– А ты молодец, центурион, – совершенно серьезно сказал Туманов, глядя на молча уплетающего макароны парня. – Здорово держишься и здорово воюешь, я бы под твое начало пошел, хоть ты и молодой. Я ребятам все расскажу. И славям в моем батальоне тоже… Не волнуйся, я в тебя стрелять не буду, – он снял автомат с плеча и поставил его рядом, прислонив к стенке. – Приказа не было, а даже если бы и был… Да и никто из наших не будет, не дойдет дело. Не настолько же наверху все охренели…
Спустя не столь уж и долгое время Василий Павлович забрал у Ильи пустой котелок и термос, подхватил автомат и, скомандовав второму «мечу», собрался выходить из домика к ожидавшим его у входа ленааа.
– Стой, центурион, а приговор, – придержал его за плечо вскочивший Илья.
– Глаза разуй, – кивнул на окно «меч». – Идет сюда твой приговор, ты с ним и объясняйся. А нам пора.
Илья повернул голову к окну и обомлел. К домику подходила Славя собственной персоной. Одна-одинешенька и с самым решительным видом.
– Все вон! – с порога заявила она, пристально глядя на замешкавшуюся Скаду. Симпантки, повинуясь мысленной команде Ильи, уже выскочили наружу. Скада поспешила последовать их примеру. Дождавшись, как только за ней закроется дверь, Славя решительно повернула задвижку с внутренней стороны.
– Славя! – Илья хотел сказать так много, что в итоге не сказал ничего. Так и замер с полными воздуха легкими, молча глядя на жену. Та была красивая и официальная донельзя в своем парадном бело-голубом мундире. А еще очень зла.
– Сначала официальная часть, дорогой.
– Славя!
– Заткнись и слушай! – Инопланетянка достала листок бумаги. – Особый трибунал трех рас в составе… это понятно, собранный на основании… тут всякие ссылки на законы людей, обычаи славей и ленааа, указы императора и прочую дребедень, слушал дело о… а, вот, постановил: Анечкина Илью Сергеевича по обвинению в аморальном поведении, недостойном звания сына императора: оправдать. Два голоса «за», один голос «против». По обвинению в сотрудничестве с противником: оправдать, три голоса «за». По обвинению в нарушении устава Русской империи и воинских обычаев непосредственных командиров за исключением пункта о неподчинении приказам: оправдать. Три голоса «за». Признать Анечкина Илью Сергеевича виновным в некомпетентности, неподчинении приказам командования, сокрытии важной информации, введении в заблуждение непосредственного руководства: единогласно.
Учитывая прошлые заслуги подсудимого и руководствуясь законами и обычаями трех рас, приговорить Анечкина Илью Сергеевича к увольнению с военной службы во всех трех расах и запретом на восстановление на службе сроком на один год. Приговорить к лишению звания центуриона, оставив право ношения наград и военной формы любой расы союза, но без погон и знаков различия. Из-за отсутствия условий для тюремного содержания приговорить обвиняемого к изгнанию с подконтрольной трем расам территории планеты Ковчег сроком на один год. Пользуясь принципом коллективной ответственности распространить приговор Анечкину Илье Сергеевичу на весь личный состав первого особого батальона трех рас. Приговор понятен, осужденный?
– Так точно, госпожа матриарх!
– И как мы теперь будем жить? А, Илья?
– У меня спрашиваешь? У себя спроси, ты эту бумажку с Ленкой сочиняла. Засунь ее в…
– Молчать! В глаза мне смотри, когда с тобой матриарх разговаривает!
– Славя, не провоцируй… А то и в самом деле посмотрю!
«Проклятый корень стирра, – заметалась в голове дурацкая мысль. – Отличный энергетик, но, славушки, почему вы меня не предупредили об одном его побочном действии… Блин, штаны спереди скоро лопнут».
– Посмотри, – Славя вдруг резко сникла, как будто из надутого шарика выпустили воздух. – Илья, как же я устала от всей этой мути. – Девушка подошла к Илье на два шага вперед и обняла руками за шею. А потом все же заглянула в глаза. Не удержавшись, бывший центурион скользнул в их синие глубины, пытаясь все же не применять няш. Но когда губы Слави нашли его губы, то удержаться от полного проникновения в ее разум не удалось, все прошло само собой. Так же, как не удалось и закрыться от встречного мысленного импульса, почему-то его защита на мгновение дала сбой. А дальше слова были бессмысленны. Он «увидел» Славю, как она есть, всю целиком. А она его. Но не всего, а только те места в его голове, куда Илья ее пустил. Все-таки сейчас парень был в этих делах намного опытнее матриарха.
– Так значит, не было никакой измены, – задумчиво сказал Илья, перебирая волоски на косе Слави. – Политика и интриги. Славя, но почему ты мне не сказала? Из-за твоих мыслей на тему «поберегу Илюшу, он нежный» столько хрени вышло.
– Извини, – прижалась к нему обнаженной грудью девушка. Лежать на узкой кровати можно было только плотно обнявшись. – Я тебя совершенно неправильно понимала, Илья. А потом за Лену была вообще убить готова. Отсюда и пошло… Теперь, когда я увидела твоими глазами, как у вас все было, мне гораздо легче. Ленка такая Ленка. Что с ней сделаешь.
– Это да. Я тоже тебя понял. – Парень вспомнил, как он «увидел» эмоцию Слави, и его аж передернуло. Словно он сам стоял с импульсником над постелью и смотрел на себя с Леной ее глазами. – Я бы на твоем месте пальнул.
– И все-таки ты ее любишь… я видела.
– А весь этот суд и мое изгнание все же из-за смотрящих, – поспешил сменить тему парень. – Знаешь, Славя, а я ведь догадался об этом сам, глядя, как вы мне подстраиваете «побег».
– Тихонов был убежден, что ты ночью сбежишь. Говорил, что он точно знает, так будет лучше всего. Дескать, зазнался ты, творишь что хочешь, а его спецы тебя пообломают немного. Так и тебя в чувство приведем, и дело сделаем, а ты потом сам молить о прощении будешь. Я была на тебя очень зла… Лена упиралась, но потом махнула рукой, сказав: «Дело делать надо, согласна. Если у вас не выйдет, я его, такого обиженного, к себе единолично заберу. Мне же лучше».
– Это я примерно понял. Суть дела давай, Славя, – строго сказал Илья.
– Смотрящие ничего не объясняют. Но просят принять меры к недопущению заражения «старым злом» новых колонистов, – вздохнула Славя. – Причем давят на духов наших цивилизаций. Обеспокоенность у них это вызывает, понимаешь ли. Поэтому официальные исследования руин мы вынуждены полностью прекратить. Только, если бы мы всегда слушались смотрящих, то не справились бы и на Фортуне. Вы уже с батальоном в это «зло» вляпались, попробуйте сделать еще одну попытку разобраться. Самое главное понять – что же все-таки случилось. Насколько мы понимаем, было две космические цивилизации, Илья, – Одонаты и Лисьеухие. Им когда-то смотрящие отдали Ковчег под колонизацию, так же как и нам. А потом они выродились в это… Жизненно важно разобраться самим, что с ними произошло, чтобы избежать их судьбы. А мы вас прикроем, сделав вид, что вы отдельно. Я же тебя предупреждала, Илья, не лезь в руины. Теперь, кроме тебя, некому…
– Если бы вы еще не пытались разыграть меня втемную… Ладно, Славя, понимаю. Чувства чувствами, но приговор всерьез. Политика – дело грязное. И знаешь, что я еще понял?
– Нет, Илюша.
– Не такое оно уж и трудное, хоть и грязное. Ты это… держись подальше от Тихонова, заигрался консул, грань перешел. И Ленке передай – я на нее обиды не держу, но больше так не делай. А еще поучись, пока меня не будет, варить что-нибудь, кроме борща.
Глава 10
Полтора десятка рейдмобилей неторопливо вылезли из холодной темной воды на покатый глинистый берег, словно усталые моржи на каменистый пляж. Последние капли воды еще срывались с покатых корпусов на землю, когда люки десантных отделений у машин начали распахиваться и на землю соскочил десяток мастер-ножей. Ленааа спешили тщательно осмотреть близкую опушку леса. Сейчас голые кусты с облетевшими листьям и старый сорный бурелом изучали через свои прицелы лишь пулеметчицы в турелях, готовые встретить огнем любую неожиданность. Разведка – прежде всего.
– Смотри, Снао, чтобы не как в прошлый раз, – устало выговаривал Илья девушке, растирая глаза, в которые как будто песка насыпали. – Ты уверена, что вокруг никого нет?
– Сейчас никого не вижу, – неуверенно ответила славя, вглядываясь в экран биолокатора. – Но это же не чудо-прибор, комбат, он скорее предназначен для обнаружения враждебной фауны. Далззаа его смогли как-то экранировать.
– А крокодилы у последних руин его тоже экранировали? Или просто игнорировали? – саркастически спросил Илья. – Почему ты ничего не заметила?
– Потому что под водой сигнал проходит гораздо хуже. Крокодилы были за пределами обнаружения, а затем всей стаей подплыли к нам под водой. Быстро подплыли. Я дала предупреждение за полминуты до их атаки, но тут уже шел бой с далззаа, бойцы были заняты. А вы, господин центурион, были под землей. Госпожа Сфео…
– Ладно, что было, то было, – поморщился комбат. – Больше постарайся не лажать, Снао. – У парня сильно болели глаза и ломило в затылке. Видимо, сказывалась бессонная ночь и общее нервное напряжение. Да еще кашель откуда-то взялся.
– Я постараюсь, господин центурион.
– Да какой я тебе теперь господин, – отмахнулся Илья, покосившись на свое пустое плечо с темнеющим следом от погона. – Уже не господин и не центурион, Снао. Просто Илья.
– Чисто, господин центурион, – раздался в наушниках голос Ллейды. – Опушка пуста.
– И ты туда же, – пробормотал себе под нос парень. – Бойцы, за исключением разведки и охранения, построиться у машин, – отдал приказ по общей связи Илья. – Говорить буду.
Бывший центурион вылез из рейдмобиля, поежившись от холода. Почти ноль по Цельсию, однако. Прошло две недели с момента последнего боя, но осень на Ковчеге уже подходила к концу. С деревьев слетела большая часть листвы, зелени почти не осталось. Трава пожухла и прижалась к земле. Холодно, ночью уже были заморозки. Зима наступала не по-земному стремительно, никакого вам «бабьего лета» и «очей очарованья». Плохо, блин. Ну, что, господин бывший комбат, полезем на рейдмобиль? Не, пафосу многовато. Поговорим со своими попросту, по-семейному. Илья улыбнулся самому себе и неожиданно зашелся в сильном приступе кашля, отдававшегося болью глубоко в груди. Это еще что за напасть? И, блин, голова «плывет».