Невысокого роста, с ясными, чуть припухшими глазами, Пелагея Лукьяновна жила в своем домишке на отшибе, сторонилась людей и сама на себя работала.
У нее и поселила Марфа казака со своим дружком.
Днем Лазо со Степаном бродили по тайге, а ночью, приблизившись к дому Пелагеи, долго озирались. Первым в дом входил Степан, а через несколько минут в морозном воздухе проплывал тоненький, как звук металлической струны, свист — по этому сигналу входил и Лазо.
Пелагея Лукьяновна ни о чем их не расспрашивала, и Лазо это нравилось. На столе их дожидался чугунок с горячим картофелем и две кружки чая. Еще в первый день Безуглов сговорился с Пелагеей: «Когда ночью будем возвращаться из тайги, приготовь нам чего-нибудь, а мы тебя в будущем году отблагодарим по-царски». Лазо и Степан ели, не зажигая огня, стелили на полу свои тулупы и засыпали до рассвета. А чуть свет — уходили обратно в тайгу.
Безуглов ходил в разведку один, и все безуспешно. Чтобы замести следы, он договорился с Пелагеей Лукьяновной — если про него спросит Марфа, то сказать: «Ушел в тайгу и не вернулся». Лазо занимала лишь одна мысль: как уехать из Рухлова в большой город. Ему хотелось вернуться в Читу либо в Иркутск и там связаться с подпольным комитетом партии. Но для этого нужно было раздобыть подложный паспорт, сбрить бороду, усы и рискнуть пробраться в железнодорожный вагон. Труднее всего было заполучить паспорт, помочь мог только близкий человек, имевший доступ в полицию.
Возвращаясь как-то темным вечером из тайги, Лазо и Безуглов услышали шаги и притаились за лабазом, стоявшим близ поселкового базара. Мимо прошли мужчина с женщиной. Мужчина, как показалось Лазо, заметил их, но не подал виду и зашагал быстрей, увлекая за собой спутницу.
Над станцией, где небо было землисто-черным, поднимался двурогий молодой месяц.
Дома Лазо был в этот вечер молчалив. Молчал и Степан. Укладываясь спать, он не выдержал и сказал:
— Когда прятались за лабазом и прошли те двое, хотел крикнуть: «Олюшка!»
В тишине раздался тяжелый вздох Лазо:
— Видно, погибла Олюшка…
— Рано убиваешься, Сергей Георгич, может, она таится, как мы.
— Ты так думаешь?
— Беспременно.
Лазо приятно было слушать Степана, он даже попытался уверить себя, что повстречавшаяся им женщина в белом полушалке была такого же роста, как Ольга, и он спокойно заснул, подложив руку под щеку.
Ольга приехала в Рухлово в сумерках. Падал мягкий снежок, застилая крыши домов, дорогу, заборы. На телеграфных проводах сидели, нахохлившись, галки. Прохожих на улице было мало. Ольга остановила пожилую женщину, вышедшую со двора с пустым ведром на улицу, и спросила, где живет вдова Никитина. Женщина подумала и ответила:
— Сама не найдешь, я тебя маленечко провожу.
Они прошли шагов двести, и женщина показала на старую, покосившуюся хибарку.
— Вот тут, — и ушла, бренча дужкой ведра.
Агеев оказался дома. Он спал, и Никитина, худая и сутулая женщина, не хотела его будить. «Двое суток не спал, — оправдывалась она, — придешь в другой раз». Под конец Ольга ее уломала. Никитина отдернула ситцевую занавеску, за которой спал Агеев, и тихо позвала:
— Степан Степанович!
Агеев спросонья промычал:
— Неужто на дежурство?..
— Вас какая-то барышня спрашивает.
С Агеева сон будто рукой сняло. Он вскочил и, приглаживая растрепавшиеся волосы, вышел из-за занавески с припухшими веками и сразу узнал при свете лампы Ольгу Андреевну.
— Во сне я вас вижу или наяву? — спросил он, придя в себя. — Ущипните, бога ради.
— Это я, Агеюшка!
Ольга Андреевна назвала его так потому, что знала только фамилию, но не знала имени, а хотелось сказать этому преданному человеку ласковое. Агеев, не обратив внимания на необычное обращение, несказанно обрадовался тому, что жене Лазо удалось вырваться из рук японцев и семеновцев.
— Убежали?
— Отпустили.
— А где он?
Ольга Андреевна поняла, о ком спросил Агеев, но сделала вид, что не расслышала, и, поглядывая на Никитину, сказала:
— Хотела посоветоваться с вами.
— Присядьте, Ольга Андреевна, — предложил Агеев и, пододвинув ей стул, уселся сам. Повернувшись к Никитиной, он застенчиво спросил:
— Нельзя ли, Екатерина Ниловна, чайку согреть, напоить жену моего товарища, да и сам я не прочь.
Хозяйка нехотя вышла в сени. Воспользовавшись ее отсутствием, Ольга Андреевна быстро заговорила:
— Меня отпустили, но потом опомнились и стали разыскивать. Помогла мне уехать Леночка, дочь Гука. Не будь ее, не знаю, что было бы.
— Спать будете здесь, — перебил Агеев. — Хозяйка хорошая, не выдаст, сын ее в Красной Армии. Где главком?
— В тайге.
— Это правда?
— Почему вы мне не верите? — По лицу Ольги пробежал заметный испуг, и она задрожала мелкой дрожью, словно от сильного возбуждения. — Быть может, вы что-нибудь знаете?
Агеев замялся и пробормотал что-то невнятное, но Ольга, сняв с головы полушалок, решительно спросила:
— Вы остались таким, каким были?
— Умру таким.
— Тогда говорите, что знаете. Ведь он в тайге дожидается меня.
— Давно вы оттуда? — спросил Агеев.
— В пятницу второй месяц пошел, а нынче понедельник.
— Видите ли, в чем дело, Ольга Андреевна. Я познакомился здесь с одним казаком из Аргунского полка. По правде сказать, сам он ко мне пристал…
— Как его фамилия? — спросила Ольга.
— Иннокентий Стахеев.
— Стахеев, — повторила задумчиво Ольга, — не помню такого.
— И я его не знал. Он молодой, высокий, охотник до всяких рассказов. Встретил он меня однажды на улице и тихо говорит: «Ну и отчаянный ты человек, ведь под Мациевской тебя смерть ждала». Я испугался и отвечаю: «Обознался ты, парень, сроду в Мациевской не бывал». А он смеется и говорит: «Когда ты спрыгнул с паровоза, ребята сказали — одни кости останутся! Подскакал я к тебе на коне, а ты живой». Вижу я, что не откручусь от него, и прямо спрашиваю: «Переметнулся к чужакам?» А он рассердился и отвечает: «Я за такие слова могу и без шашки голову снять». Стали мы с ним встречаться, вижу — честный, хороший парень, в бой рвется, не знает, что делать. И вот на прошлой неделе он мне сказал: «Встретил своего командира Степана Агафоныча, а тот говорит, что Лазо большую силу собирает против японцев». Повел он Степана Агафоныча к Иванцову, — тут такой железнодорожник живет — и оставил его там, а когда вернулся, ему Иванцов и говорит: «Ушел твой дружок обратно в тайгу».
Ольга Андреевна напряженно слушала Агеева, и тысяча мыслей роилась в голове. Сначала она решила, что Лазо, не дождавшись ее возвращения, послал Степана в разведку, но уже в следующую минуту ей показалось вероятным, что вместе со Степаном пришел и Лазо. Но почему этот Стахеев повел Степана на квартиру к Иванцову? Кто этот Иванцов? И почему Степан ушел обратно в тайгу?
В комнату возвратилась хозяйка. Ольга, стараясь быть приветливой, спросила у нее:
— Можно у вас умыться?
— Идите, барышня, в сени, там вода. А может, подождете, скоро самовар подоспеет, тогда теплой умоетесь.
— Спасибо, Екатерина Ниловна, я подожду.
Хозяйке понравилось, что гостья назвала ее по имени и отчеству. Порывшись в кухонном столе, она снова ушла в сени.
— Скажите, Агеев, когда Стахеев вам об этом рассказал? — спросила Ольга Андреевна.
— На прошлой неделе.
— Вы этого командира сотни знаете?
— Нет.
— Не он ли приезжал к вам в Оловянную?
Агеев напряженно стал припоминать.
— Имени его не помню, а по фамилии, кажется, Безуглов.
— Вот он-то и есть Степан Агафонович, о котором вам говорил Стахеев.
— Так вот оно что! Разве он поехал с вами в тайгу?
— Поехал.
— И с ним остался там главком?
— С ним и еще с другими.
Агеев поспешно встал из-за стола.
— Пойдемте к Иванцову! — предложил он.
— Не испугается ли он?
— Свой, железнодорожник, чего ему пугаться.
Проходя по улице, Агеев и Ольга Андреевна одновременно заметили в темноте двух мужчин, подозрительно притаившихся за лабазом, стоявшим близ поселкового базара. Ольга вздрогнула. Но Агеев предупредительно ухватил ее за локоть и повел дальше, давая понять, что не надо обращать внимания и даже оглядываться.
Иванцова и его жену Марфу Лукьяновну они застали дома. У хозяина лоб был в пятнах, а губы толстые, словно опухшие. Он сидел, положив большие волосатые руки на стол, и смотрел на пришедших тяжелым, свинцовым взглядом.
Первым заговорил Агеев.
— Извини, Сергей Кузьмич, что потревожил тебя. Час, правда, не поздний, но время тревожное. Знаю тебя больше понаслышке, люди про тебя плохое не говорят, даже хвалят, — видно, заслужил…
— Со мной лазаря петь нечего. И похвала твоя мне не нужна. Скажи, зачем пожаловал? — перебил его Иванцов.
— Я пришел к тебе не с камнем за пазухой, а посоветоваться.
— Тогда садись! — И, слегка повернувшись в сторону Ольги, добавил: — И вы садитесь. Марфа, принеси-ка стулья!
Когда все уселись, Агеев, все еще поправляя волосы после сна, снова заговорил:
— Таить не буду, все расскажу как есть. Эта женщина, — он кивнул в сторону Ольги, — приходится сестрой одному казаку. Казак тот воевал за советскую власть против Семенова. Когда красным пришлось отступить, казак ушел в тайгу. Намедни я повстречал другого казака, Стахеева, ты его, Сергей Кузьмич, знаешь, а он меня знает и рассказал, что мой старый дружок, брат этой женщины, заходил к тебе, и ты его…
Иванцов терпеливо слушал Агеева, словно тот рассказывал историю своей жизни, но когда Агеев намекнул на то, что казак нашел себе приют именно в его, Иванцова, доме, Сергей Кузьмич склонил голову набок, словно так ему удобнее было рассматривать рассказчика, и не спеша ответил по слогам:
— Ни-ко-го я не пря-тал.
— Стахеев-то приводил к тебе казака?
— Приводить — приводил, а кто он, казак или золотарь, мне почем знать?
— Колючий нынче народ пошел, — заметил Агеев.