– Пожрать принеси, – бросил ему Червонец, не отрывая своего взгляда от карьера.
Пришлось Пружине подчиниться. Он отошел ко второму джипу, немного поговорил с ребятами, которые пока еще тоже не понимали, какая именно задача возложена сегодня на них, затем поднял заднюю дверцу джипа и извлек большую плетеную корзину, накрытую белой полотняной салфеткой. С такой обычно выезжают на пикник.
Червонец терпеливо ждал, пока его люди расстелют на земле скатерть, предварительно собрав из-под нее шишки, расставят еду, пластиковые одноразовые тарелки, стаканчики. Он любил повсюду устраиваться с комфортом и жалел только об одном: нельзя сейчас включить музыку и выпить спиртного. Это сняло бы стресс. Но он никогда не ходил на дело под градусом. Единственное, что сегодня Червонец позволил себе выпить – это минералку и апельсиновый сок.
Мужчины уселись на траве, подстелив куртки, благо солнце еще светило, согревая их, и принялись есть. Червонец с отвращением смотрел, как его люди жадно поглощают пищу, забывая о существовании вилок, ножей, причмокивая, отрыгивая. Сам-то он ел так, словно сидел в первоклассном ресторане, хотя и орудовал всего лишь пластиковым ножом и пластиковой вилкой. Все было подано в холодном виде: копченое мясо, лаваш, помидоры, перец. Все в упаковке, прямо из магазина.
– Эх, пивка бы! – мечтательно проговорил Дулеб, с отвращением отпивая полстакана минералки.
– А чем тебе минеральная вода не нравится? – спросил Червонец.
– Газированная, от нее живот пучит.
– Пучит – так отойди подальше от стола.
– Все равно ветер от вас ко мне дует, – осклабился Дулеб, поджимая под себя ноги и устраиваясь по-турецки. – Запах несет.
В правой руке он держал надкушенный кусок мяса, в другой пластиковый стакан, неумело, тремя пальцами, рискуя его смять и разлить воду на скатерть.
– А то от пива у тебя не пучит – тоже ведь, газы!
– Не знаю, – пожал плечами Дулеб. – Вот шампанское, лимонад всякий только выпью – сразу живот как барабан натянутый делается. А от пива – никогда.
Червонец, продолжая беседовать, то и дело поглядывал на карьер. Экскаваторы уже закончили работу. Еще приходившие с отсыпки машины продолжали наполнять песком мощный, польского производства, погрузчик с широким ковшом. «Сталева Воля» – чернела на его капоте надпись. Самосвалы, наполненные желтым песком, медленно взбирались по крутому подъему и исчезали за лесом. Два длинных тяжелых грейдера утюжили дорогу, заравнивая глубокую колею. А экскаваторщики тем временем, собравшись у автобуса, попивали пиво прямо из горлышек и с нетерпением поглядывали на часы, – Что-то задерживаются они сегодня, – наморщил лоб Дулеб, – раньше в это время уже в автобус садились.
– Ничего, и сейчас сядут, – спокойно сказал Червонец, глядя на то, как бульдозерист закрывает кабину и спешит к своим приятелям.
На бочке поблескивало еще четыре бутылки пива. Вскоре в карьере заглох и последний двигатель. Желтый погрузчик величиной с двухэтажный дом замер у вагончиков. Механизатор старательно закрыл дверь на большой навесной замок и спустился по лестнице. Стало так тихо, что можно было расслышать, о чем говорят рабочие. Они собрались возле автобуса и на чем свет стоит клеймили сторожа, который опаздывал.
«Этого мне еще не хватало! – подумал Червонец. – Как всегда, все решает самый маленький человек».
Но сегодня Червонцу везло, стоило ему о чем-то подумать, начать беспокоиться, как тут же предмет беспокойства устранялся сам собой.
Послышалось стрекотание мотоциклетного двигателя, и в карьер вкатилась ярко-красная двухместная инвалидная коляска. Остановив свою почти игрушечную машинку возле вагончика прорабской, из нее выбрался, опираясь на костыли, сухощавый парень-инвалид, работавший здесь сторожем. Он выглядел настолько жалко, что никто из рабочих не посмел повторить хотя бы пару слов из тех, которые звучали совсем недавно в его адрес. Ему даже сунули в руки бутылку с пивом.
Автобус тут же наполнился людьми, посигналил и выехал из карьера. Парень понадежнее воткнул костыли в песок, оперся о них локтями и вытащил из внутреннего кармана бутылку водки. Белая бутылка стала рядом с зеленой, пивной, и сторож какое-то время глядел на них, словно выбирая, с какой начать. А затем забрал их обе и, цепляясь за перила, шаркая каблуками по ступенькам, забрался в вагончик прорабской.
– Ждем еще пятнадцать минут, – проговорил посерьезневший Червонец, – и идем вниз.
– А почему пятнадцать? – поинтересовался Тхор.
– Если вдруг окажется, что один из самосвалов задержался на отсыпке, то он успеет сюда приехать. Червонец отодвинул манжет и засек время. Ровно через пятнадцать минут он подал команду:
– Дулеб и Тхор со мной. И ты, Пружина, тоже. А вы готовьтесь к отъезду. Если что – связь по рации.
Выбрав более-менее удобный спуск, Червонец, скользя на глине, увязая в рыхлом песке, принялся спускаться. На эту стену карьера выходила лишенная окон стена вагончика прорабской, и поэтому сторож не мог их видеть. Вскоре все четверо оказались внизу и, обойдя оказавшееся вблизи довольно большим озерцо с холодной водой, очутились возле выстроенных в ряд вагончиков-бытовок.
– Посмотри, – бросил Червонец Дулебу.
Тот, пригнувшись, подобрался в вагончику и осторожно посмотрел в окошко. Он увидел парня-инвалида, сидевшего на грязном давно не крашенном стуле. Перед ним на столе, на разостланной газете, лежали два помидора, кусок сала, разрезанная пополам ножом луковица и четверть буханки хлеба. Водка уже оказалась открытой, и сторож успел выпить четверть содержимого бутылки. На тумбочке в углу стоял большой старый черно-белый телевизор, по которому шел такой же старый, как и сам телеприемник, фильм про войну.
Парень макнул в горку соли узкую, как ущербная луна, дольку репчатого лука и захрустел ею. Дулеб, убедившись, что в вагончике никого, кроме сторожа, нет, снова присел и, повернувшись к Червонцу, показал один указательный палец. А затем щелкнул себя по горлу, мол, один и пьет.
Червонец кивнул и сделал знак рукой Тхору, приказывая следовать за собой. Они втроем – Червонец, Тхор и Дулеб – взошли на крыльцо и исчезли в вагончике. Сторож, заслышав, как хлопает входная дверь, повернулся на стуле, предварительно спрятав бутылку с водкой возле тумбочки ободранного письменного стола, заваленного бумагами карьерного мастера.
Он с недоумением уставился на трех вошедших мужчин, видел он их впервые в жизни. Сторож прекрасно знал, что ничего ценного в прорабской не найдешь – разве кого заинтересует нивелир, который при желании можно толкнуть баксов за семьдесят, не больше. Ну, еще допотопный калькулятор, способный заинтересовать разве что деревенских школьников. А добитый телевизор страшно было даже тронуть с места, того и гляди развалится.
– Сторожишь? – ухмыльнулся Червонец и щелкнул пальцами.
Дулеб с ехидной ухмылкой на губах стал подбираться к сторожу.
– Что вам надо? – забеспокоился молодой человек, подпихивая костыли себе под мышки и пытаясь подняться со стула.
– Воды попить, – смеясь, произнес Дулеб.
– Да, водички бы нам попить, – смеясь, как эхо, повторил Тхор.
И хоть была понятна полная нелепость этой фразы, лица бандитов не оставляли сомнения, что пришли они совсем не за водой, в душе сторожа родилась надежда.
– Вода – вон она, в предбаннике, в ведре…
И он уже приподнялся на костылях, когда Дулеб толкнул его в грудь. Парень рухнул на стул. Один из костылей упал на пол, и Тхор тут же прижал его ногой к пузырчатому линолеуму.
– Да не дергайся ты! – шепотом проговорил Червонец, поближе нагибаясь к инвалиду.
– Я вас не знаю! – почему-то прикрывая руками именно грудь, отвечал сторож.
– А нам и не надо, чтобы ты нас знал. Правда ведь, ребята? – Червонец посмотрел налево, направо, весело перемигнулся со своими приятелями.
Времени у них было еще много и они могли позволить себе покуражиться. Только сейчас сторож вспомнил о рации, прикрепленной ко внутренней стороне тумбочки письменного стола. Она служила для связи с базой строительной организации. Время стояло еще не позднее и можно было надеяться, что кто-нибудь из механиков или инженеров планового отдела задержался на работе, чтобы выпить стаканчик-другой. Но тут же сторож вспомнил, сколько раз ему приходилось даже средь бела дня, в выходные, когда по инструкции кто-нибудь обязан дежурить на базе, взывать в микрофон рации, а эфир отвечал ему молчанием.
«Нет, не успею, – подумал парень. – Можно, конечно, попробовать ухватиться за стол, подняться, обойти его и крикнуть в рацию. Максимум секунды три у меня будут, но никак не больше. Может, попытаться выполнить их требования и меня оставят в покое? Что же им нужно? Это не деревенская шпана… Судя по всему люди состоятельные и далеко не бедные».
Но тут мысленные рассуждения сторожа вновь прервал Червонец:
– Водочку, значит, пьешь на рабочем месте, а? – и он, нагнувшись, ловко подхватил бутылку за горлышко, поднес ее к свету. – Платят, наверное, тебе много, раз не только на бензин для твоей колымаги хватает, но и на белую?
Или праздник сегодня?
– Платят… – растерянно проговорил сторож.
Червонец чуть заметно подмигнул левым глазом Тхору. Тот, уже не раз действовавший вместе со своим хозяином, прекрасно знал, что от него требуется. Он одним прыжком оказался возле сторожа и заломил ему руки за спину. Затем схватил за волосы и запрокинул голову.
– Да я что.., я ничего… – испуганно затараторил парень, – берите что надо, я и милицию вызывать не буду. Скажу, мол, пьяный был, ничего не помню…
– Не нравишься ты мне, – прошипел Червонец и двумя пальцами сдавил основание челюсти сторожу. Его рука была крепкая, как металлические щипцы.
Тхор развернул инвалида и повалил его спиной на стол. От боли парень раскрыл рот, но закричать не успел. Червонец, высоко подняв бутылку с водкой, стал вливать спиртное ему в рот. Парень задыхался, закашливался, пытался вырваться, но все тщетно. Тхор не выпускал его рук, держа за волосы прижимал голову к покрытой толстым стеклом столешнице. А Червонец крепко сжимал основание челюстей.