вновь выдвигали стрелковую цепь. Пользуясь бегством защитников, разворачивали ракетные установки, давали по городу несколько залпов и отходили прочь. Напрасно Горн пытался объяснить солдатам замеченный им факт – московиты никогда не стреляли, пока дирижабли не отходили чуть в сторону. Страх солдат перед небесными чудовищами был настолько велик, что лишь отдельные храбрецы находили в себе мужество, не дожидаясь окончательного отлета дирижаблей, подняться на стены и попытаться угостить бомбой или ядром обнаглевших ракетчиков.
Дирижабли избрали своей целью лишь артиллерию. Только раз один из них сбросил бомбу на проходивший улицей строй солдат. Даже видавший виды Горн морщился при одном воспоминании об открывшемся ему зрелище. Вся улица была покрыта кусками человеческого мяса. Один дом рухнул, на печной трубе другого повисла чья-то оторванная рука.
Но это – один-единственный раз. Ракеты же летели, не разбирая цели. Даже ночью от них не было никакого покоя. Тишина, темнота, и вдруг во мраке вспыхивает пламя, несется на город, а дальше – кому как повезет. Нападавшим-то проще. Подошли под прикрытием ночи, город велик, куда-нибудь всегда попадешь. А в ответ даже целиться бесполезно. Ракетчики сделали свое дело да ушли.