– Все спиртное, кроме «Эллипса», было отравлено, Марк. Понял? – лучезарно просветил он меня. – Расскажу тебе, раз ты выжил. Честно говоря, чертовски хочется поделиться хоть с кем-то, как я все провернул! Мне самому не верится!
– Вы сделали все, как в рассказе Корсавы, – поделился я очевидной догадкой.
– Совершенно верно! – довольно подтвердил Феликс.
– И поэтому его убили? Чтобы не было свидетелей, знающих о плане.
– М-м-м… Не совсем. Но и поэтому тоже. Роберто предал меня. Мои дела в последнее время шли неважно – возможно, ты в курсе. «Бархатная дюна» была способна их поправить. Но Роберто, мой друг, мой многолетний, мой самый верный партнер, отдал сценарий на сторону. Прекрасно зная притом, какой силы удар это нанесет по мне. Это был поступок предателя, я не могу считать по-другому.
– А Артур? Зачем было убивать его? За что?
– «Зачем» или «за что» – это разные вещи. За что – тут и так понятно. Я бы прикончил его еще год назад, если бы мне представилась хоть малейшая возможность. Этот бездарный сукин родственник подсунул мне ворованную идею, которая привела меня к краху. Иски, суды, потерянная репутация. Пол-Голливуда стали воротить от меня носы, только потому, что этот кретин не в состоянии ничего придумать самостоятельно.
– А его последний рассказ? Он не так плох, мне показалось.
– Согласен. Но именно он и приговорил Артура к смерти. Получить деньги мало, надо еще вывести их из зоны поиска. Понимаешь ли, Марк, при взрыве на «Медузе» погибли не только те, кто выдал нам с тобой деньги. Не знаю, как будет с остальными телами, но мое среди них опознают со стопроцентной гарантией.
После этих слов Феликс поднял вверх свою левую руку, которая прежде была скрыта от моих глаз – сначала наброшенной на нее курткой, затем спинкой стула. Ту самую, с известной на весь мир татуировкой – «Вечность это любовь!». Той части руки, на которую была нанесена надпись, на месте не было. Через три-четыре сантиметров после от локтевого сустава предплечье Феликса заканчивалась аккуратной медицинской повязкой. Укутывающей еще очень свежую, как я понимаю, культю.
– Гильермо… – прошептал я.
– Он! – расхохотался Бруно. – Он самый! После того, как на месте трагедии найдут мою руку, вряд ли кто-то предположит, что все остальное там искать нет смысла. А Артур унесет в могилу не только свою бездарную тушу, но и секрет того, как люди способны исчезать по частям.
Я всматривался в лицо смеющегося Бруно, пытаясь понять, что у него на уме (похоже он им совершенно тронулся!), и что в скором времени ждет лично меня.
– А я? Почему я? Неужели вы думали, что я вас раскрою? Я ведь тоже замешан в этом деле. И, в любом случае, буду молчать. Я обещаю! Если вам жаль денег…
– Пффф! Остановись! Деньги? Марк! Честно говоря, мне на них почти плевать, хоть на данный момент я почти и разорен – спасибо Артуру и Роберто. Я – художник! Мне было интересно придумать и воплотить это… как сценарий! Отличный сценарий! В котором, вот это очень важно, каждый получает по заслугам. Алчные киноублюдки наказаны за жадность. Предатель Корсава и вор Мартин также получили по делу, разве нет? Я, пусть и с неплохими деньгами, но тоже приговорен – к вечному изгнанию, и скитанию в одиночестве.
За время, которое Феликс потратил на объяснения, веселость постепенно с его лица исчезла. Он поднялся со стула и, сделав ко мне шаг, присел на корточки – чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Как ты думаешь, Марк… Сам ответь, – произнес он вкрадчиво, – есть ли что-то, за что и ты заслуживаешь смерти?
Я молчал, не уверенный, что мне следует отвечать. Гений Роберто Корсава был, как всегда, прав. В каждой стоящей истории должна быть женщина, из-за которой все началось.
– Вы знали о нас с Эмилией, – решился все-таки сказать я, глядя Феликсу в глаза.
– Знал, – подтвердил Феликс, так же не отводя взгляда. Голос его стал тихим, хриплым и жестким. – Знал, мелкая ты бездарная мразь, имевшая наглость не только спать с моей женой, но еще и подсовывать мне через нее свои писульки. Рассказ твой, Марк, уж прости мне мое профессиональное мнение, детское мистическое дерьмо, которому в моей схеме не нашлось никакого применения. Тебе следовало оставаться репортером.
Феликс поднялся на ноги.
– Я собирался сегодня вам все рассказать! – сказал я Феликсу чистую правду.
– Ну да, ну да… – он, конечно, не собирался мне верить.
– Честное слово! – пробовал я его убедить.
– Ты умрешь, так же, как они, – в ответ Бруно указал на тела Мартина и Корсавы.
– Нас будут искать… – попытался я воззвать непонятно к чему.
– И найдут, можешь мне поверить! – успокоил меня Феликс, – Как тебе сказать… Вы тоже были там, где свершился взрыв, Марк. На «Медузе». Знаешь ли, при составлении протокола не трудно оставить несколько граф свободными, чтобы вписать в них несколько тел попозже.
– Ты не сможешь этого сделать!
– За десять из двухсот миллионов? Еще как смогу! – далее Феликс проговорил кому-то в рацию. – Прием! Я думаю, можно начать уборку.
В кабинет вошел человек. Примерно такой, каким я представлял себе Макса Рибальту из рассказа Артура Мартина.
– Один живой? – спросил он Феликса, имея в виду меня.
– Не надолго. Сейчас волью в него немного алкоголя – менее дорогого, чем он предпочитает – и ему придет конец.
– Макс Рибальта… – проговорил я. – Медик, знакомый с ядами, у которого есть связи с судмедэкспертами.
– Там работает его брат, представляешь? – подтвердил Феликс. – Он же мне помог и с рукой.
– А как… – спросил я «Рибальту». – Каким образом вам удалось сделать так, чтобы яд подействовал на всех одновременно?
– Одновременно? – озадаченно переспросил медик. – Хм… На самом деле, такой цели не было. Но это объяснимо. Если они, – он кивнул на Мартина и Корсаву, – сделали первый глоток примерно в одно время, то это вероятно. Масса тела плюс-минус одинаковая. Вот ты бы, кстати, умер раньше.
Действительно, в сравнение с Артуром я был сильно пониже ростом, а Корсаве уступал в лишних, набранных с возрастом, килограммах.
«Рибальта» улыбался, словно разговаривал с пациентом, пришедшим жаловаться на насморк.
– Этот яд действует не сразу, но нужно его совсем чуть-чуть, – продолжал он «лекцию». – И обнаруживается с большим трудом. Для наших целей – самое то.
– Ну, а если бы они начали бить тревогу? – я пытался все понять до конца.
– А смысл? Никуда позвонить вы бы все равно не могли. А по рации вас слышали только я и Феликс, – «Макс» пожал плечами. – Да и, честно говоря, время от времени я тут приглядывал за всем, и, если что, тупо запер бы двери.
Он показал на установленные по периметру потолочные камеры наблюдения и разразился добродушным сухим смешком.
– Значит, все это время мы были под контролем, – констатировал я неизвестно для кого, – без единого шанса на спасение.
– Все, хватит разговоров, – ко мне приближался Феликс, на ходу отрывая зубами от мотка скотча липкую полосу.
– Феликс, подожди! Выслушай меня… – я хотел рассказать ему об истинной цели своего визита на виллу, но Бруно не дал мне шанса, залепив лентой рот.
«Рибальта» огляделся, оценив масштабы предстоящих работ по уборке.
– Надо заменить в баре весь алкоголь, чтобы никто после твоего отъезда не траванулся, – сказал он Феликсу. – А потом с телами разобраться. И с этим, – он указал на меня.
– Начни с того, что сожги к чертям эту писанину, – Феликс кивнул на папки с нашими рассказами, до сих пор лежащими на его столе.
Напарник Феликса сжег папки с нашими рассказами в камине у бара, затем подошел ко мне. Поразмыслив, он присел и обшарил мою одежду. И, естественно нашел то, на что у меня были хоть какие-то, связанные со спасением, мысли.
Я в очередной раз замычал сквозь скотч, пытаясь убедить Бруно дать мне возможность высказаться.
– Зря ты не обыскал его, Феликс, – сказал «Макс» демонстрируя Бруно отобранное у меня оружие.
– Револьвер? Зачем, Марк? – Бруно помрачнел и даже рассердился. – В итоге, ты пришел все-таки за деньгами. Так? Вы с Эмилией решили отправить меня на тот свет и забрать все себе?
Я замотал головой с максимальной амплитудой.
Но Феликса это не впечатлило. Он направился к барной стойке.
– Но ничего у вас, сукины дети, не вышло. Ну, что же. Прозит, Марк! Что ты предпочитаешь? Виски, коньяк, водка, вино? Они все навредят тебе примерно одинаково. А потом я отправлюсь к Эмилии. Как мне кажется, она не переживет моей внезапной смерти и наложит на себя руки.
Взяв бутылку виски, он направился ко мне.
– Знаешь, Марк, я готов признать ошибку. Кое-что из твоего рассказа мне понравилось.
Невероятно, но я был заинтригован.
Бруно медленно приближался.
– Тот момент, когда Алекс смотрит на спящего любовника своей жены и ощущает ненависть. Что-то похожее произошло и со мной, когда мы с тобой впервые встретились.
Феликс снова присел на корточки рядом со мной.
– Не понимаю, почему люди бегут от ненависти, – искренне произнес он. – Так делают только слабые, но они боятся всех сильных чувств. Ненависть прекрасна!
Глубоко в глазах Бруно заплясали темные огоньки. Он говорил, как фанатик, бескомпромиссно верящий только в свою правоту.
– Ненависть – это настоящая, бушующая внутри стихия, – продолжал он, – наделяющая тебя всей своей силой. Страстью! Желаниями! Что с того, что она сжигает того, кто ее носит? Это справедливая плата. И, по-честному: какое другое, из настоящих чувств, не сжигает? Любовь, когда она всерьез, уничтожает ничуть не хуже.
Зажав бутылку подмышкой ампутированной руки, другой рукой Феликс отвинтил пробку. Я снова замычал и задергался изо всех сил – было необходимо, чтобы он позволил мне сказать хоть слово!
– К тому же ненависть опасна, только если не дать ей вовремя выхода, – резюмировал Бруно. – А я, как видишь, этот момент подготовил более чем тщательно.