На экране возник Том Круз с крайне опечаленной физиономией, говорящий естественные для сложившейся ситуации фразы соболезнования и утешения.
– Дополнительной деталью этой страшной трагедии можно считать и ужасное дорожное происшествие с супругой погибшего Феликса Бруно – миссис Эмилией Бруно. На полной скорости управляемый ей автомобиль сошел с дорожного полотна и, несколько раз перевернувшись, полностью сгорел в охватившем его после аварии пламени…
У внимательного слушателя зазвонил телефон.
– Алло? – спросил он в трубку с сильным восточным акцентом.
– К счастью, – продолжила диктор новостей, – Эмилии Бруно удалось вовремя выбраться из автомобиля, с незначительными для такой аварии травмами. По поводу смерти своего супруга она не дает никаких комментариев, очевидно, пребывая в состоянии глубоко морального посттравматического шока…
– Алло? Говорите! – повторил посетитель кафе.
– Алихмет? – прозвучал в трубке бодрый мужской голос. – Я надеюсь, ты купил новый навигатор?
Том Круз на экране сменился Стивеном Спилбергом.
Найти «Макса Рибальту» среди знакомых Феликса было не сложно. С моих слов Эмилия быстро поняла, кто это может быть. Позвонив ему, мы объяснили, чем закончилась история. И дали ему те самые 10 миллионов, обещанные Бруно. Это был правильный ход. Конечно, он бы и так был вынужден держать рот на замке, но пусть он делает это в хорошем расположении духа. А заодно, за дополнительные пятьсот тысяч, они с братом съездил на мою квартиру, чтобы навести порядок и там.
Как оказалось, выстрела из револьвера 22-го калибра, и рухнувших на пол люстры с часами, в пять утра недостаточно, чтобы разбудить хоть кого-то в моем ленивом спальном районе. По счастью, прямо подо мной квартира пустовала уже вторую неделю, в связи с ремонтом, затеянным домовладельцем. Останки (или «остатки», что звучит точнее) Феликса Бруно исчезли, словно их и не бывало. Думаю, что-то из них дополнительно внесли в окончательный протокол осмотра места взрыва «Медузы».
Случайно или нет, но дорогу в аэропорт Алихмет Шахи нашел без проблем.
Эмилия, с которой мы на всякий случай, чтобы не вызывать вопросов у прессы, на людях все это время не встречались, ждала меня уже там.
Мы сидели в самолетных креслах, нежно держась за руки. Эмилия развернулась ко мне боком, чтобы иметь возможность держать свою ладонь на моей щеке. Мое лицо, все еще израненное, незажившее после аварии и побоев, нанесенных ее покойным мужем, принимало эту ласку словно лучшее из лекарств. Сама Эмилия выглядела немногим лучше – гипс на левом предплечье и темно-синие круги под глазами, как последствие от сломанной переносицы.
– Хорошо, что ты попала в аварию, и мы теперь выглядим одинаково, – заметил я Эмилии.
– Почему это? – она не согласилась.
– Иначе бы люди думали, что ты меня бьешь, – закончил я шутку.
Эмилия улыбнулась. Я продолжил:
– Когда принесут шампанское, первый тост поднимем за крепкие ремни безопасности, а второй – за хлипкие замки багажников.
По иронии судьбы, в итоге не Эмилия освободила меня из заточения, а наоборот. От удара о дерево багажник раскрылся, и меня вышвырнуло в придорожную канаву. Освободив руки от скотча при помощи осколка бокового зеркала «мустанга», я вытащил из салона уже начавшей полыхать машины потерявшую сознание Эмилию.
Три из пяти сумок с деньгами мне так же удалось спасти – что, конечно, тоже не было лишним. Остальное сгорело дотла, сделав, и так недешевый коллекционный мустанг Феликса Бруно, дороже на несколько десятков миллионов.
– Знаешь, Марк, а ведь мне и в правду понравится твой рассказ, – сказала Эмилия, когда наш самолет уже поднялся в воздух, а стюарт принес долгожданные бокалы. – Я знаю несколько коллег Феликса, которых он мог бы заинтересовать.
– Спасибо, Эмми, но не думаю, – я улыбнулся. – С меня достаточно того чуда, что мы оба живы.
Мы снова взялись за руки. Кошмар закончился, но помнить его мы будем, без сомнений, до конца наших жизней. Перед глазами Эмилии по-прежнему стояла страшная картина смерти ее мужа. А в моем бумажнике, любезно возвращенным мне «Рибальтой», по-прежнему лежала почтовая квитанция на доставку той самой люстры, поставившей точку в истории с Бруно.
– Хотя… – вдруг мне в голову пришла забавная мысль. – Условием Феликса было, чтобы о наших рассказах никто не знал. И он уничтожил их на моих глазах.
– Что ты хочешь сказать? – Эмилия отстранилась, чтобы лучше видеть мое лицо.
– Не знаю… Не уверен… – я размышлял. – Но рассказ Артура мне, например, тоже понравился. Жалко будет, если он пропадет. Да и история Корсавы совсем неплоха. Я их хорошо запомнил.
Я не знаю, что нас ждет впереди.
Но если вдруг, лет через пять, на афишах кинотеатров вы увидите рекламу смачного триллера под названием «Все любят Антонио» или «Расскажите мне об Эдуарде», значит, я не устоял. Дело не в деньгах или славе, честное слово. Просто то, что получилось хорошо, должно быть вознаграждено – хотя бы тем, что увидит свет. Мне так кажется.
И, по крайней мере, так считал сам Бруно.
В хорошей истории, говорил он, в итоге все получают по заслугам.