Схватив парня за шиворот, Борис Рублев поднял его и опустил. Обезумевший от страха Гришан принялся отжиматься, боязливо поглядывая на комбата.
– А вы все – считать! Пять, шесть… – гремел голос Рублева.
Сперва нерешительно, а затем более стройно девушки и парни принялись считать отжимания своего приятеля. Никто из них ровным счетом не понимал, что происходит, но по виноватому лицу Валика становилось ясно, он за что-то наказан. Справедливо наказан или несправедливо – это уж другое дело.
А экзекуция тем временем продолжалась.
– И будешь у меня отжиматься до тех пор, пока не скажешь, кому загнал машину.
Парень уже хрипел, с его губ на пол падали хлопья слюны, пот проступил даже через рубашку.
– Не могу! Не могу больше! – простонал он и лег на пол.
– Я тебе сейчас сделаю – через не могу! – комбат схватил его за ухо и потянул вверх.
Гришану ничего не оставалось как отжаться на дрожащих руках. Затем комбат потянул ухо вниз.
– Пустите! Пустите!
– Упал – отжался!
– Тридцать, тридцать один, тридцать два… – звучали голоса в комнате. В них уже звучал азарт, словно Гришан шел на побитие рекорда.
– Кому? Кому загнал машину? – комбат не выпускал из пальцев ухо.
– Отдохнуть дайте! – прерывисто дыша, просился Гришан.
– Отдохнешь потом.
– Все, все расскажу! – парень упал на пол и тут же поджал под себя ноги, словно хотел сделаться маленьким и незаметным, будто так комбат мог его и не отыскать.
– Так, у тебя две минуты, – произнес Борис Рублев. – Может, еще охладишься? – спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил со стола пластиковую бутылку с газированной минералкой. Потряс ее, отвинтил крышку, но не до конца. Тонкими шипящими струйками жидкость вырвалась наружу.
Гришан провел грязными ладонями по лицу и несколько раз глубоко вдохнул.
– Не бойся, дышать тебе не запрещу, – усмехнулся комбат и постучал пальцем по циферблату своих часов. – Тридцать секунд у тебя осталось.
Парень уже не видел рядом с собой никого из своих приятелей и подруг, он видел только лицо усмехающегося комбата и понимал, с таким шутки шутить нельзя. Лучше сразу ему выложить все, что знаешь, признаться во всех смертных грехах, но только не врать. Такие люди, как он, за километр вранье чуют, их не проведешь.
Валик поднялся, отряхнул с колен джинсов пыль, подсел к столу, трясущейся рукой налил себе треть стакана водки и жадно выпил его мелкими глотками. Слышно было, как постукивают его зубы о край стакана.
– Слушаю тебя.
От голоса комбата Гришана даже передернуло. Он сжал кулаки, ударил ими по столу. Зазвенела посуда.
– Слушаю, – повторил Рублев.
– Значит, так, – протяжно цедя слова сквозь зубы, говорил парень. – Уж не знаю, кто вы и откуда, но мужик крепкий.
– Не жалуюсь. Но только, парень, запомни: я не баба, чтобы мне комплименты говорить.
– Понял уже.
– Итак, год назад… – напомнил комбат.
– Да. Остановился я на машине возле театра «Балтийский дом».
– Это «Ленком», что ли, по-старому?
– Да. Там еще коммерческий киоск стоит, сигарет купить хотел.
– Что ж, пока верю.
– Подошли ко мне двое кавказцев. Говорят:
«Машина у тебя хорошая».
«Хорошая», – говорю.
«Хочешь продать?»
«Не моя, – говорю, – по доверенности езжу».
«А нам документы и не нужны», – отвечают.
«Как это так?»
«Очень просто. Дай ключи, мы сядем и поедем. А через три дня заявить в милицию можешь, мол, угнали машину. За три дня мы, знаешь как, далеко будем!»
– Получил я от них семь тысяч на руки.
Подействовало, потому что сразу деньги дали.
Сунул им ключи и распрощался с дядечкиной машиной. А потом, как положено, через три дня в милицию заявление отнес, – Гришан замолчал, исподлобья глядя на комбата.
Тот чуть заметно усмехнулся.
– Верите вы ему? – спросил Рублев, обводя взглядом парней и девушек.
Никто из них ответить не решился, лишь одна, сидевшая у телевизора, как-то неопределенно пожала плечами: мол, похоже на правду, я бы, наверное, и сама так сделала.
– Врешь! – уверенно произнес Рублев.
– Ей богу, правду говорю! – Гришан уже занес руку, чтобы перекреститься, но забыл, следует ли сложить три пальца или креститься нужно всей пятерней.
– Не так все было.
– Можете верить, можете не верить, я все сказал.
– Наташа, можно ему верить?
Девушка вздрогнула: комбат впервые вспомнил о ее присутствии после того, как она принесла ему лед.
– Не знаю, – честно призналась она.
– А вот я знаю. Не так было. Во-первых, не стал бы ты деньги брать, не проверив.
– Они новые были, в банковской упаковке, номер за номером, сотки! – убежденно говорил Гришан, размахивая руками.
– Во-первых, в пачке десять тысяч, а тебе столько не дали. А во-вторых, и фальшивые можно подряд напечатать. Так даже легче.
– Не бойся, не из милиции он, – неожиданно для себя самой сказала Наташа.
Ей стало жаль этого парня. Пусть мерзавец, пусть вор, обокравший родственника, но он ей был ближе по возрасту, чем комбат. К тому же женщины обычно жалеют побежденных, ими легче управлять. Победителя можно только боготворить, но вот поверженный воин делается ручным, словно котенок, отлученный от матери-кошки.
– Понял уже, что не из милиции, – мрачно ответил Гришан.
– Вот и скажи, как было. Мы же не в тюрьму пришли тебя упрятать!
– Это тебе надо или ему? – поинтересовался Валик.
– Нам, – ответила Наташа.
– Ну что мне с тобой делать! – проворчал комбат.
– Снова «упал – отжался» или как?
– Черт с вами, ваша взяла. Да, не они ко мне подошли, а я сам. Разговор завел о машине, мол, не купить ли приехали…
– Парень, ты мне сказки не рассказывай.
Это в восьмидесятые годы грузины «волги» сюда покупать приезжали, а теперь времена другие. И только не надо мне задвигать, будто ты их не знаешь. Мне не ты нужен, они нужны.
– Да, – уже махнув на все рукой, – проговорил Гришан, – продал я машину одним дружкам. Но сделал это точно так, как рассказывал. На третий день в милицию заявил, а они ее к тому времени уже на запчасти разобрали.
И концы в вводу.
– Лихо ты! За пятьсот долларов штук семь одним махом заработал!
– Страха много было, – неожиданно признался парень, и у него как будто отлегло от сердца. Наконец-то он сказал правду и вроде бы, как освободился от греха.
– Мастерская-то у них здесь?
– Какая мастерская?
– Та, где они машину разбирали.
– Возле Питера, близко.
– Поехали, – комбат поднялся и двинулся к парню, навис над ним.
Тот инстинктивно хотел попятиться, но поскольку сидел, лишь качнулся на стуле и чудом сохранил равновесие. Глаза его испуганно бегали, он искал поддержки, но теперь не встречал у друзей даже сочувствия.
– Я же не могу их сдать! Что вы! Они же меня потом порешат!
– Брось ты глупости говорить. Порешить крутые могут, твои же приятели не бандиты, а мелкие жулики. А ну, одевайся! – Рублев схватил стул и выдернул его из-под парня.
Тот ухватился за скатерть и вместе с ней съехал на пол. Разбилось несколько бокалов.
Гришан сидел на полу и тер кулаками сухие глаза. – Нельзя мне туда! Нельзя!
– Не на выставку я тебя туда везу! Покажешь, где они, дальше сам разберусь.
Наташа немного боязливо приблизилась к парню и зашептала ему:
– Поднимайся. А то, знаешь, какой он злой бывает – вмиг по стенке размажет! Лучше соглашайся, не то тебе хуже будет.
И странное дело, ее слова подействовали.
Парень вышел в прихожую, следом за ним вышел и комбат. Стал, привалившись спиной к двери, чтобы в случае чего, если бежать попытается, то не выпустить. Путаясь в рукавах, Валик натягивал куртку.
Только тут Наташа поняла, что осталась одна в комнате, одна против всех остальных. Все смотрели только на нее, и она чувствовала эти взгляды.
– Крутой мужик, – наконец сказала девица, расположившаяся у телевизора.
– Крутой, – согласилась Наташа, боком протискиваясь к двери.
– Где такого подцепила?
– Уж так получилось… Я случайно… Не хотела… Ваш приятель виноват…
Наташа сообразила, что портит комбату всю игру. Ей тоже следовало быть гордой, внушать всем страх лишь только тем фактом, что она пришла с Борисом Рублевым. Она чуть не порвала себе куртку, пробираясь между дверным косяком и девушкой с мокрыми волосами. Краем глаза она увидела распахнутую дверь в ванную, где на полу оставалось еще по щиколотку воды. На белом кафеле лежали мокрые трусики и лифчик, черный чулок полупрозрачной змеиной кожей до половины выполз в коридор.
Валик уже собрался. Комбат вновь взял его за предплечье, подвел к двери в комнату.
– Зря вы, ребята, на меня не набросились.
Вас вон сколько, а я один. Затоптали бы, как пить дать, затоптали бы. Верно я говорю?
– Страшно, – признался парень, сидевший на краю стола.
– Думаете, мне не страшно было? Не боятся только дураки.
Наташа уже открыла дверь и звала комбата с лестничной площадки.
– Пошли! Пошли!
Валик исчез из своей квартиры так быстро, словно бы его дернули за невидимую веревочку.
Выбежав во двор, Наташа задрала голову и увидела приплюснутые к стеклу носы. Судя по их количеству, никто вдогонку за внезапно похищенным хозяином не кинулся.
– Сам ты трус, и друзья у тебя трусы.
Комбат втолкнул Гришана на заднее сиденье машины, заблокировал дверцы и вывинтил кнопки.
– А ты, Наташа, сиди и за ним наблюдай, чтобы его на глупости не тянуло. Если что, бери пистолет и стреляй в локоть или в колено, чтобы сустав разнесло.
– Обивку запачкает, – подыграла комбату девушка, хотя почти наверняка знала, никакого пистолета в ящичке перед ней нет.
– Все равно машина краденая, – усмехнулся Рублев, – одним больше, другим меньше.
Наташа приоткрыла ящичек, но так, чтобы Гришан не мог видеть его содержимого. Фонарь, документы, набор отверток. Никаких пистолетов. Наташе даже обидно стало. Ей нравилось то, что этот парень боится ее, к тому же боится до ломоты в костях, до сужения зрачков и постукивания зубами о зубы.