– Глазам не верю! Наконец-то! – воскликнул вдруг Артур, пялившийся на тот момент в окно.
– Что там? – поинтересовался с софы Роберто довольно вялым тоном.
– Катер! От катамарана к берегу идет катер!
Я подошел к окну. Действительно, от яхты к причалу, которого не было видно, он был под самым уступом, оставляя за собой серебряную, в лунном свете, бороздку вспаханных прибрежных волн, бежал белоснежный катер.
– Это ничего не значит, – голос Роберто прозвучал устало. – Может быть, у них лед закончился, там алкаши еще те.
Роберто с трудом сел на софу. Он раскраснелся, на лице блестели капельки пота.
– Что-то душновато…
Артур поддержал его, разглядывая на свету бокал с коньяком:
– И действительно. Вроде дорогущая штука, а мутит от нее, как от…
– Да пошло оно все на хер! – сказал Роберто и снова решительно взял в руку рацию. – Феликс, прием! Прием, засранец!
– Роберто? – голос Феликса мне показался немного нервным, но при этом как будто чем-то «заряженным», бодрым. – Прием!
– Феликс? Это ты на катере? Мы заебались ждать!
– Нет, я еще на борту. Но все очень скоро закончится! Я обещаю!
– О, черт… – Роберто швырнул рацию на мягкий ворс ковра и улегся на софу обратно.
Рацию тут же подобрал Артур.
– Феликс, это Артур! Мы прочитали все рассказы, но ничего не поняли! – проорал он в нее.
– Терпение, друзья! Все идет, как надо! – мне показалось, что голос Феликса излучал некий оптимизм. – Я виноват, но вы будете вознаграждены по заслугам! Обещаю. Я скоро! Отбой.
Артур в ликовании воздел руки к небу:
– Я же говорил, ему дали бабки!
– Похоже на то, – апатично согласился с софы Корсава. – Уж больно он чего-то радостный. Ну что же, скоро мы узнаем, что за шедевр он собрался ваять из наших, хрен пойми как…
И вдруг панорамное окно озарила яркая вспышка.
Следом за ней, через секунду-полторы, до нас донесся и грохот. Окно заходило ходуном, почти что волнами, под давлением прилетевшей со стороны моря ударной волны. В той части акватории, где только что стояла роскошная яхта-катамаран, разлетались по воде и небу охваченные пламенем обломки бортов, мачт и прочих составных частей «Медузы».
– Твою мать! – заорал Артур и вцепился в мое плечо двумя руками. – Твою мать! «Медуза»! Она взорвалась! Она действительно взорвалась!!!
Мы с ним, чуть не обнявшись, заворожено смотрели на облака пламени, освещающие частную бухту Феликса Бруно. Я повернулся, чтобы посмотреть, как на это реагирует Роберто, но в первый момент не увидел его.
А потом заметил. Он лежал на полу, между софой и длинным столом для конференций, и ногтями обеих рук царапал себе горло.
– Роберто, что с вами? – я бросился к нему.
Но Корсава лишь хрипел и пытался выцарапать из своей гортани какую-то разрывающую его изнутри немыслимую боль.
– Артур! – заорал я не своим голосом, не отрывая взгляда от несчастного Роберто. Движения его тем временем становились все более мелкими и судорожными, а глаза закатились, обнажив белки. – Артур, сюда! На помощь! – крикнул я снова, абсолютно не представляя, что делать.
Вдруг, с той стороны, где должен был находиться Артур Мартин, до меня донесся стук упавшего тела. Обернувшись, я увидел, что и брат Эмилии Бруно лежит на полу, сжав свое горло обеими руками. Артур смотрел прямо мне в глаза, умоляющим о помощи взглядом, и хрипел, будучи не в состоянии произнести ничего внятного.
Я кинулся к Мартину, оставив Корсаву, который уже почти затих. Но и Артуру мне совершенно нечем было помочь. В течение нескольких секунд его глазные яблоки так же закатились под надбровные дуги, а судороги постепенно стали затихать.
Они оба умерли у меня на глазах в течение каких-то двух минут. Гениальный Роберто Корсава и нелепый Артур Мартин. А мгновением ранее взорвалась яхта, на борту которой был великий Феликс Бруно.
Я стоял над их телами в полной растерянности, не понимая, что случилось.
Ясно было одно: шла какая-то страшная игра, в которую меня втянули против моей воли. Страх сковал меня целиком. Не надо быть выдающимся, как Корсава, драматургом, чтобы понять, кто станет следующей жертвой. Для этого было достаточно десятой доли знаний такого, как я, или даже Артур Мартин.
Возле тела Артура, в высоком ворсе ковра, валялась выпавшая из его рук рация. Я схватил ее, как утопающий хватается за спасательный круг.
– Прием! Кто-нибудь! Прием! Прием!
Рация шипела, но никакого ответа я не получал. И вдруг мне стало понятно, что я слышу свой собственный голос. Со стороны. Искаженный коридорным эхом, он раздавался снаружи кабинета, из-за его дверей.
– Прием! – крикнул я снова, в качестве контрольного раза.
Сомнений не было. Рация, с которой я пытался связаться, находилась в коридоре. Дрожа от напряжения, я потянулся за оружием, лежащим во внутреннем кармане моего пиджака.
Но тут дверь распахнулась, и в кабинет ввалился… Феликс Бруно!
Собственной персоной. С радиопередатчиком в правой руке и перекинутой через другую руку светло-серой морской курткой. Взволнованный, бледный и мокрый от пота.
– Марк? – голос Бруно звучал одновременно устало и удивленно.
Наверное – у меня-то был еще тот видок!
– Феликс! Феликс, я думал вам конец! Вы видели! Яхта взлетела на воздух! – кричал я искренне обрадованный, что Бруно жив. – Что-то происходит! Роберто и Артур… Надо срочно вызвать скорую, может быть еще не поздно!
Я кинулся к Роберто и начал расстегивать ему рубаху на груди, не смотря на то, что выглядел он совершенно мертвым.
И вдруг до меня дошло, что что-то не сходится.
Феликс Бруно. Всего несколькими минутами ранее по рации он сказал, что находится на борту. А сейчас он уже здесь?
– Феликс, а как… – начал я задавать вопрос, разворачиваясь в его сторону.
Но тут в моей голове что-то вспыхнуло и разорвалось на тысячи частей. И я, хоть и постарался всеми силами удержаться за свое разваливающееся сознание, все же полетел вместе с ним в какую-то густую и липкую, невообразимо бесконечную пустоту.
На такие преступления идут только ради больших денег.
А они в этой истории были: те самые семьсот миллионов, которые вместо Феликса Бруно получил Лео Вальцберг.
А то, что он получил эти деньги, я знал совершенно точно. Я лично держал их в руках.
Марк Новак – мой псевдоним. Имя деда и фамилия матери.
Леонид Вальцберг – вот как меня зовут на самом деле.
Как только приду в себя, смогу показать вам свои права.
Глава 9Комбинация Бруно
Это был план Бруно, основанный, как я узнал только сегодня, на неопубликованном, и поэтому никому неизвестном, рассказе его лучшего друга Роберто Корсавы.
Я не был посвящен в тонкости. В принципе, все, что я сделал, это поставил на паре документов подписи и еще получил деньги.
Я не задавал вопросов и лишь сейчас узнал, что сыграл роль подставного кинопродюсера. Феликс, досконально знавший все ходы и выходы киноиндустрии, сделал из меня гиганта, о котором все говорили, но при этом никто не был с ним лично знаком. Всю гниль шоу-бизнеса Феликс Бруно выжал в одну посуду, взбил, смешал, украсил, разлили по бокалам, подал и произнес тост. И заставил выпить предавших его партнеров этот мерзкий коктейль до дна. Все-таки он гений, это точно. Великий Бруно! Устроивший все так, что ему, совершенно так же, как в рассказе о Томе Хардингтоне, предпочли меня – мифического Лео Вальцберга. Созданную им самим из грязного воздуха голливудских павильонов и продюсерских кабинетов персону.
С Феликсом мы договорились, что наградой для меня будет включение сценария в его картину и 100 тысяч долларов. (Как Лео Вальцберг я, конечно, получил не все 700 миллионов сразу, а всего лишь 200 – первый транш кинокорпорации). Все остальные деньги я еще пару дней назад передал Бруно, оставив их в условленном месте. Но, на самом деле, это меня совершенно не устраивало. И сегодня я собирался перезаключить с Бруно «договор», получив от него кое-что еще.
Но он не дал мне шанса даже попробовать это сделать.
Кто же мог себе представить, что Феликс способен на такое? Скопировать не только схему мошенничества, но и пойти дальше – решиться на описанное в рассказе убийство десятка человек?
А что произошло с Корсавой и Мартином? Их тоже убил он? За что? И оставит ли он теперь в живых меня?
В рассказе, пришла мне в голову утешительная мысль, Хардингтон не убивал Джеймса Формана. Это внушало слабую, но надежду. Проверить это можно было только одним способом: поговорив с Феликсом.
Я попытался открыть глаза и пошевелиться. Получилось у меня только первое. Все, что я видел перед собой – это высокий бежевый ворс ковра и ножка софы.
Видимо, очнувшись, я издал что-то вроде стона, поскольку на меня сразу обратили внимание.
– Ну, ты заставил меня поволноваться, Марк! – услышал я голос Бруно. – Ты что же, не выпил ничего из бара за весь вечер?
Я понял, почему не могу пошевелиться, у меня были крепко связаны руки и ноги. Моток скотча, с помощью которого это было сделано, лежал тут же, перед моими глазами, на ковре.
– Я… нет… только коньяк… который дорогой… «Эллипс»… – проговорил я, потихоньку приходя в себя.
– Вы откупорили «Эллипс»! Ах, вы… Наверняка, Роберто! – не всерьез возмутился хозяин бара. – Но ладно, сейчас это уже неважно.
С трудом у меня получилось сесть, я прислонился спиной к софе.
Феликс сидел напротив меня, верхом на стуле, спинкой вперед, опершись на нее локтем правой руки. Лицо его выглядело изможденным, но глаза при этом были веселы. Бруно выглядел, как человек, проделавший огромную работу и получивший за нее долгожданный приз. Типа еще одного Оскара.