Как специалист по анализу неполадок, профессор, скажите, я не прав?
– Прав… Но ты не мог этого знать, Майлз.
– О, но ведь мог и знать. В этом-то все и дело. Но я не сделал тогда то, что должен был, потому что не хотел, чтобы казалось, будто я злоупотребляю данной мне властью Имперского Аудитора или использую ее как дубинку. Особенно здесь, на Комарре, где все с меня, сына Мясника, глаз не спускают, ожидая, что я стану делать. А кроме того, я большую часть жизни сопротивлялся власти и вдруг оказался сам этой самой властью. Вполне естественно, я несколько растерялся.
Рива прижала ладонь ко рту. Никаких покраснений на внутренней стороне запястья не оказалось. Отлично. Майлз вернулся к столу и взял инъектор.
– Лорд Форкосиган, я не даю на это согласия, – резко заявила Рива, когда он приблизился к ней.
– А я его и не прошу, доктор Рива. – Он прикрывал правую руку левой, как при драке на ножах. Инъектор коснулся кожи женщины, когда та, отвернувшись, начала вставать. – Чтобы не ставить перед жестокой дилеммой.
Рива осела на стуле, уставясь на него во все глаза. Рассержена, но не в отчаянии. Погружена в собственные мысли. Прекрасно. По крайней мере это избавило их от неловкой сцены, если бы ему пришлось гоняться за ней по всей комнате. Даже в ее возрасте она скорее всего легко убежала бы от него, если бы действительно хотела это сделать.
– Майлз, – с опасной ноткой в голосе начал профессор, – это может быть твоей привилегией как Аудитора, но лучше бы тебе объяснить.
– Вряд ли это привилегия. Скорее долг. – Майлз посмотрел в глаза Ривы, когда ее зрачки расширились и она полностью расслабилась. Он не стал прибегать к стандартному началу допроса, как обычно делается в ожидании, пока наркотик начнет действовать, а лишь наблюдал за ее губами. Сжатые в ниточку губы женщины медленно расплылись в обычной суперпентотальной улыбке. Но глаза ее оставались более сосредоточенными, чем у большинства оглушенных наркотиком людей. Майлз готов был биться об заклад, что при желании она запросто превратит допрос в затяжной бег по кругу. Так что ему придется попотеть, чтобы сделать этот бег как можно короче. А самый короткий путь по враждебному графству – три четверти периметра.
– Профессор Фортиц поставил перед вами очень интересную проблему, – заметил Майлз. – Это в некотором роде привилегия – принимать участие в ее решении.
– О да! – охотно согласилась доктор Рива. Затем улыбнулась, нахмурилась, руки ее нервно задергались, потом на лице снова появилась улыбка.
– За такую работу, если будет результат, можно получить премию и членство в академии.
– Даже лучше, – заверила она его. – Новые открытия в физике совершаются раз в жизни, и, как правило, тогда, когда ты либо слишком молод, либо слишком стар.
– Странно, но нечто подобное я слышал от военных. Но разве не Судха снимет все сливки?
– Сомневаюсь, что это идея Судхи. Готова поспорить, все сделал его математик, Каппель, или, возможно, бедолага Радоваш. Открытие должно носить имя Радоваша. Он за него отдал жизнь.
– Мне бы не хотелось, чтобы еще кто-нибудь за него отдал жизнь.
– Конечно, – охотно согласилась она.
– Повторите, пожалуйста, как, вы сказали, это называется, доктор Рива? – Майлз постарался задать вопрос с интонацией озадаченного студента. – Я не понял.
– Технология свертывания п-в-туннелей. Хотя должно найтись название получше. Наверняка ваш доктор Судха называет это как-то короче.
Лорд Аудитор Фортиц, до сего момента наблюдавший за ними со скрытым неодобрением, медленно выпрямился. Зрачки его расширились, губы безмолвно шевелились.
В последний раз Майлз испытывал такое неприятное чувство в желудке, когда десантировался в бой с небольшой высоты. Технология свертывания п-в-туннелей? Неужели это означает то, о чем я думаю?
– Технология свертывания п-в-туннелей, – ровным тоном повторил он в лучшем стиле ведения допроса с суперпентоталом. – П-в-туннели свертываются сами, но я сомневаюсь, что люди могут заставить их это сделать. Разве для этого не требуется колоссальная энергия?
– Похоже, они нашли способ. Резонанс, пятимерный резонанс. Рост амплитудных колебаний, понимаете? Это закроет п-в-туннель навсегда. Сомневаюсь, что обратный ход возможен. Это антиэнтропийно.
Майлз глянул на Фортица. Профессору ее слова явно что-то говорят. Отлично.
Доктор Рива медленно взмахнула руками.
– Все выше, выше и бум! – Она хихикнула. Очень суперпентотальное хихиканье – той тревожной категории, означавшей, что на каком-то уровне своего оглушенного наркотиком мозга она вовсе не хихикает. А кричит. Как Майлз когда-то… – Только вот дело в том, – добавила она, – что что-то тут не так.
Это не ложь. Майлз вернулся к столу и взял инъектор с антидотом.
– Хотите что-нибудь еще узнать, пока она под действием наркотика? – спросил он профессора. – Или пора возвращать ее в нормальное состояние?
Фортиц, чей взгляд оставался отсутствующим, будто он усиленно размышляет над только что услышанной революционной идеей, посмотрел на глупо улыбавшуюся Риву.
– Думаю, нам понадобятся все имеющиеся в наличии мозги. – Он сморщился, как от боли. – Вполне понятно, почему она не очень хотела поделиться с нами своей теорией. В случае, если догадка верна…
Майлз со вторым инъектором подошел к Риве.
– Это антидот. Он нейтрализует наркотик в вашем организме буквально за минуту.
К его немалому изумлению, женщина остановила его:
– Подождите. Я поймала. Я почти вижу это мысленно… Как видеоизображение… энергия перетекает, течет… поле… погодите.
Закрыв глаза, она откинула голову, тихонько выстукивая ногами ритм по полу. Улыбка появлялась и исчезала, появлялась и исчезала. Наконец, резко открыв глаза, она вперилась в Фортица.
– Ключевое слово – эластичный возврат, – провозгласила она. – Запомните.
Переведя взгляд на Майлза, женщина протянула руку.
– Теперь можете вводить, милорд. – Она снова захихикала.
Майлз прижал инъектор к голубой вене на протянутой руке. Послышалось шипение. Отвесив ей странный полупоклон, он отошел и стал ждать. Расслабленное тело доктора Ривы напряглось, она зарылась лицом в ладони.
Примерно через минуту она, моргая, подняла голову.
– Что я только что сказала? – обратилась она к Фортицу.
– Эластичный возврат, – ответил он, пристально глядя на нее. – Что это значит?
Некоторое время она молчала, изучая взглядом свои ноги.
– Это значит… Что я скомпрометировала себя ни за грош. – Рива горько поджала губы. – Агрегат Судхи не сработает. Или не сработает, чтобы свернуть п-в-туннель.
Она выпрямилась, встряхнулась и потянулась, чтобы размять занемевшее от наркотика тело.
– Я думала, меня от этой штуки затошнит.
– Реакция бывает самая разная, – пояснил Майлз. Хотя никогда не видел такой реакции, как у нее. – Одна женщина, которую мы недавно допрашивали, сказала, что почувствовала себя отдохнувшей.
– Этот наркотик произвел удивительнейший эффект на мое внутреннее видение. – Она глянула на инъектор с оценивающим уважением. – Возможно, я как-нибудь воспользуюсь им для дела… – Хотелось бы мне при этом присутствовать. Майлз внезапно представил себе, как воспользуется наркотиком, чтобы подстегнуть свою интуицию – это же мгновенное озарение! – но тут же вспомнил, что на него – увы! – суперпентотал оказывает совсем другое действие… Рива посмотрела на Майлза. – Если когда-нибудь вылезу из барраярской тюрьмы. Я арестована?
Майлз пожевал губу.
– За что?
– Разве это не нарушение клятвы верности и неразглашения?
– Вы не нарушили клятвы о неразглашении. Пока. Что же до другого… Нечто может стать просто потрясающе невидимым, если два Имперских Аудитора заявят, что ничего не видели.
Фортиц внезапно улыбнулся:
– Кажется, вы давали клятву говорить правду, лорд Аудитор?
– Только Грегору. А что мы говорим остальному миру – это тема с вариациями. Просто мы этого не рекламируем.
– Это, увы, чистая правда, – вздохнул Фортиц.
– Как вы объясните Имперской безопасности нехватку одной дозы?
– Во-первых, я Имперский Аудитор и не обязан никому ничего объяснять. А меньше всего – Имперской службе безопасности. Во-вторых, мы использовали ее экспериментально, чтобы подстегнуть деятельность мозга. Что, на мой взгляд, чистая правда, так что я с полным правом собираю свой урожай.
Рива расцвела в искренней, несколько смущенной и удивленной улыбке.
– Понимаю. Кажется.
– Короче, ничего этого не было. Вы не арестованы, и у нас впереди куча дел. Хотя не сочтите за труд, удовлетворите мое любопытство, прежде чем я позову обратно наших младших коллег, – изложите вкратце вашу логическую цепочку. Только не в математических терминах, пожалуйста.
– А это пока что исключительно в нематематических терминах. Хотя если я не смогу подвести под это реальные цифры, то… что ж, тогда придется отбросить данную версию как забавную галлюцинацию.
– Когда вы на нас это вывалили, то казались довольно уверенной.
– Я была ошарашена. Не столько убедительна, сколько обалдевшая.
– Но обнадеженная?
– Ну… не знаю толком… – Она покачала головой. – Я вполне могу ошибаться, и не в первый раз. Но вы знакомы, я полагаю, с примерами обратной связи в резонансных явлениях. Усиление звука, например?
– Да, пронзительный визг.
– Или чистая нота, от которой разлетается стекло. А что касается предметов, то вам известно, почему солдаты не ходят в ногу по мосту? Чтобы от резонанса не рухнул мост.
– Даже как-то лично наблюдал такое, – ухмыльнулся Майлз. – В этом принимали участие взвод императорских скаутов на параде, деревянный мост и мой кузен Айвен. Двадцать несносных мальчишек-подростков ухнули в ручей. – И добавил специально для профессора: – Мне они не позволили идти с ними, потому что, как они заявили, мой рост нарушает их стройные ряды. Так что я любовался парадом, сидя на скамейке. Это было великолепно! По-моему, мне было тогда лет тринадцать, но эти воспоминания я буду лелеять и холить до самой смерти.