Мой коридор был примерно километровой ширины, но постепенно он начал расширяться: если с левой стороны бойцы 54-й армии встали в оборону, то с правой они начали теснить немцев, тем более что командование армии, углядев намечающийся успех, добавило войск. Так что через два дня я смог пробиться к Неве, окружив часть немецких сил. После этого, доверив бойцам 54-й армии удерживать левый фланг, я всей дивизией навалился на правый фланг пробитого коридора, а со стороны Ладоги на немцев давил Севастьянов со своими двумя дивизиями.
Совместными усилиями мы за пять дней перемололи немцев, тем более что после пары дней очень интенсивных боёв у них закончились боеприпасы, и они были вынуждены сильно экономить. Всю их бронетехнику мы выбили, а потом просто отлавливали и уничтожали группы немцев, если те не сдавались в плен. В итоге мы отбросили противника от Ладоги примерно на тридцать пять – сорок километров, расчистив достаточно широкий коридор.
После первого нашего успеха к Шлиссельбургу стали немедленно тянуть железнодорожную колею и дорогу, причём располагались они рядом. По крайней мере, немецкая артиллерия уже не могла до них дотянуться. Сапёры приступили к строительству двух мостов через Неву у Шлиссельбурга, а для их защиты от немецкой авиации сюда стянули значительные силы ПВО. Правда, для этого пришлось оголить некоторые участки фронта, но эти мосты, когда их построят, станут самыми важными объектами.
После того как мы ликвидировали окружённых немцев, я вернул бойцов 54-й армии командованию, а вот 8-я армия двинулась с нами дальше. По всей линии фронта мы устремились на запад, правда, получалось у нас это уже не очень. Немцы всё гнали и гнали войска, так что удавалось продвигаться на один-два километра в день, да и то в ходе упорных боёв. Зато 2-я ударная наконец пробила достаточный для снабжения коридор, поскольку немцы были вынуждены забрать против нас значительные силы.
В итоге, объединив силы нескольких армий, под общим командованием Севастьянова мы к концу месяца отодвинули линию фронта на пятьдесят-шестьдесят километров от Ладоги, и на этом всё: для дальнейшего наступления нужны были новые силы и вооружение. В принципе, этого было вполне достаточно, а потому, перейдя к обороне, мы стали окапываться и строить оборонительные рубежи. Тут нам стала помогать ещё и погода: наступила весна, снег стал интенсивно таять, и дороги развезло, так что по-любому пора было прекращать активные действия. Мы принялись активно окапываться, благо земля оттаяла, а кроме того вокруг было достаточно леса. Одновременно с этим в десятке километров от новой линии фронта строили вторую линию обороны, так, на всякий случай, если немцы снова смогут прорвать наши позиции, а Севастьянова с нашей 5-й ударной перебросили в Ленинград.
Если немецкой техникой мне затрофеиться почти не удалось, то с вооружением повезло больше: мы захватили полк наших тяжёлых гаубиц МЛ-20 вместе с тягачами. Лично мне они не полагались ни под каким соусом, рылом не вышел, слишком жирно будет, а вот для армии вполне, и радостный Севастьянов сразу приписал новый артиллерийский полк к своей армии. А с другой стороны, всё равно в нашей армии будет, так что я не сильно расстроился, что такая жирная плюшка прошла мимо моего рта. Что было хорошо, так это то, что проблем с боеприпасами для него не будет, это к немецким гаубицам попробуй достань, когда всё захваченное расстреляют, а к нашим – просто заявку интендантам дай.
В Ленинград мы прибыли 29 апреля, а 1 мая наша армия прошла парадным строем по Невскому. Все ленинградцы знали, кому они обязаны прорывом блокады, а потому нас приветствовали по всему пути следования и кидали первые весенние цветы.
2 мая 1942 года. Ленинград, Смольный
Хозяин Ленинграда Жданов проводил в своём кабинете совещание, на котором кроме командующего Ленинградским фронтом генерал-лейтенанта Хозина и начальника штаба генерал-майора Гусева, присутствовал и генерал-лейтенант Севастьянов, чья 5-я ударная армия и прорвала блокаду города.
Как говорится, аппетит приходит во время еды. Вот и Жданову захотелось развить успех и отодвинуть немцев от границ Ленинграда хотя бы за зону действия их тяжёлой артиллерии, которая продолжала ежедневно обстреливать город.
– Итак, товарищи, одно большое дело мы уже сделали – прорвали блокаду, которая душила нас в тисках голода. Однако это только полдела. Нам необходимо отбросить противника за пределы досягаемости тяжёлой артиллерии, а это минимум тридцать километров. Товарищ Севастьянов, что вы на это скажете? Сможете развить свой успех?
– Товарищ Жданов, я пока затрудняюсь вам ответить, мне надо посоветоваться с полковником Прохоровым.
Генерал Севастьянов сказал так не только потому, что не знал, смогут ли они это сделать, но и потому, что не хотел умалять заслуг в этом деле полковника Прохорова. Хотя в начале своего знакомства они слегка поцапались, Прохоров не стал раздувать этот конфликт, а наоборот, несколько раз очень сильно помог Севастьянову, так что тот хотел хоть как-то отплатить ему за это. Пожалуй, если и можно отодвинуть немцев от города, то только Прохоров сможет это сделать. Вернее, предложить действенный способ.
– Что за полковник Прохоров?
– Командир механизированной дивизии в составе моей армии. По существу, это именно он предложил план прорыва блокады, и именно его дивизия сделала очень многое для его осуществления. Кроме того, я знаю Прохорова с лета прошлого года, он бил немцев как никто другой. И именно он смог вывести остатки Юго-Западного фронта вместе со штабом из немецкого окружения. Думаю, если возможно отбросить немцев от города, то он придумает как, чтобы наверняка и с минимальными потерями.
– Вы можете его сейчас вызвать?
– Думаю, да, он должен быть в своей дивизии, надо только дозвониться.
– Хорошо, я распоряжусь. А пока мы его ждём, думаю, можно и пообедать, как раз будет время, пока до него дозвонятся и он приедет.
Вызов из Смольного застал меня врасплох: я как раз осматривал технику и выслушивал замечания зампотеха о её состоянии, когда примчался посыльный с сообщением, что меня срочно зовут к телефону. Придя в штаб (а нас разместили в старых казармах, и я временно занял там один из кабинетов), я прошёл к телефону, где меня и огорошили требованием немедленно прибыть в Смольный. Теряясь в догадках, кому и зачем я так внезапно понадобился, я сел в свою «ласточку» и поехал. Мой водитель был не местный, но я прекрасно знал Питер. Конечно, сейчас он был совсем другой, но, в принципе, стоит только убрать новостройки, а центр всё тот же.
Уже через полчаса моя «ласточка» подъезжала к Смольному. Выйдя из машины, я представился караульному, и меня сразу повели, как оказалось, к товарищу Жданову.
Когда открылась дверь, и в его кабинет зашёл совсем молодой полковник, считай, ещё пацан, Жданов недоумённо взглянул на генерала Севастьянова.
– Товарищ Севастьянов, это и есть ваш полковник Прохоров?
– Да, товарищ Жданов, это и есть полковник Прохоров. Не смотрите на его совсем молодой вид, он стоит многих старых генералов.
– Здравствуйте, товарищ Прохоров. У нас есть к вам несколько вопросов, проходите сюда.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант[15], слушаю вас.
– Мы тут обсуждаем возможность отодвинуть немцев от Ленинграда за пределы досягаемости их тяжёлой артиллерии. Товарищ Севастьянов предложил выслушать вас. Как вы считаете, это возможно сделать сейчас наличествующими у нас силами?
– Думаю, да. Но вначале мне надо ознакомиться с тем, что у нас есть, а затем кое-что сделать на Кировском заводе.
– Что именно вам нужно сделать на Кировском заводе?
– Штурмовые самоходки.
А что? Раз представился такой случай, куй железо, пока горячо! Глядишь, удастся пораньше наладить выпуск легендарных «зверобоев», они нам на Курской дуге очень пригодятся.
– Что это ещё за штурмовые самоходки?
– Тяжёлое самоходное штурмовое орудие для прорыва хорошо укреплённых позиций врага. Это для уничтожения дотов огнём прямой наводкой. Немцы ведь успели уже построить вокруг Ленинграда бетонные укрепления, и для их уничтожения авиацией или обычной артиллерией потребуется слишком много бомб и снарядов. А так выкатится такая самоходка на дистанцию прямого выстрела и несколькими снарядами прямо по амбразуре подавит или уничтожит вражескую огневую точку. Как раз на базе вашего КВ можно сделать. Мы так и делали. Хорошо, что нам батальон КВ дали, вот они прямой наводкой немецкие огневые точки и давили. Просто у него орудие слабое, всего семьдесят шесть миллиметров, а если поставить сто пятьдесят два, то оно на раз будет выносить вражеские укрепления.
– Хорошо, с этим понятно. А как вы думали действовать?
Я подошёл к лежавшей на столе карте, на которой была отражена обстановка, и начал.
– Думаю, лучше всего ударить на Ораниенбаум[16], пробить коридор туда и уже оттуда наносить основной удар. Как раз получится ударить немцам во фланг.
– Почему так?
– Так проще сосредоточить силы, в результате получится более мощный удар, к тому же береговые батареи помогут при штурме. Основные немецкие укрепления расположены как раз со стороны Ленинграда, а те, что находятся в направлении Ораниенбаума, мы сможем достаточно легко подавить именно при помощи штурмовых самоходок. Думаю, достаточно одного полка, чтобы на протяжении одного километра проломить вражескую оборону, а потом ударом по флангу за его укреплениями оттеснить врага и создать достаточно широкий коридор. Затем, перебросив на Ораниенбаумский плацдарм нашу армию, при помощи береговых батарей мы проломим их оборону, после чего серьёзных укреплений у противника не останется. Пара батальонов КВ при поддержке пехоты и артиллерии и воздушном прикрытии вполне способны пробить дорогу нашим войскам. Тут главное – держать собственные фланги, чтобы немцы не прервали снабжение нашей ударной группировки.