Поскольку в этот момент земля под ногами тяжело вздрогнула от мощного строенного взрыва. Оказавшегося настолько мощным, что со стенок траншей потекли целые потоки иссушенной солнцем глины, а у левофлангового ДЗОТа разошлись бревна перекрытия. Несколько сот килограммов тротила разнесли все три бетонные опоры. Лишившиеся поддержки пролеты обрушились вниз на всем сташестидесятипятиметровом протяжении вместе с бронетехникой, несколькими грузовыми машинами и шагающими по обеим сторонам моста пехотинцами. Танки и вспыхнувшие автомашины сразу скрывались под водой, вместе с искореженными обломками моста превращая бывшую переправу в немыслимое нагромождение рваного и перекрученного ударной волной металла, разобрать которое будет весьма непросто – и уж точно абсолютно невозможно в самое ближайшее время. Взрыв поджег и разлившееся горючее, успевшее просочиться между досками настила и как следует пропитать древесину. По поверхности реки тоже побежали язычки пламени – топливо, согласно незыблемым законам физики, осталось на поверхности воды. На несколько минут, прежде чем волны отнесли ниже по течению пылающие пятна, на месте бывшей переправы воцарился настоящий огненный ад…
Сколько всего погибло пехотинцев, точно подсчитать не удалось – большая часть числилась пропавшими без вести, поскольку до берега добрались считаные единицы. В основном те, кому посчастливилось не оказаться в эпицентре взрывов и кого не уволокло под воду многотонной техникой или конструкциями моста…
Отрезанных на восточном берегу немцев перебили быстро. Подбитые, но так и не загоревшиеся танки и броневики подожгли, расстреляв бензобаки, или подорвали ручными гранатами, чтобы не оставлять фашистам ремонтопригодной техники. После чего последние защитники переправы вместе со свернувшими позиции минометчиками отступили к Ивановскому. На самом деле минометные батареи далеко не уходили, поскольку комдив имел на них отдельные планы, лишь имитируя эвакуацию. Позиции для них уже были подготовлены буквально в полукилометре отсюда. А затаившиеся неподалеку от реки корректировщики должны были помочь этим планам осуществиться во всей их полноте и прочей эффективности.
Недолгая оборона прекратившего свое существование моста через Лугу завершилась с явным перевесом в сторону оборонявшихся…
Лужский рубеж, с. Ивановское, 13 августа 1941 года
– Товарищ полковник, связь со штабом группы, срочно. Генерал-лейтенант Пядышев на линии.
– Благодарю, Анатолий Петрович, не поверите, как раз собирался доложиться, да товарищ командующий первым успел, – слегка покривив душой, кивнул Сергей, беря в руку эбонитовую трубку полевого телефона.
Ближе к полудню делами 191-й стрелковой дивизии, наконец, заинтересовались в штабе ЛОГ[27]. Откровенно говоря, Кобрин думал, что это произойдет еще вчерашним вечером, но и подобное развитие событий ему вполне подходило. А еще больше подходило, если б ему вовсе никто не мешал. Но это уж из разряда ненаучной фантастики. Так что придется докладывать. Собственно говоря, донесения вышестоящему командованию отправлялись, как и положено, так что с этим все в порядке. Главное, чтобы сейчас оное командование не начало, по давней армейской традиции, грузить множеством ценных указаний, из которых придется выбирать, что выполнять немедленно, что отложить, дожидаясь, пока «само рассосется», а что и откровенно… гм… проигнорировать. Утерять, так сказать, старым военно-морским способом…
Впрочем, возможно, Константин Павлович просто хочет услышать доклад из первых уст, вовсе не собираясь учинять разбор полетов. Да и что тут пока разбирать? Только вторые сутки боев пошли… Тем более Пядышев – весьма опытный и толковый командир, настоящий патриот своей Родины, беспочвенно наезжать и обвинять в несуществующих грехах не станет, сначала выслушает. Да и послужной список более чем впечатляющий. Военную карьеру начал простым прапорщиком, дослужившись к концу Первой мировой – или Империалистической, как ее принято здесь называть – до чина штабс-капитана. Участник Гражданской с 1918 года, стоял у истоков создания Красной Армии. Командовал бригадой, а в самом конце войны – даже и дивизией. В межвоенные годы дважды обучался на курсах высшего комсостава, так что можно сказать, Академию Генштаба закончил, пусть и де-факто. К началу зимней войны с белофиннами занимал должность заместителя начштаба Ленинградского округа. Смело критиковал планы армейского руководства, в частности, считал, что штурмовать линию Маннергейма без массированного применения тяжелых гаубиц и бомбардировщиков нельзя, а лучше и вовсе обойти. Да и к готовности РККА к боевым действиям в условиях сурового северного климата относился с определенным скепсисом. Но, несмотря на поддержку командующего округом Шапошникова, нарком обороны весьма холодно отнесся к этому предложению. Непосредственно во время Финской войны Константин Павлович командовал стрелковым корпусом, участвовавшим во взятии Выборга. Летом того же года получил генерал-лейтенанта и ненадолго, буквально на неполный месяц, стал командармом, но был переведен в Москву, в центральный аппарат РККА. Сложно сказать, в чем крылась истинная причина этого перевода, произведенного по личному указанию самого Иосифа Виссарионовича. Вполне вероятно, в том, что выводы проведенного по итогам зимней кампании секретного совещания полностью подтвердили изложенные Пядышевым еще до начала боевых действий факты…
Буквально со второго дня Великой Отечественной генерал-лейтенант, занимая должность заместителя командующего округом, лично курировал строительство Лужского оборонительного рубежа. Судя по послевоенным воспоминаниям, бойцы крайне положительно оценивали построенные укрепления, спасшие множество жизней и, так или иначе, сорвавшие «блицкриг» под Ленинградом. В начале июля генерал-лейтенант возглавил Лужскую оперативную группу, занявшую созданные под его руководством позиции, однако уже через пару недель был внезапно арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и антисоветской деятельности. Дальше совсем печально – обвинительный приговор Военной коллегии, десять лет по «пятьдесят восьмой» статье – и смерть в лагере через три неполных года…
Правда, все это было в реальной истории, а как сложится сейчас? Сложно сказать. С одной стороны, развитие исторических событий уже изменилось, где-то пойдя по несколько иному пути, как под Смоленском, где-то – как, к примеру, в его случае – просто отставая от прошлого варианта примерно на три-четыре недели. Пока ясно одно: на данный момент он не арестован, продолжая занимать свою должность. Впрочем, еще и не конец месяца…
Хм, вот интересно, если Лужский рубеж не просто удержит гитлеровцев на подступах к Ленинграду, а вовсе НЕ ПОЗВОЛИТ им замкнуть кольцо окружения, это ему чем-то поможет? Поскольку победителей на Руси, как известно, не судят? Или крамольные разговоры среди знакомых и письма к супруге с критикой компартии и высшего армейского руководства – правда и уже ничего не изменить?
Так ли оно обстояло на самом деле и что послужило реальным поводом для ареста, Сергей точно не знал, поскольку среди доступной информации об этом никаких подробностей отчего-то не имелось. Возможно, все это тут и вовсе ни при чем. В конце концов, Пядышев спокойно прошел так называемую «чистку» конца тридцатых годов среди высшего руководства РККА – значит, конкретно под него никто не копал. А вот тогдашний нарком обороны вполне мог и затаить обиду еще со времен Финской – за ту самую аналитическую записку, которую не воспринял всерьез. Зато в конце июля, когда стали срочно искать виноватого за немецкие прорывы под Ивановским и Большим Сабском и неудачные попытки их купировать, что и на самом деле поставило под угрозу судьбу города на Неве, могли всплыть какие угодно прошлые грешки. Хоть те самые крамольные разговоры, хоть личное отношение со стороны Климента Ефремовича, хоть еще что-то, о чем Сергей даже не подозревал. Если это так, то у Пядышева появляется весьма и весьма неслабый шанс выкрутиться – не будет разгрома на Луге (чем Кобрин сейчас, собственно говоря, и занимается), не окажется и повода его арестовывать и судить…
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
– Здравствуйте, товарищ Лукьянин. – Связь оказалась на удивление хорошего качества. – Давайте без чинов, Дмитрий Акимович. В целом я в курсе ситуации, сражаетесь вы неплохо. Вопрос только один: почему приняли решение отступить и уничтожить мост?
– Так точно, Константин Павлович, есть без чинов. Переправа уничтожена, поскольку я больше не вижу ни малейшего смысла ее оборонять.
– Поясните, пожалуйста.
«Даже так, пожалуйста? – мысленно хмыкнул Кобрин. – Действительно, старая школа».
– Противник в любом случае взял бы мост в течение самого ближайшего времени. Прилегающая местность просто не позволяет применять войска массированно, в том числе и бронетехнику, поэтому дальнейшая оборона лишь стоила бы мне ненужных потерь. Считаю, что приречные оборонительные позиции я использовал с максимальным эффектом, возможным в данной ситуации. Практически в полном составе уничтожена боевая группа противника под командованием полковника Рауса, суммарные потери – до батальона легких танков и больше двух батальонов пехоты вместе с бронетранспортерами. Данные подтверждены визуальным наблюдением. Нанесен существенный урон передовым частям шестой танковой дивизии. Но самое главное, более чем на сутки задержано продвижение противника в направлении на Ивановское и дальше, к Ленинграду.
– Да, вы держитесь уже второй день… – согласился собеседник.
– Я не совсем это имел в виду, – мягко перебил Пядышева Сергей. – Мост уничтожен таким образом, что восстановить его в ближайшее время абсолютно не представляется возможным. Противнику придется наводить понтонные переправы, чему мы, разумеется, станем препятствовать всеми доступными силами и средствами. Как минимум до середины сегодняшнего дня они Лугу не форсируют, а возможно, и дольше того.